Шут и трубадур - Анна Овчинникова

По пути он поскользнулся в кровавой луже, чуть не упал — похоже, даже его выносливость подходила к концу — но вовремя ухватился за плечо рыцаря и потащил его за собой.

— Едем! — потребовал Лев. — Сейчас ты споешь ей такую канцону, что у нее волосы встанут дыбом! По всем правилам Веселой Науки…

— Я пою только к фее Фата-Моргане, — упираясь, возразил Кристиан Рэндери.

— Пр-рекрасно! — не слушая, орал Роберт Лев. — Вперед! Тебя должна услышать одна красотка! К ней! И — тысяча дьяволов! — пой о чем хочешь, лишь бы ее пробрало до самых костей! За мной!..

— К ней! — подхватило несколько голосов, но половина рыцарей, решительно вскочивших на ноги, тут же рухнули под стол, где храпел изнемогший в борьбе с дьяволом монах.

Однако Роберт Лев никогда не отступал от задуманного.

— Факелов! — яростно гаркнул он.

Несколько слуг обступили его с факелами в руках.

— Шута! — прокричал Роберт Лев.

Кто-то, угадав, какого именно шута требует граф, вытащил из-под стола мальчишку в мохнатой шкуре, встряхнул и поставил перед господином. Шут немедленно повалился снова — он был смертельно пьян — и его стало рвать на залитом кровью полу у ног Роберта Льва, который даже не взглянул на него.

— Ну, кто со мной?! — прорычал он.

— Я, я, я! — раздалось несколько голосов, и падающие с ног, но не побежденные весельем рыцари стали из разных концов зала пробираться к хозяину замка.

— Тогда вперед! — заорал граф, схватил зачем-то в охапку шута и бросился к двери, круша то, что еще уцелело от буйства пирующих гостей.

Рыцари с воплями, рычанием и ржаньем вывалили на ночной двор, где между спящими вповалку людьми бегали оседланные кони — на тот случай, если графа опять куда-нибудь понесет. Роберту Льву подвели вороного жеребца, он кинул шута поперек седла, вскочил на коня и метнул пылающий взгляд на свою поредевшую свиту.

— За мной! — крикнул он и бросил коня в галоп.

Следом за графом на чужой пегой лошади вылетел в ворота странствующий рыцарь, а за ним — человек пятнадцать рыцарей, несколько оруженосцев и десяток слуг с зажженными факелами, — и торнихозская ночь невозмутимо поглотила отряд.

6

Безумная скачка по полям длилась то ли пять минут, то ли час, и торнихозская нечисть выла со всех сторон, норовя схватить зажженные факелы мохнатыми черными лапами. Время от времени кто-нибудь из всадников начинал с воплем тыкать мечом в темноту, а другой слегка дрожащим голосом затягивал песню про Полли и монаха; потом под копытами лошадей гулко загрохотала дорога, и впереди замаячили зубцы замковой стены.

У многих при виде них поползли по спине мурашки, ведь именно в заброшенных замках обожает собираться нечисть, это известно всем! Лучше было даже не гадать, какие враги человеческого рода могли найти приют в замке, лежащем в сердце Торнихоза, который преподобный Гилберт Кетский недаром назвал родиной нечисти. Многие горько пожалели, что не догадались захватить с собой монаха для защиты от колдовства, и тайком крестились, шепча молитвы.

Рэндери тоже пробормотал «Отче наш» — и догадался, что именно этот замок Роберт Лев взял две недели тому назад, в воскресенье.

Было видно, что граф вложил в штурм всю свою неистовую душу. Ворота были пробиты во многих местах, словно в них колотил кулаком чудовищный великан, трава вокруг крепостной стены была выжжена на расстоянии полета стрелы, на крепостных зубцах покачивались расклеванные вороньем висельники.

Рэндери на своем веку повидал немало взятых штурмом крепостей, и все же покачал головой и присвистнул. Страшная ненавидящая сила пронеслась через этот замок, оставив его лежать посреди степи безжизненным и безмолвным — почему? Зачем? Даже если бы здесь жил смертельный, заклятый, лютый враг Роберта Льва, граф наверняка не смог бы сделать для него больше, чем сделал для своего покойного соседа…

Отряд миновал засыпанный ров и ворвался в ворота. Копыта коней высекли стайки искр из стертых булыжников двора, и обитающие в руинах привидения, должно быть, бросились к окнам, чтобы посмотреть, кто там приехал.

Но граф не дал им себя рассмотреть. Он спрыгнул с коня, выхватил у слуги факел и бросился в низкую дверь запасного хода.

Кристиан Рэндери протиснулся за ним, не понимая толком, что им надо в этих развалинах. Следом за трубадуром, лязгая оружием и ругаясь так, что целый полк привидений обратился бы в бегство, по узкому коридору валили пьяные рыцари.

Роберт Лев уверенно миновал несколько переходов, поднялся по винтовой лестнице и остановился в главном зале донжона, рыча от нетерпения. Пять факелов не разгоняли мрак, а лишь сгущали его, и когда в пробоину в потолке вдруг ворвалась летучая мышь, все дружно вздрогнули — и господа, и слуги. В следующий миг волосы у многих встали дыбом, приподняв шлемы: в черной глубине, на полпути между потолком и полом, возник маленький огонек. Кристиан Рэндери, стоявший впереди рядом с графом, мокрой от пота рукой нашарил рукоять меча, готовясь дать бесполезный отпор нечистой силе, прежде чем та все-таки одолеет. За его спиной кто-то громко начал читать молитву — и сбился на первой же строчке.

Но Роберт Лев заорал нечистой силе таким повелительным тоном, как будто был князем тьмы и хозяином всей Преисподней:

— Эй, старая карга, долго мне еще ждать?! Шевелись, или, клянусь копытами сатаны, будешь плясать перед моими гостями, пока не околеешь!

— Иду, хозяин! — дрожащим голосом отозвалась нечистая сила. — Спешу-у!

Огонек стал спускаться быстрее и вскоре осветил длинную, худую, оборванную старуху, держащую в руке свечу. Присмотревшись получше, рыцари разглядели полуразрушенную лестницу, по которой спустилась старуха, и выразили свое удивление в заковыристых ругательствах и божбе.

Старуха, приседая перед Робертом Львом, бормотала извинения, но тот прервал их гневным рявком:

— Где госпожа?!

Старуха мяукнула, крепче зажала в руке свечу и унеслась вверх с удивительной для ее возраста прытью.

— Зажечь факелы! — заорал слугам Роберт Лев. — Что вы пялитесь на меня, дармоеды, висельники, ублюдки? Думаете встречать госпожу в темноте, мерзавцы?!!

Слуги бросились кто куда, зажигая торчащие в железных держателях факелы, и скоро в зале стало почти так же светло, как в берлоге Роберта Льва.

Только пол здесь был каменный, потолок высокий, и любой звук птицей возносился к пробитому своду, а ударившись о него, возвращался обратно с многократной силой. Когда человек говорил нормально, казалось, что он кричит, а крик походил на глас Божий.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});