Почему ты меня не хочешь? - Индия Найт

– Пап, а что, в Париже магазинов больше нет?

– Нет, cherie, – хрипит он своим прокуренным голосом. – Магазины – это для стариков, а я в последнее время чувствую огромный прилив жизненной энергии. Мне пора навестить своего портного. Потерпишь меня пару денечков? Я собираюсь приехать в следующую пятницу.

– Конечно, приезжай. Только вечером в пятницу я собралась кое-куда.

– Ничего, я сам в состоянии себя развлечь.

– Можешь пообщаться с нашей няней.

– Няней? – хрипит он. – Да я сам посижу с моей малышкой. Мы с ней выпьем и посмотрим кино.

– Папа, Хани всего полтора года, – говорю я, стараясь не рассмеяться – представляю себе: папа в элегантном атласном халате и с сигаретой в зубах наливает Хани стаканчик джина с тоником и вещает ей о режиссерских тонкостях великого Трюффо.

– Правда? – спрашивает папа с изумлением в голосе. Потом вздыхает: – Боже мой, дети так медленно растут. По крайней мере, в сравнении с детенышами других млекопитающих. Будь она собакой, была бы уже подростком, а не щенком. Ладно, тогда, пожалуй, мы посмотрим с ней мультфильмы.

И после этого он произносит сакраментальную фразу – с тех пор как мне исполнилось тринадцать, она всегда наводит на меня ужас:

– Эстель, я купил тебе потрясающий наряд.

Папа обожает покупать мне одежду. Проблема в том, что он покупает не наряды, а маскарадные костюмы. В возрасте тринадцати лет мне пришлось целую неделю ходить в прикиде Кармен – длинном красном платье с многочисленными оборками, – дабы соответствовать папиной страсти к фламенко (мама в тот период вообще была вынуждена разгуливать дома в мантилье, которой она все время за что-то цеплялась; вскоре после этого они разошлись). Но наряд Кармен оказался не самым ужасным. В последующие годы папа покупал мне костюмы Брунгильды (в комплекте с париком), Офелии (в том числе бумажные зеленые водоросли), Боадичи<Боадичи – королева древнего кельтского племени айсини, жившего на территории современного Норфолка; в 60 г. до н. э. возглавила восстание британцев против Римского ига.>(“да6ы отдать честь маминым историческим корням”), ковбоя (этот каприз отца я объяснить не могу, но, как я уже говорила, мне кажется, он неравнодушен к сильному полу) и т. д. и т. п.

Папа покупает мне одежду, ходит вокруг, пока я все-таки не примерю костюмчик, а потом настаивает, чтобы я непременно пошла с ним в ресторан в новом платье, и всю дорогу на обед или ужин вопит от восторга, восхищаясь моей несравненной красотой. Словом, мой отец весьма эксцентричен, но очень, очень мил, и я никогда не могла обидеть его, отказав в такой малости, как нарядиться в его подарок.

Папа довольно посмеивается:

– Ты уже решила, куда идешь? Если ты появишься там в моем подарке, они все головы свернут, рухнут от восторга!

Папа обожает эти словечки семидесятых. Душка.

– Посмотрим. Ты во сколько приедешь?

– Около четырех, вероятно. На Ватерлоо возьму такси. Значит, увидимся, mon ange.

– Оревуар, папа.

Поворачиваюсь к Фрэнку. Хмель ударил в голову, и мне смешно.

– Может статься, что искать кавалера мы пойдем в экстравагантном наряде, – говорю я ему. – Приедет мой папа, а он всегда привозит мне костюмы.

– Я не против, – смеется Фрэнк.

Что мне нравится в Фрэнке, так это то, что ему никогда ничего не надо объяснять. Он просто соглашается.

Поднимаюсь к себе и чувствую, что я изрядно навеселе. День выдался неплохой. Возможно, у меня появилась новая подруга, а у Хани – друг. Фрэнк приготовил мне ужин. И я с нетерпением жду приезда папы, несмотря на неизбежный подарок. К тому же завтра и через неделю я выхожу в свет. Кажется, моя жизнь начинает понемногу оживляться.

4

У нас огромный, по лондонским меркам, сад – почти тридцать метров в длину. Сижу в саду, пью свой утренний кофе. Да, газон перед домом выглядит отвратительно – явно пора подстричь, пока зима не началась. Делаю последний глоток кофе, откладываю газету (постоянно спрашиваю себя, для чего нужны газеты... чтобы подтолкнуть тебя поближе к краю пропасти, если ты уже на грани самоубийства?) и надеваю галоши, стоящие у задней двери.

Газонокосилка стоит в сарае, а в сарае полно пауков. Зажмурившись, я разгоняю их и быстро вытаскиваю громоздкий агрегат. Насколько мне известно, на косилке нужно не то опустить, не то поднять ножи, поэтому я волоку ее на газон и переворачиваю. Ножи очень ржавые. Зато сад великолепен – какая-то дикая, непричесанная красота.

– Привет, – раздается гнусавый голос.

Осматриваюсь. Никого.

– Здесь, около куста, – сообщает голос.

Смотрю в указанном направлении и обнаруживаю вполне человеческое лицо – прямо рядом с кустом падуба. Это лицо Тима, соседа справа. Он с семейством переехал сюда около полугода назад, и до сих пор, как это обычно и бывает в Лондоне, наше общение ограничивалось кратким “Доброе утро”.

Он сегодня почему-то напоминает мне кенгуру, да и глаза как-то странно блестят. Тим вообще немного странный, хотя с виду вроде нормальный. Но все равно остается такое чувство, что его в школе постоянно гнобили и он до сих пор не может отойти от этого.

– А, привет... Тим, кажется? – улыбаюсь я ему.

По-моему, он работает сметчиком, а его жена – домохозяйка. Интересно, почему он не на работе?

– Вот, газон хочу подстричь, – объясняю я. – Вы случайно не в курсе, как поднимать и опускать ножи на косилке?

Почему он не выходит из кустов? Похож на сумасшедшего. Выглядывает из-за куста, словно какой-нибудь лемур. А, вот, вылез наконец. Идет тихонько вдоль кирпичной стены, что разделяет наши сады, и останавливается у цветочной клумбы.

– Тимоти Бейкер, – говорит он смешным гнусавым голосом, – к вашим услугам.

– Стелла де ла Круа. Почти непроизносимое имя, – добавляю я по привычке. – Можно просто Стелла. Привет, – снова здороваюсь я, раз уж он вылез из кустов. На нем голубая в клетку рубашка и выцветшие коричневые вельветовые штаны.

– Дженис повезла детей на Майорку, – сообщает Тим.

Очевидно, это его жену зовут Дженис. У нее рыжие волосы, и она таскает на себе тонну золотых украшений. Два сына – десяти и двенадцати лет.

– Замечательно, – отвечаю я. – А что, четверть уже кончилась?

– Да-с, уже, – важно кивает Тим. – Да-с. По-моему, он сейчас в третий раз скажет “да-с”, поэтому я весело перебиваю:

– Ну так вам известно что-нибудь о газонокосилках и ножах? Я была бы очень признательна, если бы вы могли их переместить.

– Поднять, -поправляет Тим. – Ножи поднимают, а не перемещают. Вы ведь француженка, да? Тогда почему вы не говорите “нуажи”?

– Не говорю, и все, – пожимаю я плечами. – Ну и как мне поднять ножи?

– Ага, – говорит Тим, – ага.

Это мне уже начинает надоедать, поэтому я слабо улыбаюсь ему и отворачиваюсь к газонокосилке.

– Мужа дома нет? – орет Тим метрах в двух от меня, и от неожиданности я вздрагиваю.

– Я в разводе, – отвечаю я, снова поворачиваясь к нему.

– Знаю, – говорит Тим, слишком уж сильно ударяя себя по лбу. – Это я знаю. Я про того, вашего нового парня.

– Простите?

– Тот рыжий тип, – заявляет Тим, – высокий такой, крепкий.

– Это мой сосед, и его зовут Фрэнк.

– Ну чего в жизни не бывает. Называйте его как вам угодно, – ухмыляется Тим, – мадам... или мадемуазель?

Теперь он действительно меня раздражает, и я отодвигаюсь от него подальше.

– Я называю его соседом, потому что так оно и есть. Он меня снимает.

– Хииииии! – хихикает Тим тонким голоском и тут же зажимает себе рот. Интересно, у него с головой все в порядке?

– У меня снимает, снимает у меня комнату, – громко поправляюсь я. – Он снимает у меня комнату, и сейчас его нет дома. А мне пора заниматься делами, с вашего позволения. – Кивнув на нестриженый газон, я вежливо улыбаюсь на прощанье и волоку газонокосилку прочь.

– Иду, иду. – Тим из придурка тут же превращается в нормального человека. – Сейчас все быстро поправлю.

Как оказалось, чтобы поднять или опустить ножи, нужно всего лишь повернуть большую пластмассовую ручку и защелкнуть маленький рычажок. Не понимаю, почему Тим не мог просто объяснить мне это. Он тут уже десять минут околачивается, и я за это время вполне могла бы все отрегулировать сама. Правда, у него и в самом деле очень ловкие руки – большие ладони квадратной формы, длинные пальцы и чистые, розовато-белые ногти.

Не проходит и секунды, как он сообщает:

– Ну вот и все.

– Большое спасибо, – отвечаю я.

Он не поднимается, вообще никак не реагирует – сидит себе на корточках и цветет улыбкой. Так, он сметчик, значит, не может быть умственно отсталым, иначе как бы составлял всякие там оценки и сметы. Но он ведь и не работает... сегодня пятница, а он дома. Что-то не вяжется. Все-таки полоумный он или нет?

– Что, не работаете сегодня? – спрашиваю я. Наконец-то могу выпрямиться в полный рост, но, к сожалению, в данный момент это означает, что его голова окажется на уровне моей промежности.