Плачущий ангел Шагала - Ольга Тарасевич

Тея укоризненно покачала головой и воскликнула:

– Господи! Почему ты такой упрямый! Мойша, мне кажется, тебе нравится так жить. Тебе нравится эта вечная нищета, голод. Вернись! Я прошу. Умоляю тебя. Вернись в Витебск!

– И что я буду здесь делать? Работать ретушером? Милая Тея, я умирал в этом ателье. Как же скучно было замазывать оспинки и морщинки. От этого с ума можно сойти. И потом, я чувствую, точно знаю – я стану хорошим художником. Вот увидишь!

На симпатичном личике девушки появилось скептическое выражение. Так же смотрела на Мойшу, слушая его рассказы, Фейга-Ита. И брови отца тоже недоуменно, недоверчиво приподнимались.

Никто не верит в успех.

А он придет. Луч надежды всегда согревает душу Мойши. «Потерпи, – шепчут по ночам ангелы, разрывающие небо, чтобы тайком с ним пообщаться. – Терпи и работай. Ищи свой путь. Слушай только свое сердце».

Ангелам надо верить. Вот только где он, его путь? Из чистого упрямства Мойша не желал признаваться, что ему точно так же скучно в школе Общества поощрения художеств, как было скучно у Пэна. Можно вытерпеть все, что угодно. Лишь бы только знать: идешь по правильной дороге.

Но он найдет свою дорогу. Собьет в кровь ноги, выплюнет в Неву, от которой вечно тянет сыростью, слабые легкие, превратится в скелет, обтянутый кожей. Но он найдет эту дорогу! Единственно верную дорогу…

– Приляг пока, – попросила Тея. – Я переоденусь, и мы пойдем прогуляемся. Кстати, у тебя красивый костюм.

Мойша перешел в соседнюю комнату и остановился у большого зеркала, оправленного коваными металлическими кружевами.

Костюм и правда хорош. Мамочка, мамочка, что бы он без нее делал. Она складывала копеечки. Экономила, крутилась как белка в колесе, надрывалась в бакалейной лавке, чтобы купить отличное черное английское сукно. И пойти к лучшему в городе портному.

«У меня лицо как пасхальное яичко, – подумал Мойша, изучая свое отражение. – Румяные щеки, голубые глаза, красные губы. И кудри мне мои нравятся, и нос, ну и пусть длинный. У Теи будет красивый муж».

Скрипнула дверь, прерывая его мысли. И сразу же – звонки-звоночки, девичьи голоса.

– Вернулась! Только вчера приехала и сразу же к тебе! Ах, Теечка, если бы ты знала, как хорошо в Европе!

– Беллочка! Ты прелесть! А эта пелеринка! Зеленая, зеленая! Господи, красота какая, дай посмотреть!

– Конечно, конечно. Примерь! Все тебе расскажу! Мы с мамой так хорошо отдохнули!

Мойша кашлянул, понимая: к невесте пришла подруга. Ну и охота ему сидеть за занавеской, пока они щебечут, будто веселые птички?

Тея все поняла правильно. До Мойши донеслось негромкое:

– У меня сейчас гости. Я к тебе вечерком забегу.

Хлопнула дверь, и Мойше вдруг показалось: его сердце опустело.

Но вот появилась Тея, и непонятная тоска отступила, растопленная нежностью в глазах невесты.

Любимая женщина. Любимый город. Как приятно держать Тею за руку. А эти узкие улочки, вымощенные булыжником мостовые, редкие экипажи! Тоска по Витебску томит. Хочется скорее вновь пройти по Соборной улице. И чтобы вдалеке виднелся храм Успения Пресвятой Богородицы. И чтобы контора водопровода отгораживалась от зевак витыми металлическими решетками. И симпатичные маленькие балкончики оплетали искусно выкованные васильки.

Пьянея от ранней осени и счастья, Мойша медленно миновал Соборную улицу. Когда впереди показалась Двина, к горлу невольно подступил комок. Самая красивая река на свете! Нет больше нигде таких крутых берегов, спокойной широкой глади, зеленых пятен вдоль русла.

Приближающаяся тоненькая фигурка, кукольная в футляре светлого платья, идеально вписывалась в пейзаж.

Тея вдруг всплеснула руками:

– Белла! Ты тоже решила прогуляться? Знакомься, это Мойша Сегал, мой жених!

– Здравствуйте, Мойша!

Глаза девушки темные, прекрасные.

Все изменилось.

Все стало очень просто.

«Это моя жена, – подумал Мойша, поражаясь собственной решимости. – Это мои глаза, это моя душа. С ней, с ней, а не с Теей я должен быть…»

Когда он провожал Тею Брахман домой, то точно знал: это в последний раз. Но ему ни капельки не было грустно. Потому что его уже ждал и любил ангел. Самый лучший и добрый. Белоснежный до синевы…

* * *

Черное платье, длинное, без вызывающих вырезов и декольте, все равно смотрелось очень сексуально. Рост сто семьдесят пять сантиметров, тоненькие косточки, ни грамма лишнего веса. На такую фигуру любая одежда чаще всего садится идеально.

«Ване бы понравилось», – подумала Даша Гончарова, разглядывая в зеркале свое отражение, и осеклалась.

Вани. Ивана Никитовича Корендо. Отца Филиппа. И ее любовника. Больше нет. Завтра – похороны. А теперь надо ехать за телом в морг, потому что только сейчас эти тупые менты наконец разрешили забрать тело свекра.

Даша на секунду заколебалась, глядя на полочку с косметикой. Красить глаза или нет? Конечно, плакать она не станет. Хотя и жаль, что все так получилось. Но с уходом Вани исчезает столько проблем. Впрочем, исчезает и одно преимущество – в постели он ох как хорош. Был… Но что такое секс? Приятные минуты, не более того. Но все-таки, все-таки, как Ваня умел сводить с ума. Прикосновения Филиппа после его ласк – потуги жалкого дилетанта сравняться с мастером, неуверенно, невозбуждающе, никак, одним словом…

Воспоминания о супруге прочертили тонкую горизонтальную морщинку на смуглом Дашином лбу.

…Внешность обманчива. Незнакомец, уверенный, красивый, расплачивающийся в ночном клубе «золотой» пластиковой картой, оказался слабым, то и дело неудачно вкладывающим деньги мелким бизнесменом. Единственное достоинство Филиппа – это то, что он сразу же отреагировал на Дашины намеки по поводу свадьбы.

– Хочешь – давай поженимся, – пробормотал он, умиротворенный, расслабленный после недавних постельных баталий.

И Даша быстренько потащила его в загс. Прекрасно осознавая, что этот мужчина – не самый лучший вариант. Но, что немаловажно, и не самый худший. Когда годы стремительно мчатся к тридцатилетней отметке, когда кроха дочь то и дело выпрашивает куклу и приходится все время считать, хватит ли денег заплатить за квартиру, если купить эту самую куклу, тогда есть стимул особо не привередничать.

Она толком так и не осознала, когда появилась вот эта необходимость – не привередничать. Столько планов было в молодости! Как сладко и отчетливо представлялось собственное лицо, горделиво взирающее на Москву с билбордов вдоль проспектов! Как хотелось пережить нищету среднестатистической модели, получающей за показ пятьдесят долларов и сходящей с ума оттого, что за эти деньги надо купить белье, колготки, и губную помаду, и еще много чего.

И вот они – пятьдесят долларов. Когда будут следующие – неизвестно. Зато точно ясно, что если именно теперь согласишься поужинать с лысым жирным старичком, то будет проще. Девяносто девять из ста сделали бы одинаковый выбор. Но ведь даже один процент может не пробиться дальше занюханной рекламы убогих курсов в малоизвестной газете. Претенденток на модельную дольче-вита слишком много, мест для всех не хватает.

Постепенно показов у Даши становилось все меньше. А общения со старичками с практически отсутствующей эрекцией, но неизменно присутствующими стодолларовыми купюрами – все больше. Все без исключения Дашины приятельницы, оказывающие эскорт-услуги, относились к этому занятию философски. Ну да, проститутки. А что, лучше в провинции киснуть, терять молодые годы, спать с пролетарием-алкоголиком? Потому что те, кто не пролетарии и не алкоголики, давно навострили лыжи из своих урюпинсков в Москву!

Но Даша Гончарова такой внутренней установки не имела, и для того, чтобы отдать свое идеальное тело для исследования рукам, щедро усыпанным пигментными пятнами, ей требовалось сначала вино, потом коньяк, потом виски.

Из чьего скудного оргазма появилась Светлана, Даша не имела ни малейшего представления. Ее сознание давно находилось в параллельном измерении. Силы воли еще хватало на то, чтобы приводить себя в косметологический салон, парикмахерскую, к мастеру бикини-дизайна. А потом ехать к очередному клиенту. Но внутреннее время отсчитывали не стрелки часов, а украдкой сделанные глотки виски из крохотной фляжки.

Новость о беременности стала шоком. Отправляясь к врачу, она предполагала все, что угодно, – воспалительный процесс, передающуюся половым путем инфекцию, венерическое заболевание. Работа, как говорится, благоприятствует. Главное – чтобы не ВИЧ, все остальное, как известно, лечится.

И вот поди ж ты – ребенок. Как? Откуда? Не было незащищенного секса! И презервативы вроде бы не рвались.

– Ну уж не знаю, женщина, вам виднее, – улыбнулась на Дашины недоуменные мысли вслух врач. – Вас в женскую консультацию направить или будете прерывать беременность?

Первый порыв – аборт. Сделать – и никаких проблем. Но Даша вдруг посмотрела за окно, в плескающееся море голубого неба с ватными клочками облаков. И услышала свой дрожащий, но решительный голос: