Присяжный - Эли Бертэ

Несколько лет назад Мерье появилась в Рокроле. Пальмире понадобились услуги швеи. Женни взяли без всяких рассуждений, без предварительных справок о ее поведении и характере. Если бы была жива мать Пальмиры, то со свойственной опытным женщинам осмотрительностью она не допустила бы такой роковой ошибки! Женни превосходно шила, ее веселый нрав понравился Пальмире, так что частому появлению швеи в Рокроле уже никто не удивлялся. Наконец, она почти безвыездно поселилась в замке и заняла при Пальмире должность то ли горничной, то ли компаньонки.

Несмотря на безразличие де ла Сутьера к домашним делам, ему не очень нравилось видеть в своем замке молодую швею, поведение которой внушало ему смутное недоверие. Но у Пальмиры всегда была работа для Женни, с другой стороны, мог ли он лишить дочь единственной возможности общаться со своей ровесницей? В отсутствие Женни Пальмира была задумчива и скучна, веселой она становилась только тогда, когда возвращалась ее постоянная собеседница и оживляла своим присутствием однообразие жизни в старинном и мрачном замке. Де ла Сутьер вынужден был наконец уступить, и Женни беспрепятственно пользовалась дружеским расположением своей хозяйки.

Девушки не расставались ни на минуту и делились друг с другом каждой своей мыслью. Могло ли обойтись без обоюдного влияния? И, как это обычно бывает, зло взяло верх над добром. Наивная девушка, недавно вышедшая из монастыря, еще до прибытия Женни подозревала, что реальная жизнь совсем не похожа на ту, о которой рассказывали монахини. В устах Женни действительность предстала перед ней в самых мрачных красках.

Сначала швея подсмеивалась над наивностью своей собеседницы, потом стала ее наставницей. Она столько видела на своем веку! Она приобрела такой жизненный опыт, посещая все слои общества! Память ее представляла собой хранилище более или менее достоверных историй. Она называла имена и указывала место жительства действующих в ее рассказах лиц. Сначала Пальмира пришла в ужас от столь грубой реальности, и тогда Женни придумала, по ее мнению, очень действенный способ, как излечить мадемуазель де ла Сутьер от ложных взглядов на жизнь. Она заказывала книги в единственном книжном магазине города Б***, и обе подруги жадно поглощали в Рокроле книгу за книгой. Пальмира вскоре пристрастилась к такому роду развлечений, и девушки проводили целые дни, а порой часть ночи над любовными романами, которым де ла Сутьер не сумел запретить вход в свой дом.

Женни была без ума от веселых романов, описывающих сцены пустой и развратной парижской жизни. Пальмира, напротив, восхищалась романами сентиментальными, ее волновала приторная чувствительность безответной любви. Грязные шутки, которые приводили в восторг Женни, возмущали госпожу. Напротив, она находила прелесть в описаниях бесконечных волнений плаксивых героев, всегда верных своим избранникам или избранницам. Это чтение представляло опасность для молодой девушки, но по крайней мере не развращало ее сердца, и ему она обязана была спасением от того нравственного растления, которое ей проповедовала ветреная гризетка.

Древнее предание о падших ангелах говорит, что женщина всегда гибнет через другую женщину. Женни с досадой смотрела на упорство Пальмиры в том, что она называла платонизмом, и, побуждаемая только ей известными тайными пружинами, вскоре перешла к применению на практике своего гибельного учения.

Мы уже знаем, что Теодор Бьенасси не отличался чрезмерной разборчивостью в связях. Он несколько раз случайно встречался с молодой швеей и, по обычаю своему, наговорил ей любезностей, которые та приняла весьма благосклонно. Как бы то ни было, но они заключили тайное соглашение, и сборщик податей стал главным действующим лицом в интриге, жертвой которой должна была стать Пальмира де ла Сутьер.

Бьенасси и раньше интересовался мадемуазель де ла Сутьер. Он не упускал ни одного случая сблизиться с ней, был ее постоянным кавалером на всех приемах, куда имел доступ, и явно наводил девушку на мысль, что не прочь просить ее руки. Зная, что его, вероятнее всего, ждет отказ, он долгое время ограничивался убийственными взглядами и сдержанными вздохами.

Едва бы Пальмира заметила его выходки, если бы однажды Женни не передала ей тайное письмо от Теодора Бьенасси. Это было объяснение в любви, но объяснение романтическое, с утонченным разбором высоких чувств, настолько же противоречащее характеру весельчака Бьенасси, насколько оно соответствовало романтическим идеям Пальмиры. Сначала девушка побоялась взять письмо, но ловкая горничная преподнесла ей все как забаву, которая поможет им избавиться от скуки, и Пальмира не устояла.

Ловкая интриганка Женни Мерье в душе насмехалась над воздыхателем своей госпожи, однако весьма ловко вставляла в нужный момент слова сострадания к его искренней и пылкой любви. Этого было достаточно, чтобы вскружить голову бедной Пальмире, которая поверила в безудержное и страстное чувство. Получив несколько посланий, она согласилась ответить, написав письма таким же туманным и витиеватым слогом. Завязалась переписка, иногда Женни поручалось передавать письма, иногда их доверяли стволу старого дерева. Тайный обмен посланиями продолжался уже несколько месяцев.

Если бы все ограничивалось одними записками, смысл которых оставался до конца непонятным им обоим, то все, может быть, закончилось благополучно, но влюбленные часто встречались на всевозможных приемах и вечеринках и, хуже того, уже дважды виделись у входа в парк, под сенью каштанов. Правда, Пальмира всегда ставила непременным условием, чтобы Женни присутствовала на этих свиданиях, но сами по себе эти встречи уже заслуживали порицания и могли иметь самые печальные последствия.

Таково было положение дел, когда де ла Сутьер открыл тайные отношения между его дочерью и сборщиком податей. Вернемся, однако, к Пальмире и к ее подруге, которых мы оставили идущими по аллее к дому.

Пальмира держала в руке прочитанное письмо. Яркий румянец на щеках и неровное дыхание выдавали ее волнение. Женни шла рядом проворными мелкими шажками и украдкой, с насмешливой улыбкой на губах, наблюдала за подругой. Она молчала и ждала, когда девушке будет угодно передать ей свои впечатления. Пальмира де ла Сутьер не торопилась удовлетворять ее любопытство. Положив письмо в карман, она с томным видом опустила голову.

– Какая прекрасная душа! – сказала она наконец вполголоса. – Какие возвышенные мысли и как он умеет их выражать, красноречиво и поэтично! О, правда ли, Женни, – продолжала она с восторженностью, – правда, что Теодор благороднее всех на свете?

– Благороднее? Я, право, не знаю, благородный ли он. Говорят, он сын полковника, и фамилия Бьенасси явно не древнего дворянского рода.

– Ты меня не понимаешь, моя милая, – возразила Пальмира с оттенком нетерпения, – я говорю, что у Теодора утонченная душа, и я горжусь тем, что являюсь объектом столь возвышенных чувств! Этот молодой человек никогда не любил никого, кроме меня, не так ли, моя добрая Женни?

– Конечно, никого.

– Я восхищаюсь этой привязанностью – чистой, целомудренной и святой, которая изливается в речах сладкозвучных, исполненных чистосердечия и искренности. Ах, этот язык истинной любви… Теодор пишет мне сегодня, что «души наши – сестры». Какое прелестное выражение и как оно справедливо!

– И как ново!

– Невзирая на все это, – продолжала Пальмира, – я иногда испытываю странные сомнения. Послушай, Женни, ты такая сведущая в сердечных делах, скажи мне с полной откровенностью, верно ли… действительно ли я люблю Теодора?

– Вы, очевидно, читали в книгах, что свойство истинной любви – не сознавать себя, – сказала Женни с улыбкой, – но откуда у вас эти мысли?

– Сама не знаю, мне кажется, что я восхищаюсь Теодором более, чем люблю его. Я чувствую, что не в состоянии отвечать на его восторженные чувства. Может быть, я больше думаю о нем, чем люблю. Потом, когда мы видимся, я нахожу его совсем не таким, каким воображаю. Он немногословен, и на лице у него такое насмешливое выражение, которое изумляет и тревожит меня.

– Все это ребячество, вы его любите, без всякого сомнения, любите. Но что он пишет вам в своем последнем письме? Пари держу, что, как всегда, просит свидания.

– Действительно, в приписке карандашом он сообщает мне, что приедет сюда сегодня вечером. Он, вероятно, нашел какой-нибудь предлог явиться в наш дом.

– А как вы будете говорить с ним в присутствии вашего отца? Впрочем, не сегодня ли ждут приезда месье Робертена?

– Я обязательно найду возможность сказать наедине пару слов Теодору, в крайнем случае ты, Женни, сможешь передать ему мои слова.

– Вы не опасаетесь так часто сводить меня с этим пылким молодым человеком? Он, пожалуй, может и влюбиться в меня.

На лице томной Пальмиры вдруг появилось выражение разгневанной Юноны.