Слуги меча - Энн Леки

Все это имитация. Никому не нужно, чтобы по такому суденышку летали пули, особенно когда за бортом абсолютный вакуум. Целями были картинки, которые корабль проецировал на дальнюю стену. Оружие громыхало и давало отдачу, будто стреляло настоящими пулями, но из него исходил только свет. С ним я не столь разрушительна, как мне сейчас хотелось, ну да ладно, сойдет.

Корабль понимал мое настроение. Он выставил целый ряд мишеней, одну за другой, очень быстро, и я поразила их все, почти не думая. Перезарядила оружие — на самом деле, никакой необходимости в этом не было, но, будь оно настоящим, его следовало бы перезарядить, и потому процедура тренировки тоже того требовала. Я палила снова и снова, опять перезаряжала и продолжала стрелять. Этого оказалось недостаточно. Видя происходящее, корабль выставил движущиеся мишени, дюжину одновременно. Я вошла в знакомый ритм: веду огонь, перезаряжаю, веду огонь, перезаряжаю. В памяти всплыла песня — меня всегда сопровождала какая-нибудь песня. Эта — длинная эпическая, повествование о последнем споре между Анаандер Мианнаи и ее бывшей подругой Наскаайа Эскур. Поэтесса была казнена полторы тысячи лет назад — ее версия этого события представляла Анаандер злодейкой и заканчивалась обещанием, что мертвая Наскаайа вернется, чтобы отомстить за себя. В пространстве Радча эта песнь почти забыта, потому что ее исполнение, а возможно, даже знание о ее существовании легко могли стоить гражданину полного перевоспитания. В некоторых местах за пределами влияния Радча ее еще можно услышать.

Предатель! Давным-давно мы обещалиМеняться равно, дар за дар.Прими проклятие: что уничтожишь ты, разрушит и тебя.

Стреляю, перезаряжаю, стреляю, перезаряжаю. Вполне вероятно, что эта песня — как и любая другая на ту же тему — имеет мало общего с реальными событиями. Да и сама история, возможно, была вполне заурядной, а не такой поэтически драматичной, полной мифических преувеличений и пророческих намеков. Тем не менее я испытывала чувство удовлетворения, когда ее пела.

Подойдя к концу, я опустила оружие. Корабль — я его не просила — показал мне, что происходит у меня за спиной: три солдата подразделения Этрепа столпились у входа в тир и, пораженные, наблюдали за мной. За ними стояла Сеиварден, заглянувшая сюда по пути в свою каюту. Она не могла воспринять мое настроение так же точно, как корабль, но знала меня достаточно, чтобы испытывать беспокойство.

— Девяносто семь процентов, — сказал корабль мне в ухо. Без нужды.

Я сделала вдох. Положила оружие на место. Повернулась. Изумление на лицах трех солдат Этрепа мгновенно сменилось полным отсутствием всякого выражения, как у вспомогательных компонентов, и они отступили назад, в коридор.

Я проскочила мимо них, в коридор и дальше, к бане. Услышала, как один солдат сказала:

— Черт! Так вот что такое спецмиссии?

Увидела замешательство остальных: их прошлый капитан была весьма строга в отношении сквернословия. Услышала, как Сеиварден, на вид — веселая, сказала:

— Капитан флота и в самом деле чертовски крута. — Эта вульгарность в сочетании с архаичным, изысканным произношением Сеиварден заставила их рассмеяться, испытав некоторое облегчение, но все же не избавила от обеспокоенности.

«Милосердие Калра» не спрашивал меня, отчего я злюсь. Не спрашивал, в чем дело. Это подтверждало, что мои подозрения верны. Впервые за свою двухтысячелетнюю жизнь я пожалела, что не склонна к сквернословию.

Глава 3

Я заставила лейтенанта Тайзэрвэт проснуться на три часа раньше ее обычного времени и приказала незамедлительно явиться ко мне. Она вздрогнула при пробуждении, сердце заколотилось, несмотря на то что препарат, который дала врач, еще действовал. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить слова корабля, произнесенные прямо в ухо. Еще двадцать секунд она просто дышала, медленно, осторожно. Ощущая некоторое недомогание.

В мою каюту она пришла по-прежнему выбитая из колеи. Воротник ее куртки лежал кривовато — ни один из солдат подразделения Бо сейчас не бодрствовал, чтобы о ней позаботиться, и лейтенант одевалась в тревожной спешке, роняя вещи, неловко возясь с застежками, которые не должны были доставить затруднений. Я встретила ее стоя и не отпустила Калр Пять. Та делала вид, что занята работой, но надеялась увидеть или услышать нечто интересное.

— Лейтенант Тайзэрвэт, — сказала я строго и раздраженно. — Работа твоего подразделения за эти последние два дня не отвечает требованиям.

Возмущение, злость, досада. Она уже довольно пристойно, принимая во внимание обстоятельства, стояла по стойке «смирно», но я могла видеть ее спину, плечи, которые напряглись еще сильнее, голову, приподнявшуюся на пару миллиметров. Однако она оказалась достаточно умна, чтобы не ответить.

Я продолжила:

— Возможно, ты знаешь, что есть такие части корабля, которые он не может видеть. В этом отношении он привык полагаться на вспомогательные компоненты. Но у нас больше нет вспомогательных компонентов. Чистка и обслуживание этих частей корабля являются твоей зоной ответственности. А подразделение Бо их игнорировало. Например, оси шарниров в шлюзовых камерах челноков не чистились довольно давно. — Это я знала из очень личного опыта, всего лишь на прошлой неделе моя жизнь и жизни всех обитателей Дворца Омо зависели, среди прочего, от того, как быстро я смогу открыть шлюзовую камеру челнока «Милосердия Калра». — Есть также место под решеткой в бане, которое не увидишь, если не опустишь туда голову. — Это довольно противное предложение даже при благоприятном стечении обстоятельств. И гораздо хуже, когда там не проводилась повседневная тщательная чистка. — «Милосердие Калра» представит тебе список. Я надеюсь, что все будет приведено в порядок, когда я произведу осмотр завтра в это же время.

— Завтра, сэр? — Голос лейтенанта Тайзэрвэт прозвучал несколько сдавленно.

— Завтра в это же время, лейтенант. И ни ты, ни твое подразделение не должны пренебрегать установленным временем занятий в спортзале и тире. Свободна. — Она поклонилась и ушла, разъяренная и несчастная. Какими будут и ее солдаты Бо, когда обнаружат, сколько работы я на них взвалила.

Верно, что я обладаю почти абсолютной властью над всеми на корабле, особенно принимая во внимание нашу изоляцию в шлюзовом пространстве. Но верно также и то, что я поступила бы чрезвычайно неумно, вызвав отчуждение своих офицеров. Глупо было бы и навлекать на себя недовольство солдат без достаточного основания. Солдаты Бо будут возмущаться моим плохим обращением с лейтенантом Тайзэрвэт, безусловно, в той степени, насколько это причинит беспокойство им самим. Но также и потому, что лейтенант Тайзэрвэт — их лейтенант.

Я хотела именно этого. Намеренно давила. Но главное — точно рассчитать время. Надавлю слишком сильно, слишком быстро — и результаты окажутся не теми, что мне надо, возможно — катастрофическими. Надавлю чересчур нежно, протяну слишком долго — и мне не хватит времени, и опять-таки результаты получатся совершенно не теми, каких мне хотелось. А мне требовались именно конкретные результаты. Солдаты подразделений Амаат, Этрепа, мои Калр — они понимали точку зрения солдат Бо. И если я собиралась быть суровой с Бо — потому что быть суровой с лейтенантом подразделения Бо означало то же самое, — то это должно иметь под собой основание, которое поняли бы другие подразделения. Я не хотела, чтобы кто-нибудь на «Милосердии Кадра» думал, что я способна ни с того ни с сего, повинуясь капризу, жестко третировать экипаж, что капитан может решить превратить твою жизнь в ад, как бы хорош ты ни был. Я встречала капитанов, которые вели дела подобным образом. Это никогда не приводило к созданию особо хорошего экипажа.

Но я просто не могла сейчас никому объяснить своих причин и надеялась, что мне не придется этого делать. Правда, я с самого начала надеялась, что такое положение вообще не возникнет.

На следующее утро я пригласила Сеиварден на завтрак. Мой завтрак, ее ужин. Мне следовало также пригласить доктора, которая ела в это же время, но я подумала, что ей будет приятнее поесть одной, чем со мной — сейчас.

Сеиварден была настороже. Я видела, что она хочет что-то сказать мне, но не уверена, что это будет умно с ее стороны. Или, возможно, не уверена в том, как сделать это правильно. Откусив три кусочка рыбы, она шутливо произнесла:

— Я и не думал, что заслужил самую лучшую посуду. — Она имела в виду тарелки изысканного фарфора, с росписью фиолетовым и цветом морской волны и чайные чашки из розового стекла: Калр Пять знала, что моя трапеза с Сеиварден не требует никаких формальностей, и тем не менее не смогла заставить себя убрать их и подать эмалированные.