Шут и трубадур - Анна Овчинникова

Роберт Лев оглядел двор, похожий на поле боя, заваленное телами павших бойцов, и презрительно пожал плечами.

— И всего каких-то там десять дней! — буркнул он. — Или двадцать? Эх, разве так мы пировали после взятия Палангута!

Кристиан Рэндери, соскочив с коня, хотел спросить у графа, чье привидение обитает в развалинах замка — но забыл обо всем, когда его обхватили сзади сильные руки и страстный голос позвал:

— Ну, вот и вы наконец, господин! Пойдемте скорей, я уже заждалась!

Да, неутомимая красотка оказалась выносливее всех рыцарей, оруженосцев, коней и слуг, вместе взятых, и граф, одобрительно захохотав, сказал, что вот у кого стоило бы поучиться всем этим обленившимся неженкам! Лев опять начал было рассказывать о пирушке после взятия Палангута, но вскоре заметил, что рядом с ним никого нет: Кристиан Рэндери вместе со стойкой красоткой бесследно исчез в темноте двора, и одному лишь богу известно, в каком уголке замка или конюшни нашел этой ночью приют и ласку рыцарь Фата-Морганы.

Граф снова захохотал и, пошатываясь, вошел в замок, двери которого никогда не запирались, так же, как никогда не запирались ворота замковой стены и не поднимался перекинутый через ров подъемный мост.

* * *

Шаги Роберта Льва умолкли в темной пещере замка, и очень долго на дворе не было слышно ничего, кроме многоголосого храпа. Потом за одной из уцелевших бочек что-то зашевелилось, оттуда послышались сдавленные звуки: если верить епископу Шекскому, такие звуки издает дьявол, когда очередной обратившийся в истинную веру еретик ускользает из его когтистых лап.

Однако на сей раз дьявол был ни при чем.

Новый шут Роберта Льва с трудом выбрался из-за бочки и тут же упал, ткнувшись головой в живот гулко храпящего рыцаря. Рыцарь не проснулся, но шут все равно поспешил убраться подальше: цепляясь за ноги лежащих, время от времени падая и приникая лбом к холодным поножам и латным рукавицам, он стал пробираться к воротам, через которые врывался свежий ветер. По дороге шут успел подобрать рваную тряпку (бывшую недавно частью чьей-то одежды), завернуть в нее полкраюхи хлеба, боднуть головой винную бочку, случайно оказавшуюся на его пути, — однако сумел не растерять свою добычу и наконец уселся у ворот, тяжело дыша и прижимая узелок к груди.

За открытыми воротами лежало тихое поле — поле ночного Торнихоза. Но лишь тот, кто никогда здесь не жил, мог обмануться его безмятежным спокойствием. Шут родился и вырос в этих краях — и знал, что в залитых лунным светом полях сейчас со стонами шмыгают домовые, чьи дома были сожжены или разорены, что в черных канавах вдоль дороги лежат сейчас мрачные пати, вглядываясь в темноту бессонными красными глазами, что дикие торни рыщут в этот час у деревенских околиц в поисках непослушных детей и перекликаются с магронами, сосущими кровь у путников, которые забыли помолиться на ночь…

Шут задрожал от порыва ночного ветра, встал и нерешительно оглянулся. Но во дворе за его спиной храпели твари куда страшнее всех пати, магронов и домовых — и он шепотом прочитал молитву, перекрестился — и выскользнул за ворота в кишащую нечистью ночь.

8

Нечисть не тронула его.

Шут дал крюк по полям, чтобы обойти то место на берегу, где недавно сидела русалка; пробрался сквозь высокую траву к дороге — и едва не наступил на пати, черным пятном лежащего на обочине.

Пати с печальным воем метнулся в поля, а шут бросился бежать к заброшенному замку, который был уже совсем близко.

Он влетел в распахнутые ворота, перебежал через двор и упал спиной на каменную стену, задыхаясь от ужаса, крестясь и призывая богородицу. Но скоро шут понял, что никто не гонится за ним: наверное, пати испугался не меньше его самого и теперь отлеживался где-нибудь в траве, призывая на помощь князя тьмы, покровителя всех нечистых…

На всякий случай шут все же пробормотал заклятие против ночной нечисти, начертил у себя на запястье охранный знак — и крадучись пошел вдоль стены донжона. Он остановился под одним из окон и дважды крикнул неясытью; глухое эхо отразилось от пробитой стены и завязло в густой темноте.

Замок молча смотрел на шута множеством ослепших окон и бойниц, но по углам двора иногда раздавались чьи-то осторожные шаги и глухо лязгало железо о железо — должно быть, это бродили призраки тех, кто был убит здесь во время «Божьего перемирия» и чьи души до сих пор не нашли отмщения и покоя…

Шут опустился на корточки, бросил узелок и обхватил голову руками. Он хотел молиться, но слова молитвы не шли ему на ум.

Чьи-то тяжелые шаги прозвучали совсем близко, скорбный стон оледенил душу шута: может, это бродил сам барон, похороненный в чистом поле без креста и без отпевания?

«Господи, будь милостив к рабу своему и прими его в царствие небесное…»

Сверху раздался тонкий свист, и все вздохи и шаги в темноте мгновенно смолкли.

Вскочив на ноги, шут увидел, что по осадной лестнице, брошенной у стены донжона беспечным Робертом Львом, медленно спускается привидение в развевающемся белом плаще.

То было жуткое зрелище! Но шут почему-то не задрожал и не обратился в бегство.

— Осторожней! — крикнул он вполголоса, когда призрак наступил на край плаща и чуть не свалился с лестницы.

Привидение стало спускаться вдвое быстрее, и вскоре шут протянул руку, чтобы помочь ему спрыгнуть во двор… Но вместо благодарности призрак накинулся на шута сдавленным от негодования голосом:

— Что ты орешь? Ну чего ты разорался? Думаешь, она когда-нибудь спит? «Осторожней», «осторожней»! Как будто я без тебя…

Привидение было очень сердито! Но вдруг в одном из черных окон мелькнул огонек — и оно сразу же перестало ругаться, и, тихо охнув, крепко вцепилось в руку шута.

— Она не спит, бежим скорее, Юджин! — шепотом вскрикнул белый призрак и так быстро бросился к пролому стены, что шут едва успел подхватить свой узелок.

* * *

Поле кончилось, они нырнули в беспросветный черный лес, еще более жуткий, чем поле, и побежали по едва приметной тропинке. По плечам их хлестали колючие ветки, и потревоженная лесная нечисть гулко ухала с верхушек деревьев.

— Кто это, кто это, кто это? — прокричал издалека Хранитель Засечной Черты.

— Это мы! — на ходу пискнуло привидение.

— Кто-о это-о-о? — протяжно провыл альк и захлопал крыльями, проносясь над лесом.

— Это мы, это мы! — снова откликнулся белый призрак.

Шуту даже нечем было перекреститься: за одну руку его крепко держало привидение, в другой он сжимал узелок.

— Кристина, куда мы? — выдохнул он, едва крики алька замолкли вдали.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});