Монахиня секс-культа. Моя жизнь в секте «Дети Бога» и побег из нее - Фейт Джонс

class="p1">«Сейчас мы все спустимся по лестнице и сядем в фургон, — говорит отец. — Не шуметь».

Пытаясь сопротивляться гравитации, я наблюдаю, как восемнадцать ног и четыре лапы мчатся вниз по пяти пролетам грязных, выложенных белой плиткой ступеней. Слышу как громко хлопают шлепанцы моих старших братьев в темноте лестничной площадки. Мы ждем, пока отец отопрет тяжелую стальную дверь нашего небольшого многоквартирного дома.

Мы загружаемся в наш старый фургон «Додж Рэм». Мама усаживает меня на колени, пока он борется с раздвижной дверью, которая отказывается закрываться. Наконец мы отъезжаем. Множество вопросов вертятся у меня на языке, но, как только я открываю рот, тотчас чувствую давление маминого пальца.

«Просто молчи», — шепчет она.

Узкие улочки в колониальном стиле пусты в то время, как все мы — трое моих родителей, пятеро братьев, сестра и любимый доберман — несемся в темноту. В июле 1981 года, через пару месяцев после моего четвертого дня рождения, мои родители решают покинуть наш дом в Макао.

Вскоре мы въезжаем на мост, который соединяет полуостров, на котором расположен Макао, с островом Тайпа. А потом начинается путь по виадуку к следующему острову — Колоану. Наконец отец нарушает молчание. «Мы переезжаем в новый дом», — объявляет он.

«Разве это не здорово?» — добавляет мамочка Рути, успокаивающе сжимая меня в объятиях.

Я не знаю, что сказать, поэтому не отвечаю ничего.

Утомленная ранним подъемом и долгой дорогой, я засыпаю и через дрему слышу, как чавкает под колесами грязь после того, как мы съезжаем с асфальтированной дороги. Наконец останавливаемся, мама хватает меня за руку, и мы идем в темноту, сопровождаемые пением сверчков. Я на ощупь пробираюсь сквозь дверной проем, но спотыкаюсь о порог и лечу в пустоту, пока меня не подхватывают на руки и не укладывают на жесткий матрас.

Когда я открываю глаза, утреннее солнце просачивается сквозь заляпанное грязью потолочное окно. Я в большой комнате со свежеоштукатуренными белыми стенами и холодным бетонным полом.

Оглядевшись, я вижу спящих на трех и четырехярусных кроватях моих братьев и сестру. Мэри, на три года старше меня, лежит на другой нижней койке. Наши старшие братья подобны ступеням лестницы, с разницей в один год. Аарон (или Скелет, потому что он ужасно худой) спит надо мной — нелепый клоун в кои‑то веки затих. Поднимаясь на цыпочки, я пытаюсь разглядеть Джоша и Калеба, однояйцевых близнецов, свернувшихся калачиком на двух койках над Мэри. У Мэри, Калеба и Джоша светлые ангельские волосы, что идет вразрез с их озорством. Я не вижу Хобо, пока его нечесаная голова не свешивается через перила койки. На самой верхней койке крепко спит Нехи. Ему одиннадцать лет, он самый старший из нас. Нехи мне очень нравится, но он скорее будет возиться со своим фотоаппаратом или играть на гитаре, чем обращать внимание на всех нас. «Витает в облаках», — говорят про него родители. «Задирает нос», — возражает Джош.

Хобо — второй по старшинству и мой любимчик, он присматривает за мной и не дает близнецам меня задирать. Джош — зачинщик, а Калеб — его верная тень. Близнецы сражаются со всеми нами, как будто они одни против всего мира.

Мэри — мой заклятый враг, и мы ссоримся как дышим. Она просто ревнует, что больше не самая младшая и единственная девочка. Мама Эстер сказала нам, что выбрала для дочери имя Мэри Благословение, потому что после пяти мальчиков иметь девочку было для нее настоящим благословением. Мы с этим не согласны. Мэри — сплетница и заноза в заднице, поэтому мы зовем ее Бременем. Это, конечно, заставляет ее тут же бежать к взрослым, и нам отвешивают тумаков, так что теперь мы просто говорим «Мэри Б» и многозначительно на нее смотрим.

Мама моих братьев и сестры — Эстер, а моя мама — Рути, но они всегда говорят, что они обе — наши мамы.

Сколько я себя помню, у меня всегда было две мамы. Они совсем разные: у мамы Эстер угловатое лицо с орлиным носом, голубыми глазами и прямыми волосами, а у мамы Рути округлое лицо, слегка оливковая кожа, темно-карие глаза и вьющиеся волосы. По тону кожи я ближе к маме Эстер, чем к своей кровной матери, потому что я также похожа на отца с его белой кожей скандинава и светло-каштановыми волосами, которых с каждым днем становится все меньше. Он утверждает, что его быстрорастущая лысина вызвана избытком мужской силы.

У пары моих друзей в Макао тоже по две мамы, но у большинства только одна. Я рада, что мои мамочки не ссорятся, как это происходит в других семьях. Мама Эстер говорит, что они с Рути — друзья и она благодарна ей за помощь со всеми своими детьми.

Я знаю, что мужчинам Системы нельзя иметь более одной жены, но мы живем по Божьим правилам, а не по мирским. У многих библейских патриархов было более одной жены — у Авраама, Исаака, царя Давида и царя Соломона, — хотя я думаю, что у царя Соломона их было слишком много: триста жен и семьсот наложниц. Он не смог бы переспать со всеми и за год! У моего отца их всего две, и он может спать с ними поочередно, чтобы все было справедливо. Мне жаль жен Соломона.

Я нахожу маму и говорю, что мне нужно в туалет. Она ведет меня во двор. Мы идем по грязной тропинке к небольшой хижине из грубых деревянных досок примерно в трех метрах от дома. Дверь скрипит на ржавых петлях, гудение мух становится громче, и вот уже мне в лицо ударяет страшная вонь. Внутри едва хватает места для дыры в земле с двумя бетонными блоками по бокам для ног — передо мной традиционный китайский туалет для сидения на корточках. Ни унитаза, ни сливного бачка. Просто глубокая темная яма. «Всегда проверяй, нет ли там пауков или змей, — говорит мне мама — И обязательно посмотри вверх. Они могут упасть с потолка». Меня передергивает от одной лишь мысли о том, что змеи или пауки могут свалиться на меня сверху.

Я заканчиваю как можно быстрее и выбегаю обратно на яркий солнечный свет. Я жадно глотаю свежий воздух, и слезы обжигают мне глаза. Неужели мне придется рисковать своей жизнью каждый раз, когда я хожу в туалет? Я хочу домой — в нашу квартиру с балконом, кафельным полом и ванной и чистым туалетом.

Хотя остров Колоан является частью крошечной страны Макао и находится в двадцати минутах