Первый Рубикон - Евгений Санин

—Возьми. Это все, что у меня осталось...

—Что ж, — поразмыслив, согласился офицер. — Пожалуй, это действительно больше, чем даст мне Сулла!

Он торопливо спрятал ларец в сумку, что висела на боку коня, и приказал поджидавшим его в почтительном отдалении воинам продолжать путь.

Незадолго до заката, задремавшего, несмотря на дорожную тряску, Цезаря, разбудил удивленный голос Эгея.

— Господин, а господин!

— Что? — мгновенно вскинулся Цезарь. — Сулланцы?

— Да нет! — засмеялся грек и показал пальцем на небольшой взгорок, с которого, размахивая руками, сбегали два человека. — Никак, наш Беот!

— Он! — согласился Цезарь, узнавая в одном из бегущих отпущенного им на свободу возницу.— А кто второй?

Вторым оказался худощавый, сгорбленный мужчина, представившийся вольноотпущенником одного из живших поблизости крупных землевладельцев. Низко поклонившись Цезарю, он подтолкнул к повозке Беота:

— Скажи, это действительно твой раб?

Не успел Цезарь ответить, как его бывший возница повалился на колени и закричал:

—Господин, скажи ему всю правду! С самого утра меня заставляет искать тебя на дорогах!

—Зачем? - нахмурился Цезарь.

—Чтобы убедиться, что эта вольная неподдельная! — охотно пояснил мужчина, доставая из-за пазухи свиток папируса.— Сейчас столько рабов убивают своих господ и подделывают их почерки, столько похищается печатей, что порядок требует. .

—Я действительно дал свободу этому рабу! — оборвал вольноотпущенника Цезарь.-Или тебе мало моего слова?

—Мне мало слова представителя одного из славнейших родов Рима? - вскричал мужчина. — Да мне достаточно было увидеть этот документ, чтобы сразу понять, что его писала не грубая рука варвара, а рука истинного квирита, но...

—Но?! — неприятно изумился Цезарь.

—К сожалению, я маленький человек, ничтожный чиновник...— невольно попятился мужчина. — И мне приказано либо доставить тебя к своему начальнику, либо убить этого раба на месте.

—Бывшего раба! — теряя терпение, отрезал Цезарь. — До которого мне, кстати, больше нет никакого дела!

Он поднял руку, чтобы дать знак Эгею следовать дальше, но Беот стал целовать колеса 34 повозки с мольбой пощадить его, а вольноотпущенник, еще ниже кланяясь, принялся уговаривать:

—Мой начальник остановился на постоялом дворе всего в пяти милиариях* от этого места. Это небольшой тихий домик, в нем вот уже несколько дней не останавливалось ни одного сулланца. Ты можешь безбоязненно переночевать в нем со своей семьей. А за доставленные неудобства мой начальник заплатит тебе и угостит славным обедом. Клянусь отвратителем всех несчастий Сераписом, это будет пир, достойный самих богов!

—Может и правда заедем, Юлий? — умоляюще заглянула в лицо мужа Корнелия.

—Столько хлопот из-за какого-то раба... — с подозрением покосился на вольноотпущенника Цезарь.

—Не какого-то, а, возможно, беглого! — напомнил вольноотпущенник.

—Что, опять?!

—Так может подумать мой начальник... — вновь забормотал мужчина. — Ведь если ты не поедешь со мной, я должен буду распять его как беглеца, прямо на этом холме!

—О, господин, пощади! — завопил из-под повозки Беот.

Цезарь задумался. Что-то подсказывало ему немедленно ехать дальше. Но уязвленное самолюбие, измученный вид жены и дочери, наконец, мысль, что эта возможность пере-ночевать в тепле и поужинать для них, оставшихся без единого асса, быть может, последняя на целую неделю вперед, оказались сильнее.

—Ладно, забирайся в повозку, покажешь дорогу Эгею.

Пока они ехали пять милиариев, заметно стемнело. Кутаясь в тяжелые лохматые тучи, на небе замигали редкие звезды. Дождь то сеял, то переставал. Вольноотпущенник монотонно рассказывал, какой у него строгий и справедливый начальник, и для убедительности клялся богами своей далекой родины. Беот, задыхаясь, бежал следом за повозкой. Корнелия с дочерью быстро задремали, и когда они подъехали к постоялому двору, обе крепко спали.

—Пойду, узнаю, не появились ли в доме сулланцы, — спрыгнув на землю, предупредил мужчина. - А вы пока ни на шаг от повозки.

Он пробежал по дорожке и юркнул в дверь небольшого деревянного дома. Замызганная, без единого окна гостиница ничем не отличалась от старых жилищ, с незапамятных времен разбросанных вдоль всех римских дорог.

Обеспокоенный поведением вольноотпущенника и тем, что на скрип подъезжавших колес из дома не выбежал радушный хозяин, Цезарь осмотрелся и, увидев костер, решительно 35 направился к нему.

*Милиарии - столбы или просто большие камни, устанавливаемые на римских дорогах через каждые 1000 шагов.

—Не велено отходить от повозки, господин! — умолял его Беот, ковыляя сзади, словно неверная тень. — Нельзя туда...

От костра донесся приглушенный стон, и Цезарь прибавил шагу.

—Кто здесь? — окликнул он.

—Помогите... — донеслось в ответ.

У костра лежали два связанных человека в изорванных тогах.

Цезарь при помощи Эгея повернул их лица к огню и едва не вскрикнул от неожиданности, узнав давних друзей своей семьи — отца и сына Кальвиниев.

Прославленный полководец Кальвиний-старший и подававший немалые надежды своим ораторским искусством Кальвиний-младший лежали, связанные веревками, словно последние беглые рабы.

—Кто вас так?! — воскликнул Цезарь, пережигая горящими головешками веревки.

—Сулланцы!.. — прохрипел Кальвиний-старший, с облегчением растирая затекшие руки.

—Как! Они были здесь?!

—Они и сейчас тут!

—Что?!— оглянулся на попятившегося возницу Цезарь.

—Да, да, — уныло подтвердил Кальвиний-младший. — Здесь у них сборный пункт сыщиков и агентов. До пыток они держат захваченных у костра, а после режут, как свиней, и бросают в общую яму, Нас узнал твой раб и вместе с сыщиком привел сюда...

—Негодяй! — разогнулся Цезарь, бросая в Беота пылающую головешку. — Эгей, придуши его!

—Как? — замялся грек. — Прямо здесь? Руками?!

Беот сорвался с места и бросился бежать.

—Эх, ты! — услышав, как захлопнулась дверь за бывшим возницей, накинулся на Эгея Цезарь. — Упустить такого мерзавца!..

—Ну, вот и все! — с горечью усмехнулся Кальвиний-младший.— Напрасно ты трудился, развязывал нас. Сейчас они вывалят из дома, и...

—Напрасно? — озираясь, переспросил Цезарь и вдруг радостно воскликнул. — Ну,  нет! Мы еще сумеем постоять за себя!

— Вчетвером против четырех десятков воинов? На открытой местности, безоружные против мечей и стрел? Нет, Цезарь, это тебе не Фермопильское ущелье*... — покачал головой Кальвиний-старший.

—А ну, Эгей, взяли! — закричал Цезарь, хватаясь за конец лежащего у костра бревна.

— И вы тоже, — накинулся он на Кальвиниев. — Подпирай дверь! Живо, живо!!!

Отец и сын мигом поняли, что задумал Цезарь. Подняв тяжелое бревно, пленники сулланцев вчетвером подошли к дому. Из-за двери услышали шум возбужденных голосов, но прежде, чем она распахнулась, они успели подпереть ее бревном. Внутри раздались крики и угрозы.

—Ну и чего мы добились? — спросил Кальвиний-старший. — Отсрочки казни на несколько минут?

—У них быстрые кони, — подтвердил его сын. — Это только разъярит их и во время пыток принесет нам еще большие страдания.

—Ну, нет, только не нам!

Он метнулся в темноту и возвратился с охапкой валежника, приготовленного для домашней печи.

—Эгей! — позвал он, показывая глазами на костер.

Раб понял его, но замешкался.

—Господин... — пробормотал он. — Там могут быть невинные люди — семья хозяина, его дети!

—Выпустить их, а заодно и сулланцев?— хмуро уточнил Цезарь. — Ну, что стоишь?

Повторить приказ?

Эгей засеменил к костру и вернулся с горящим поленом.

—Поджигай! — коротко приказал Цезарь, кивая на груду сушняка...

Пламя весело побежало по сухим веткам. Не прошлой двух минут, как его разросшиеся языки жадно лизали дверь и стены, за которыми на все голоса вопили сулланские воины.

—Пожар? — вскинулась спросонья Корнелия, когда Цезарь сел в повозку и поправил на ее плече сползшую накидку.

*Фермопильское ущелье - узкий проход между Фессалией и Центральной Грецией, который в течение нескольких дней 480 г. до н.э. триста спартанцев защищали от целой армии персов.

—Да, — задумчиво кивнул он. — Придется поискать другой постоялый двор. С более сговорчивым хозяином.

—А найдем? — закрывая глаза, спросила Корнелия.

Цезарь не ответил ей и долго смотрел на взметнувшееся к небу пламя, прежде чем дать знак Эгею следовать дальше....

Он еще не знал, что его тетке с помощью жриц-весталок, имевших право на заступничество, всесильных родственников удастся вымолить для него помилование у Суллы. Еще не ведал, что диктатор, уступая просьбам, воскликнет: "Ваша победа, получайте его, но знайте: в этом Цезаре таится сотня Мариев!" Не мог пока и вообразить, что через год Сулла неожиданно для всех сложит с себя диктаторские полномочия и удалится в свое кампанское имение, где и умрет через несколько месяцев. А он, Гай Юлий Цезарь, пройдя через новые поражения и победы, через двадцать лет сам станет Верховным Понтификом, затем консулом, триумфатором, породнится с Гнеем Помпеем, выдав за него свою дочь Юлию, и сдружится с Крассом. Через тридцать — покорит Галлию, взяв штурмом более восьмисот городов, и уничтожит, превратит в рабов два миллиона человек, а затем начнет опасную борьбу за власть над своим народом. Но это будет через долгих тридцать пять лет.