Ворон и Голландка - Лора Липпман

Теперь она поняла: Ворону просто нужна была девушка, похожая на ту, которая вышла замуж за его молодого отца.

* * *

Чуть позже Тесс лежала на кровати в комнате Ворона поверх покрывала и разглядывала постер «Дэйв Мэтьюс бэнд»[53]. Ей казалось, что она весь вечер только и отвечала «нет».

«Нет, работа не нужна».

«Нет, не надо больше картошки, хотя она очень вкусная, спасибо».

«Нет, не знаю, смогу ли работать в Техасе. Даже не в курсе, действует ли там моя лицензия и можно ли мне носить оружие в Виргинии».

«Нет, не давайте Эсски больше ветчины, в ней слишком много натрия».

«Нет, ничего не знала и не слышала про Ворона, пока не пришло письмо».

«Нет, нет, нет».

Но Фелиция и Крис не сдавались. Наверное, они считали, что провели удачный маневр, поселив Тесс в детской комнате Ворона, полной его вещей. Но это лишь прибавило ей решимости покинуть их дом и убраться из Шарлотсвилла подальше. Фелиция и Крис, дававшие сыну все, что тот хотел, теперь, судя по всему, твердо решили вернуть ему Тесс.

Но родители не понимали, что он не хотел ее, а она не хотела его.

Раздался стук в дверь, в проем просунулась голова Криса Рэнсома.

– Можно войти?

– Это же ваш дом.

Он отодвинул стул от деревянного письменного стола, настолько поврежденного, будто на нем провели множество опасных химических экспериментов, и сел.

– Ты так тихо вела себя за ужином, – легко улыбнулся он. – За весь вечер произнесла всего несколько слов.

– Я желаю вам лишь самого лучшего. Я вполне понимаю вашу озабоченность, но нужно нанять детектива, который хорошо знает Техас.

– Зато ты знаешь Ворона.

– Разве?

Пальцы Криса Рэнсома стучали по надписям, выцарапанным на столе, который ломился от всевозможных мальчишеских коллекций – птичьи гнезда, камни, наконечники стрел. Комната напоминала музей, сохраненный не столько на случай возвращения Ворона, сколько для того, чтобы будущие поколения, если пожелают, увидели ее такой, какой тот ее оставил. «А здесь известный композитор (художник, будущий президент страны) играл с моделями самолетов и изучал ночное небо в телескоп». Родители же Тесс превратили ее комнату в комнату для досуга, как только она окончила колледж.

– Не совсем понимаю, Тесс.

– Я имею в виду…

Ей показалось наглостью продолжать лежать на постели, поэтому она спустила ноги на пол и села.

– Я имею в виду, я знала его больше года, мы работали рука об руку в тетином книжном магазине. Мы встречались почти полгода. Но я ничего о нем не знала. Либо я не слушала его, либо он ничего не рассказывал. И то и другое, думаю.

– Так чего ты не знала?

– Я не знала, что он сын Фелиции Кэндалл, например. Или что вы были шишкой в Гарварде.

– По-моему, это не так уж важно. К тому же мы уехали в Шарлотсвилл, и Ворон легко мог быть кем-то другим, а не сыном известного скульптора и «гарвардской шишки», выражаясь твоими словами. Слава родителей может испортить ребенка.

– Фелиция сказала, что вы переехали из-за того, что не могли найти счастья в Бостоне.

– Она так сказала? – Крис переставлял птичьи гнезда, хотя Тесс казалось, что они и без того стоят идеально. Затем стал двигать их, словно показывая орнитологическую версию известного карточного фокуса.

– Вы были там широко известны? – спросила она по наитию, повинуясь несуществующему воспоминанию. – Скандально известны?

Крис улыбнулся. Его внешнее сходство с Вороном до сих пор сбивало Тесс с толку. Во многом он был таким, каким, пожалуй, она хотела видеть Ворона – только повзрослевшим.

– Вот видишь, почему мы с Фелицией хотим, чтобы именно ты помогла нам. У тебя превосходная интуиция.

– Не льстите мне, пожалуйста. Просто ответьте на вопрос.

Крис напоминал ребенка, которого заставили прочитать стихотворение наизусть.

– Сейчас трудно представить, но двадцать пять лет назад мы с Фелицией имели скандальную славу, по крайней мере, там, в Бостоне. Сразу хочу заметить, что в те времена порог скандальности был значительно ниже, чем сейчас.

– И что вы такого сделали?

– У нас была интрижка.

Взгляд Тесс будто вопрошал: «И это все?» Крис снова улыбнулся.

– Шокирует, да? Шокирует мысль о том, что когда-то такое могло шокировать. Муж Фелиции был научным руководителем в Гарварде. Я был его лучшим студентом и собирался со временем привезти в альма-матер все крупные известные премии. Я разрабатывал теории, которые могли изменить наш мир. Но вместо этого перевернул свой. Я влюбился.

Он снова поправил птичьи гнезда, но его голос приобрел теплый, мечтательный оттенок. Эта часть истории явно была его любимой.

– Я влюбился, а Фелиция забеременела. Хотя постой… Так можно подумать, будто я тут ни при чем. На самом деле я этого хотел. Она забеременела от меня, потому что я не мог без нее жить. Я думал, она не бросит мужа ради меня, но бросит ради ребенка. Не потому что не любила, просто Фелиция была осторожной, рассудительной женщиной. Она в основном поступала не так, как сама хотела, а так, как от нее ждали.

– Но вам удалось все изменить.

– В конечном итоге да, удалось. Ворон появился на свет до того, как она развелась, и мы так никогда и не поженились официально. К тому же разница в возрасте действительно смущала людей. Мне было двадцать два, а ей тридцать три. Глупо, как возраст может сбивать людей с толку, да?

Тесс, которая порой мучилась из-за шестилетней разницы между ней и сыном Криса, не стала отвечать на этот вопрос.

– А Ворон знал обо всем этом?

– О да, – нахмурился Крис. – Хотя вообще-то он, скорее всего, не знает, что мы не женаты. Мальчишек мало заботят такие вещи, так ведь? Они никогда не просят показать свадебные фотографии. Если бы он спросил, мы бы ему сказали, но я не припомню, чтобы заходила речь. Мы каждый год отмечаем нашу годовщину, только это годовщина не свадьбы, а ночи, когда мы встретились. Тридцатое мая. На вечеринке в День памяти[54]. На Фелиции тогда было бледно-зеленое платье.

Тесс покопалась в памяти, пытаясь найти хотя бы обрывок этой истории. Ворон наверняка должен был хоть что-то рассказывать об этом. Нет, ничего не вспомнила.

– Я ничего об этом не знала, – сказала она, пытаясь придать голосу грустный оттенок, но получился глухой бубнеж. – А Ворон знал, как познакомились мои родители, как они жили. Он знал, какие бары попадают под надзор моего отца – он инспектор в Балтиморе. Он даже знал, чем моя мама занимается в Агентстве национальной безопасности, хотя это вообще-то конфиденциальная информация.

– Она диспетчер, верно? Высокая, как ты, женщина; старается подбирать под одежду самую подходящую обувь из возможной.

Тесс подошла к комоду Ворона, на котором поверх грубой ткани была выставлена детская коллекция фигурок из «Звездных войн».

– Видите? Вы даже знаете, как моя мама одевается. Это уже больше, чем мне известно о Фелиции. А вы еще хотите сказать, что я знаю Ворона.

– Ворон – один из лучших слушателей в мире.

– Он же постоянно болтает, – возразила Тесс.

– Да, болтает. Но при этом никогда не выдает информации о самом себе, верно? Он рассказывает о последней прочитанной книге, о песне, над которой работает, о чем-нибудь необычном, что увидел на улице. Но никогда о себе. Удивительная черта. Он может одурачить кучу людей, заставив их думать, что они с ним близки, хотя на самом деле вовсе нет. Все эти слова, вся его болтовня – это лишь способ держать людей на расстоянии.

– Значит, я права: я по-настоящему никогда его не знала. Я подхожу для поисков еще меньше, чем думала сначала.

Крис поднялся.

– Хочу кое-что тебе показать. Это внизу, в студии Фелиции. Не возражаешь?

Ночь была прохладной, одной из первых настоящих осенних ночей в году. Они смотрели, как изо рта идет пар, когда шли через сад в коттедж, из которого Фелиция материализовалась днем. Крис Рэнсом отпер дверь и включил свет.

– У Ворона здесь была собственная мастерская, – Крис грустно улыбнулся. – Пожалуй, мы были к нему слишком снисходительны.

– Я пойму ваши теории? – вдруг спросила Тесс, запнувшись на мгновение. Ей было неуютно, она испытывала чуть ли не страх перед тем, что Крис Рэнсом решил срочно ей показать. – В смысле, вы же экономист. Вы сможете настолько упростить, что даже такая балда, как я, поймет?

– Если не смогу, в этом будет моя вина, а не твоя. Исходное положение – изобилие.

– Изобилие?

– Сейчас оно достаточное.

Разум Тесс отказался это понимать.

– Все, что я вижу, говорит о том, что мы живем во времена нехватки, что людей слишком много, а ресурсов – слишком мало.

– Что ж, теория изобилия и начинается с того, что меняет представления об уровне «достаточного». Я привел тебя сюда, чтобы показать студию Ворона. Чтобы убедить: ты знаешь его, а он знает тебя.

Он открыл дверь в дальнем конце огромной комнаты, где работала Фелиция. В окна струился лунный свет, и прежде чем Крис зажег свет, Тесс почувствовала присутствие сотен холстов, больших и маленьких. Но когда помещение осветилось, она увидела, что в комнате их не более дюжины, и все они были довольно небольшого размера.