Священная Русская империя - Сергей Катканов

Русская идея

Похоже, что тему поиска национальной идеи в масштабах России запустил ваш покорный слуга, то есть безвестный провинциальный журналист, а было это так. Профессор Гурий Судаков в бытность свою представителем президента РФ раз в месяц собирал журналистов на чашку чая, и вот в очередной раз, не помню уже в какой связи, Гурий Васильевич отметил, как бесспорное достижение демократии, то, что в современной России больше нет государственной идеологии. Когда пришло время задавать вопросы, я спросил: «Гурий Васильевич, а что такое государственная идеология?» И вот профессор, весьма неглупый человек, вдруг испытал очень большие проблемы с формулировкой. Так бывает — суть вроде бы ясна, а выразить её сложно. Он много что сказал, но на мой вопрос по существу так и не ответил.

По мотивам этих посиделок я написал статью, в которой доказывал, что государственная идеология нужна в самом современном государстве. Заканчивалась статья примерно так: «Государственная идеология — это комплекс идей, которые лежат в основании государственной политики. Так что мне не интересно слушать о том, что у нас нет государственной идеологии, я бы лучше послушал, в чем она состоит».

Чуть позже я понял, что Гурий Васильевич не обиделся, а задумался, и вскоре он организовал в Москве, в посольстве США, круглый стол, где обсуждалась национальная идея в современной России. Профессор отбил мой шар творчески. «Государственная идеология» — звучит всё же несколько угрожающе, а вот «национальная идея» — тут стоит подумать. По поводу площадки, которую выбрал г-н Судаков для обсуждения, можно было задавать вопросы, но это было весьма характерно для середины 90‑х. Американцев эта тема, видимо, заинтересовала, они быстро поняли, что неплохо бы оснастить русских какой–нибудь идеей, которая была бы и русским приятна, и американцам полезна. Так что поиск национальной идеи у нас начался под патронажем США. Процесс, конечно, сразу же вышел из–под контроля, но нам это не помогло. За два десятилетия без малого мы ни чего ровным счетом в смысле национальной идеи так и не обрели.

А знаете почему? Поиск идет по принципу: «Принесите мне то, не знаю что». Мы не знаем, что такое национальная идея, как это вообще бывает, и о чём речь. Вот, к примеру, уже не первую тысячу лет люди задают друг другу вопрос: «В чём смысл жизни?» И большинство ответов основано на полном непонимании вопроса. Так же и в этому случае.

Что делает эти поиски абсолютно безнадежными? Власть, делая заказ на разработку национальной идеи, хочет что бы это была такая идея, которая понравилась бы всем и всех бы объединила. Так вот, господа, таких идей не бывает. В условиях земного бытия даже теоретически невозможно представить себе идею, которая объединила бы всех граждан какой–либо страны. Тем более — России. Тем более — в наше время.

Впервые на эти грабли наступили белогвардейцы. Вот собрались в одном стане представители едва ли не всех политических направлений России от эсеров до монархистов. Объединило их только одно — ненависть к большевикам. Но это не идея, это всего лишь отрицание, им было понятно, против чего они сражаются, но не было понятно — за что. И вот вожди придумали написать на их общем знамени: «За единую и неделимую Россию». Такая значит у нас будет «белая идея». Ведь с этим же все согласны, независимо от политических убеждений. Ведь ни кто же не против того, чтобы Россия была единой и неделимой. Ну… вроде бы ни кто не против. А самое смешное в том, что и большевики тоже отнюдь не были против неделимой России. Под знаменем «единой и неделимой» вполне можно было вступать в Красную Армию. Что, кстати, и делали многие царские офицеры и в этом смысле отнюдь не ошиблись. Большевики действительно сохранили единую и неделимую Россию, приложив к этому не мало усилий. Но не это было для большевиков главным. А сражались они за своё главное: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». То есть белые сражались за нечто второстепенное, не главное, за то, с чем и большевики не стали бы спорить.

Вот выступает красный комиссар перед народом и говорит: «Землю — крестьянам, фабрики — рабочим, мир — народам, власть — Советам». Всем всё понятно. А вот выступает белый генерал и говорит, что надо победить большевиков. Мужики не очень понимают на хрена им большевиков побеждать и пытаются уточнить: «Землю отдадите?» Генерал начинает мямлить: «Ну… надо сначала победить… у нас политика непредрешения… это всё мы потом решим.» Мужики не понимают, за что же им кровь проливать. Они плюнули и разошлись. Ни одного добровольца. Вот вам «белая идея», уроды.

Красные победили, потому что они были идейно монолитны. Белые проиграли, потому что они были идейно раздроблены. Монархист может умирать только за веру, царя и Отечество. Либерал может умирать только за свободу, равенство и братство. Если они встанут под одно знамя, им будет не за что умирать. Невозможно исполнить «Марсельезу» на мотив «Боже, царя храни». Невозможно исполнить «Боже, царя храни» на мотив «Марсельезы». То есть возможно, конечно, но это будет похоронный марш. Который и прозвучал над белым движением.

Но что же было делать белым, если их идейная раздробленность была реальным фактом? Разве не естественно в такой ситуации желание ну хоть как–то всех объединить? Нет, это желание как раз противоестественно. Единство — ни когда не самоцель. Искусственное единство лебедя, рака и щуки имеет результат вполне предсказуемый. А если бы тогда крикнуть: «Мужики, за веру, царя и Отечество!» Ведь многие бы поднялись, очень даже многие. Да неужели вы думаете, что среди русских крестьян нашлось бы тогда меньше монархистов, чем среди бретонских крестьян во времена французской революции? Русский мужик мог бы показать тогда куда большую верность трону, чем роялистская Вандея. И ведь Колчак был монархистом, и Врангель — монархистом. Почему же не крикнули? Боялись обидеть либералов к каковым принадлежали большинство белых офицеров. Ну вот и были бы у либералов — офицерские роты, а у монархистов — крестьянские полки, во главе с офицерами, сохранившими верность царю.

Но ведь нельзя же было разъединяться перед лицом наступающих большевиков? Да только разъединившись и спаслись бы. Потому что, разъединившись, белые либералы и монархисты вдруг неожиданно начали бы говорить очень внятные вещи вместо бессвязного мычания. Уж не знаю, как бы либеральные генералы поднимали мужиков за свободу, равенство и братство, но это их проблемы, шанс у них во всяком случае был бы. А вот великие идеи тысячелетней русской монархии бесспорно обладали огромной зажигательной силой для простого народа. И вот тогда две разных белых силы (точнее — одна белая, а вторая — сине–красно–белая) могли бы вступить в тактический союз против большевиков. При этом, прекрасно понимая, что как только прогонят большевиков, тут же вступят в войну друг с другом. Потому что

Кто–то будет один на Руси господин

Большевик, дворянин иль иностранец

И тогда белые (теперь уже по–настоящему белые) сами могли бы петь:

Белая армия, черный барон

Снова готовят нам царский трон

Ведь от тайги до Британских морей

Белая армия всех сильней.

А что было? Тот самый «черный барон» Врангель однажды упомянул в своём воззвании Хозяина (с большой буквы). Так его белые либералы чуть не сожрали — уж не царский ли трон готовит нам черный барон? И тогда барон начал извиваться и выкручиваться: дескать, под Хозяином он понимал народ. Генерал–монархист пуще всего на свете боялся, что его заподозрят в монархизме. Кого же хотели таким образом победить?

И вот в 1991 году, вынырнув из Советской власти, мы получили идеологическую ситуацию один в один повторяющую идейный сумбур белого движения. Даже свою главную партию власть назвала «Единая Россия», чуть не дословно повторив белый лозунг, то есть наступая на те же грабли. Теперь ситуация даже ещё хуже. Мы пытаемся хором петь одновременно «Марсельезу», «Боже, царя храни» и «Интернационал». Годовщину Октябрьской революции пытались даже назвать «День примирения и согласия». Уж не спрашиваю даже, как можно примирить коммунистов, либералов и православных. Интереснее, на базе чего предполагается согласие? В чем эти три непримиримых группы могут быть согласны? Только в очень незначительных и второстепенных вопросах.

Не получилось вдохнуть новую жизнь в 7 ноября, придумали 4 ноября — день народного единства. Но остается тот же вопрос: на какой идейной основе мы хотим добиться единства? Где те базовые ценности, которые нас всех объединят? Ну так вот власть и говорит нам: нужна национальная идея, которая сплотит коммунистов, либералов и православных. Но неужели не понятно, что такой идеи даже теоретически не может быть, не говоря уже о практической осуществимости?

Похоже, что нашим правителям это действительно непонятно. Они — люди совершенно безыдейные, мир идей — этой чужой для них мир, они вообще очень смутно представляют себе, что это такое, и про национальную идею они говорят только с одной целью — желая получить универсальную отмычку к сердцам одновременно всех своих граждан. Идея нужна им только как инструмент управления. Людям у которых ни какого мировоззрения не было и нет, очень трудно объяснить, что носители диаметрально противоположных убеждений не могут быть вдохновляемы общей идеей.