Красиво жить не запретишь - Иван Мотринец

— Пошли.

— Ваши кадры?

— Поглядим.

Перед дверью в десятую Яворивский вполголоса дал разъяснения:

— Дверь, замечаешь, приличная? И за дверью, уверяю, приличная обстановка. А ты, Валентин, ломишься, словно к уголовникам. Вежливо нужно, с паролем. Но ты уже наследил, не поверят теперь в мою вежливость. Все же попробуем!

Майор трижды, с интервалом, постучал по звонку, не затронув кнопку. Ни малейшего шороха.

— Что ж, начнем следующий этап. Хозяюшка! Будьте добры, откройте дверь. Милиция беспокоит. Ночь, когда вы могли отстаивать неприкосновенность вашего жилища, позади. Восьмой час, прекрасное утро нового трудового дня.

За дверью ни единого звука. Майор твердо, требовательно постучал уже в дверь:

— Советую открыть добровольно. У нас имеется информация, что в этой квартире скрывается опасный преступник, объявленный в розыск. Дверь через пять минут будем вынуждены взломать — в присутствии понятых и представителя жека. Засекаю время!

И уже тихо, почти шепотом, Яворивский, закуривая, проронил:

— Такая наша сволочная работа. Уговаривай, убеждай. Какое там — взломаем дверь! После не отпишешься. Знаете, какие преимущества у любого хулигана перед милиционером? Тот тебе плюнет в лицо, пошлет подальше кузькиной матери, а ты — не моги. Бывает, конечно, что срывается наш брат, не из камня. Но плохи его дела, ежели два свидетеля покажут: превысил работник милиции свои права.

Анна Петровна, дворник, молча, в стороне наблюдавшая сцену, подошла к двери, сказав:

— Попробую-ка я, — постучала дробно, часто — Настя! Открывай, я здесь, дворничиха, тетка Ганя. Мне тут поручили книжку твою взять, по которой за квартиру платите. Я объяснила уже, что ничего такого за пашей квартирой нет, тетка с мужем на морях, а ты девка хорошая, какие там фулиганы! Открывай, Настя, они ведь не знают, кто ты, начнут ломать — поздно будет.

Прислушивающийся у самой двери Скворцов услышал легкие — женские шага и вновь — тишина Яворивский достал перочинный нож, нарочито громко стал просовывать его в дверную щель, крикнул:

— Взялись!

Тут же прозвучало быстрое, нервное:

— Не ломайте, я сейчас, сейчас открою, за ключом сбегаю.

Дверь действительно распахнулась, у проема стояла изящная, взлохмаченная девушка в длинном серебристо-голубом халате. Худенькое сонное лицо казалось испуганным.

— Ну вот, старым знакомым не открываешь, — первым заговорил Яворивский, первым же переступив порог. — Ты одна? Ясно. Приятелям и подругам, скажи, чтоб не играли в прятки. Выясним, что требуется, и все свободны, ежели выполняют главные заповеди: не убий, не укради и так далее.

Настя молчала, однако испуг как бы стерли с ее лица. Теперь оно улыбалось и было, несомненно, красивым. Валентин подумал, что, верно, так выглядит чувственная красота: пухлый, с капризным изгибом рот, большие, как будто влажные, только что промытые, беззастенчивые зеленые глаза, длинные черные ресницы, оставляющие, вздрагивая, след краски почти под бровью. Худенькая, стройная, но грудь и бедра не теряются под тонким халатом. Заметил и совсем крошечную ступню. Породистая девица. Может, таких рыжих писал Ботичелли, впрочем, в те времена ценились женщины с более пышными формами. И еще подумалось Валентину, что пять таких Насть потеряются перед неуловимо нежным обаянием Инны.

Яворивский, между тем, распахнул широкий одежный шкаф и из него, как в известном анекдоте, вышел… нет, не мужчина — длинноногий юнец в кожаном пиджаке. Затем висящая одежда заколыхалась и выпустила еще одного, полуодетого. Из смежной комнаты появилась девица в узеньких кружевных черных трусиках и сразу же зачастила:

— Вам еще придется извиняться за то, что ворвались в чужой дом, людей запугивали, к женщинам клеились!

— Бесстыжая ты девка, а никакая не женщина, возмутилась Анна Петровна, вынула из шкафа какую-то цветастую тряпку, бросила белобрысой девице на голое плечо. — Прикрой срамоту, как после на люди покажешься!

— Зайцы во хмелю, спокойно отозвался Яворивский. — Сейчас мы их соберем, погрузим, доставим и во всем спокойно разберемся. Настя, свистать всех наверх!

Настя безмолствовала. Конечно, инициативу проявила Анна Петровна. Ее тут же зло обругали в два голоса, и из ванной появилась полуголая парочка.

— Настя, все в сборе? — поинтересовался Яворивский.

— Боб, выходи! Ничего тебе не сделают, — заговорила, наконец, рыжая.

Боб вышел, единственный из всей честной компании одетый, обутый, хмурый, длинноволосый, явно уже протрезвевший тоже в отличие от других. Не оставалось сомнений, чем занимались молодые люди. Стол в гостиной еще вполне мог накормить-напоить стольких же. На бутылках с коньяком, шампанским, десертным вином красовались штампы ресторана «Москва». Харч, очевидно, был тоже оттуда. Пошиковали детки. Спальные места — диван, тахта, кровать, разбросанная одежда говорили и о другом занятии.

— Откуда деньжишки? — подняв пустую бутылку «Чайки», вопросил Яворивский. — Ничего, ребятки, поедем в управление, выясним ваши личности и все остальное.

— Не имеете права на арест! — голос одетого юноши звенел — от волнения ли, страха?

— До ареста еще не дошло. Но хозяева квартиры, уверен в гости бы вас не позвали. Их интересы мы сейчас и защищаем. Заодно выясним, совершеннолетняя ли эта сердитая и пьяная особа, — указал Яворивский на ту, что появилась из комнаты и своим подростковым, неразвитым телом отнюдь не напоминала Афродиту, появившуюся из пены морской.

Майор, бросив «пять минут вам на одевание», пошел вместе со Скворцовым в обход по комнатам. Ясно, как дважды два. Валентину же, покидая негостеприимную квартиру, посоветовал дружески:

— Поехали, для тебя может оказаться полезной моя информация. Пару-тройку идей подброшу.

Скворцов, поблагодарив Анну Петровну и пообещав зайти после обеда, сел с Яворивским в уазик. Позже сыщик не раз будет в мыслях возвращаться к делу об убийстве Черноусовой и поражаться собственной слепоте, будет скрипеть зубами от бессилия что-либо переиначить, вовсе в тот день не встречать бы Яворивского. Но в тот день…

— Вот мои досье, Валентин. Тут на любой вкус; Удивлен? Но вторая древнейшая профессия никогда не исчезала, ни при одном строе. В обществе развитого социализма и коммунистической морали спрос на нее год за годом повышался. И, думаешь, я пожинал лавры победителя, борца за высокие моральные устои? Моя возня сродни охоте на ведьм. Проституции в стране Советов не существует. Бороться с призраками донкихотство. Даже с такими, запечатленными на снимках.

— Однако такое досье не соберешь за пару лет…

— Верно. Разумеется, собрал я этот букет незабудок не впрок, до выслуги лет, и не затем, чтобы приятелей поразвлечь. Он хорошо работает сейчас. Рановато тебя посвящать в эту подпольную жизнь, но чего не сделаешь для хорошего человека. Итак, старший опер, как бы ты пристегнул в делу об убийстве этот благоухающий цветник?

— Убита, напомню, старуха, принадлежащая к элите. Судя по всему, ее имущество осталось в целости.

— Ну, брат, ты еще под стол пешком ходишь. Ладненько, ознакомься тут, разложи пасьянс, раскинь мыслью, потом потолкуем. Кстати, две пташки из тех, что мы сейчас сюда доставили, имеются в этих папках. Вспомни, ни одна и бровью не повела, что мы старые знакомые. Обе известны в вендиспансере, но с тех пор они подросли, от скамеечной любви до уютного гнездышка — большой и трудный путь. Работай.

Скворцов остался один. Со снимков, в основном, глядели на него очень молодые и пресимпатичные физиономии. Какое же свинство — мужская похоть. Пошел бы хоть один к проститутке при условии, что другой в это время с его сестрой не будет церемониться? Попадаются в «досье», и часто, лица интеллигентные, умные. Не может быть сомнения, что основной клиент — не пацаны, а мужики с толстым бумажником. Жены, конечно; имеются, потому что свободного мужика, как правило, ублажают бесплатно, в кредит.

Да, нашим вендиспансерам работы хватает. И черт знает, где выход! Легализовать проституцию? То есть, признать, что у твоей сестры, твоей дочери есть и такой «профессиональный» выбор?

Скворцов захлопнул последнюю папку, отодвинул. То ли руки хочется вымыть, то ли выругаться так, как умеют только славяне. Встал, открыл окно, закурил. Ждать Яворивского или оставить записку? Майор, конечно, переигрывает, только на своем участке — явный спец. Но ему, Валентину, какая корысть?

— Размышляешь? — Яворивский появился стремительно, его стиль общения, должен был признать для себя Валентин, подкупал, располагал. Майор продолжил столь же дружески: — Давай сейчас прикинем вместе, как этот мой банк информации заставить поработать на твое убийство.

— Спасибо, но… Откуда столько снимков, причем отличного качества, прямо фотоэтюды?