Законы границы (СИ) - Серкас Хавьер

Мы вышли на улицу. Тере прислонилась к стене рядом с дверью «Ла-Фона», скрестила руки на груди и спросила, о чем я хотел с ней побеседовать. В тот момент я понял, что мне не хватит смелости спросить ее, встречается ли она с Сарко. Решил поговорить с ней насчет игрового зала и, тоже прислонившись к стене, чтобы дать проехать грузовику с напитками, едва умещавшемуся на улице Ла-Барка, спросил: «Вы собираетесь что-то устроить у сеньора Томаса?» «Кто такой сеньор Томас?» «Старик из игрового зала «Виларо». Вы хотите ограбить его?» Тере удивилась, рассмеялась и опустила руки. «С чего ты это взял?» — усмехнулась она. «Вчера Сарко расспрашивал меня про игровой зал, — объяснил я. — И в день нашей первой встречи тоже. Вот я и подумал…» «А второе?» — прервала Тере.

«Что?» «Второе, — повторила она. — Ты же сказал, что хочешь поговорить о двух вещах. Первая оказалась чушью, ну а что со второй?» Тере уставилась на меня, иронично-презрительно изогнув губы. Казалось непостижимым, куда делась та девушка, которая была со мной в туалете игрового зала и ради которой я и явился в этот самый «Ла-Фон». Я порадовался, что не спросил Тере насчет ее отношений с Сарко — меня и без того переполняло ощущение собственной нелепости. «Что еще? Нет, ничего». Тере пожала плечами и направилась обратно в бар.

Мы провели весь день, как и в прошлый раз — потягивая пиво в «Ла-Фоне» и куря гашиш на мосту через Галлигане. В одну из наших прогулок, на углу улиц Ла-Барка и Беллайре, Сарко цепко ухватил меня за руку повыше локтя. «Слышь, Гафитас, — произнес он, заставив меня остановиться. — Тере сказала, что ты паришься из-за какой-то ерунды». Я проводил взглядом Тере и остальных, удалявшихся по Ла-Барка к «Ла-Фону». Была пятница, и, хотя еще не наступил вечер, компании любители ночной жизни уже стекались в китайский квартал. Сарко продолжил: «Ты действительно подумал, что мы решили грабануть «Виларо»?» Было бессмысленно отрицать это, и я кивнул. «И с чего это взбрело тебе в голову?» — спросил он. Я принялся объяснять. Сарко слушал внимательно, а потом освободил меня от своей хватки и положил руку мне на плечо. «Ладно, ну а если все так? — произнес он. — Ты ведь говорил мне, что тебе нужны бабки? А они так и делаются: ты рассказываешь нам кое-что, мы проворачиваем дельце, и ты получаешь свою долю». Сарко сделал паузу, прежде чем добавить: «Никакого риска. Верное дело. Чего еще тебе надо?» Он замолчал, уставившись на меня, в ожидании ответа. «Ничего», — сказал я. «Тогда почему дрейфишь?» Я не знал, как это ему объяснить. В конце концов я промолвил: «Я не такой, как вы». Сарко ослепил меня своей жесткой, белозубой улыбкой: «Это ты о чем?» Я подумал, прежде чем ответить. «Я имею в виду, что мне не нужна моя доля. То есть я вообще не хочу участвовать ни в каком деле. Не желаю, чтобы из-за меня у старика случилось что-нибудь плохое. Не надо его грабить». На сей раз на лице Сарко появилось недоумение, и его глаза сузились до щелок, в которых едва остались видны голубые проблески. «А в чем дело? — поинтересовался. — Этот старик тебе кто? Дружбан, что ли?» «Более-менее», — кивнул я. «Серьезно?» Сарко несколько секунд обдумывал мой ответ, после чего убрал руку с моего плеча, и лицо его приобрело выражение человека понимающего и вынужденного смириться. «Ладно, — вздохнул он. — Раз он твой дружбан, это все меняет». «Значит, вы не сделаете ничего старику?» — спросил я. «Конечно, нет, — ответил Сарко, сунув руки в карманы. — Дружба — это святое, Гафитас. Разве не так?»

Я кивнул. Мы стояли в тени, но воздух был горячий, и чуть дальше от тротуара, где не спасали стены домов, солнце нещадно палило. Находившийся за спиной Сарко бар «Жирона» был полон посетителей. Люди прибывали в китайский квартал. «В общем, дело отменяется, — объявил Сарко. — Друзья — это друзья. Я скажу Гилье и остальным. Они поймут. А если не поймут, это их проблемы. Здесь я все решаю». «Спасибо», — произнес я. «Не надо мне твоего «спасибо», — ответил Сарко. — Но учти, теперь за тобой должок». Он вытащил правую руку из кармана и, ткнув мне в грудь указательным пальцем с длинным и грязным ногтем, добавил: — Сегодня — я за тебя, завтра — ты за меня». Вскоре мы вернулись в «Ла-Фон». К этой теме больше не возвращались, но когда я собрался уходить из бара, Сарко задержал меня, ухватив за запястье, и снова ткнул в меня своим указательным пальцем. «Помни, Гафитас, с тебя причитается. Сегодня — я за тебя, завтра — ты за меня».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В тот вечер я принял решение никогда больше не возвращаться в «Ла-Фон». С меня было достаточно: своими двумя визитами в китайский квартал я подверг себя огромному риску и едва не навлек катастрофу на сеньора Томаса. А самое главное, мне хватило этого, чтобы убедиться, что Тере не для меня и между нами никогда больше не могло повториться то, что произошло в туалете зала игровых автоматов. Впрочем, насчет этого последнего у меня нет абсолютной уверенности. В общем, после пребывания в тех диких местах у меня осталось ощущение, что по ту сторону реки существует мир, не имеющий ничего общего с тем, какой я знал раньше.

Выходные я провел дома и в игровом зале «Виларо»: читал, смотрел телевизор, играл на автоматах свои бесплатные партии, накопившиеся за те дни, когда я помогал сеньору Томасу, хотя в моей помощи он уже не нуждался. В понедельник продолжалась та же рутина. Я провел полдня в игровом зале, вечером помог сеньору Томасу закрыть заведение и попрощался с ним. По дороге домой, когда я прошел мимо одного из столбов железнодорожной эстакады, кто-то шикнул за моей спиной. Меня словно ударило током. Я обернулся: это был не Батиста, а Тере. Она стояла, прислонившись к столбу эстакады, и курила. «Привет, Гафитас», — произнесла Тере и, сделав два широких шага, оказалась прямо передо мной. Она была в своих обычных кедах и джинсах, но мне показалось, будто ремень сумки, висевшей у нее через плечо, на сей раз как-то особенно сильно выделял ее грудь, обтянутую белой футболкой. «Как дела?» — спросила Тере. «Хорошо». Она погладила пальцем свою родинку возле носа и промолвила: «Не собираешься больше в «Ла-Фон»?» «Собираюсь», — солгал я. Тере вопросительно уставилась на меня, и пришлось объяснить: «Просто в эти выходные я был сильно занят». «В игровом зале?» Я кивнул. Тере затянулась сигаретой. Выдыхая дым, жестом указала куда-то за своей спиной: «А как поживает старик?» Я понял, что она имеет в виду сеньора Томаса, и ответил, что хорошо. «Ну и славно, — произнесла Тере. — Не знала, что вы с ним друзья. Мне Сарко сказал. Она помолчала и добавила: — Он уже знает, что кое-чем обязан тебе?» Тере опять говорила о сеньоре Томасе, но я не реагировал. «Он реально тебе обязан, — убеждала она, — уж поверь мне. Ты не представляешь, как это воспринял Гилье. Он хотел непременно провернуть дело с игровым залом. Хорошо хоть Сарко сумел осадить его. Если бы не он, то старику бы не поздоровилось. Ну и ты, конечно, тоже спас его». В тот момент над нашими головами загрохотал поезд. Шум был такой оглушительный, что нам пришлось несколько секунд простоять молча. Когда стук колес стал удаляться, Тере сделала последнюю затяжку, бросила окурок на землю и, затоптав его, спросила: «Так о чем мы говорили?» «Ты обманула меня», — внезапно сказал я. «Что?» «Ты обманула меня, — повторил я. — Сказала, что вы не собираетесь грабить игровой зал, но на самом деле именно это вы и замышляли». Тере помолчала, небрежно махнула рукой, и ее лицо прояснилось. «Да, — сказала она. — Я вспомнила, о чем мы с тобой говорили: про то, что старик теперь перед тобой в долгу. А у тебя самого должок перед Сарко. Помнишь?» Она ткнула в меня пальцем, как Сарко, прощаясь со мной в пятницу в «Ла-Фоне», и произнесла: «Сегодня — я за тебя, завтра — ты за меня».

Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Затем Тере, опершись на капот одной из припаркованных под эстакадой машин, сообщила, что Гилье уже давно поговаривает об одном районе Льорета,[9] где, по его словам, можно хорошо поживиться. Место отдаленное, живут там люди небедные, к тому же и время сейчас подходящее, поскольку еще не закончился июнь и многие дома стоят пустые в ожидании появления своих хозяев в июле и августе. На следующий день Сарко собирается провернуть там дельце, и ему нужна моя помощь. Тере сменила единственное число на множественное: «Ты ведь нам поможешь, правда?» У меня не было никакого желания ввязываться в это дело, и, чтобы потянуть время, я собирался спросить, почему сам Сарко не пришел поговорить со мной, почему прислал ее, но вместо этого я сказал: «Мне очень жаль. Я не могу». Тере развела руки в стороны и посмотрела на меня с удивлением, показавшимся мне искренним. «Почему?» — поинтересовалась она. Мне не пришло в голову ничего иного, кроме того, что я ответил недавно Сарко: «Потому что я не такой, как вы. Я никогда не делал ничего подобного». «Чего именно?» — спросила Тере. «Не воровал», — пояснил я. «Никто и не заставляет тебя воровать. Этим займемся мы. Тебе нужно будет делать кое-что другое. И это проще простого — вообще сущая ерунда». «А почему это не может сделать кто-нибудь другой?» — спросил я. «Нам нужен такой, как ты. Чтобы говорил по-каталански и выглядел как пай-мальчик. Короче, Гафитас, не чуди: ты же не можешь кинуть нас вот так, после того что Сарко для тебя сделал? Отплати за добро, и будем в расчете». Фонари, горевшие уже на Бонаструк-де-Порта, придавали блеск старого золота темным волосам Тере, ее зеленым глазам и чувственным красным губам. «Ну, так что?» — произнесла она. Я кинул взгляд за спину Тере, на опущенные жалюзи игрового зала «Виларо» и подумал, что если откажусь, то никогда больше не увижу ее. Чувствуя слабость в коленях, я спросил: «Что нужно делать?»