Сердце ведьмы не ошибается - Майя Фабер

на неё я. — А вдруг там заказчик был хороший?

— Подождёт, — отмахнулась она.

Я нервно поёрзала на подстилке. В душе всё словно оборвалось и трепетало, то ли от ужаса, то ли от негодования.

— Рассказывай, — потребовала она.

Смотрела я на неё и думала, как же сказать-то. Никак мысль не складывалась, всё только болью отдавалась. Не выдержала я и выпалила прям как на языке было:

— Не будет у меня следующего раза. Замуж меня выдадут, если на зиму не смогу себя и отца обеспечить.

Анка открыла рот. Моргнула. Снова закрыла.

— Как замуж? А дар?

Уж кто-кто, а Анка с Лиской хорошо меня знали, много я им рассказывала, и что дар семейный без любви не держится — тем более.

Я развела руками.

— Отец приказал. Голод-то страшнее, чем дар потерять, который замужем и не сильно нужен. Какой мужик свою жену пустит по ярмаркам гадать, — грустно опустила голову я. Рука сжимала медальон на груди, поглаживала его краешек большим пальцем.

— За кого? — расстроилась Анка. Лицо у неё всегда такое живое было, все чувства на нём вмиг отражались. Вот и сейчас за меня она переживала, а в глазах так и сияли интерес да любопытство.

Ком застрял у меня в горле. Не могла я ей никак сказать про барина. Показалось, что если вслух произнесу, то оно обязательно сбудется. Но ещё хуже — Анка во мне разочаруется. Или надумает чего, что я ведьма специально решила выше всех в селе стать, а теперь тут дурочку из себя строю.

— Не знаю, — отозвалась я, уставившись в стол. — К отцу кто-то приходил, незнакомый.

Анка всплеснула руками.

— Вот дикость-то какая. Богатый небось?

— Богатый.

— Молодой?

— Молодой, — протянула я. Перед взором так и стояло лицо. — Высокий, статный, красивый. Волосы чёрные, а глаза карие, глубокие, как озёра медовые. Руки такие крепкие. Анка, а голос у него какой, прямо до сердца добирается. И смотрит он так, смотрит, словно не ведьмочка я бедная, а царица…

Я вдруг поняла, что разговариваю сама с собой, а на меня внимательно смотрят две пары глаз.

— Сонька, — хитро прищурилась подруга, даже на Тишку похожа стала, — скажи-ка мне, а ты точно замуж-то за него не хочешь?

— Чего? — опешила я и с жаром возразила: — Конечно, не хочу! Нельзя мне, я ведьмочкой хочу быть…

Запнулась, растеряла слова. Покраснела вся, прям почувствовала, как по шее и к щекам жар приливает. Молчать надо было, никого в свои проблемы не втягивать. Сама рот открыла, теперь самой и расплачиваться.

Анка покачала головой, а я по лицу её поняла — ни слову не поверила. Только не зря она была моей хорошей подругой, промолчать всегда умела вовремя. В глаза ей смотреть всё равно неудобно было. Анка почесала затылок, потом — пузо Тишки, которое снова услужливо оказалось сверху.

— А он помочь не может? — кивнула Анка на кота.

— Да чем он поможет? — вздохнула я. — Его дело дар мой усиливать и непрошеные советы давать.

Тишка громко фыркнул, прямо как человек.

— Притворяется, что спит, а сам подслушивает, — пробурчала я ему.

— Значит, сами справимся.

С минуту она думала, а потом вдруг разулыбалась, засияла прямо.

— Так, подожди, сейчас мы всё поправим, — вскочила на ноги боевая Анка, радостно хлопнула в ладоши. — Ты тут сиди, а я пойду народ зазывать и тебя расхваливать.

— Да стой ты, — ужаснулась я. — Люди ж засмеют.

— Я им засмею, — пообещала Анка и сбежала из шатра.

Снаружи послышался её весёлый громкий голос.

А мне стыдно так стало. Завралась, совсем завралась. И чего я ей такого сейчас несла, надо же, какую историю рассказала, всё вместе переплела.

Глава 9

День так и закончился ни с чем. Анка, конечно, старалась, да и внимание привлекать у неё всегда получалось, только все, кто на её голос оборачивались, только его и хотели. Зрелищ им подавай да развлечений. Лучше бы я сразу и не надеялась, а то смотреть на это стало ещё больнее. И за себя обидно, и за подругу, ей тоже эта куча мужских взглядов ни к чему была, подумают наши местные бабы ещё чего лишнего, потом проходу не дадут, со свету сживать станут.

Немножко мы, конечно, заработали. Совсем по мелочи. На зиму только два заказа и удалось получить, и то торговаться долго пришлось, за копейки ценные травы отдавала.

Тишка вздыхал украдкой, даже у него к вечеру настроение принялось портиться, а он у меня оптимист похлеще многих. Да и мне всё понятно без слов было. Где это видано, чтобы с ведьмой за её товар торговались. У бабки-то моей всегда молча забирали, да ещё радовались, что деньгами взяла, не прокляла на дорожку. Ни во что меня не ставили, ни свои, ни приезжие. Проклясть-то их и я могла, а сейчас особенно — от всей души бы вышло. Только пустое всё это, минуту порадуюсь, а еды на зиму всё равно не прибавится. Так и дар зря расходовать не хочется, переводить понапрасну.

К вечеру я спровадила Анку домой, а сама осталась сидеть до последнего. Почти все уже разошлись, а гости и приезжие осели в трактирах, чтобы отпраздновать удачный день или залить воспоминания о неудачном. Благо пиво у нас варили замечательное, оно для любых поводов годилось, хоть на свадьбу прямиком подавай.

Ох уж мне эти свадьбы.

Снаружи опустилась ночь. Редко-редко слышались голоса тех, кто собирал домой непроданные вещи, оставлять на ночь здесь не решались, чужие приезжие быстро растащат. А я сидела в темноте, подперев щёки ладонями, и грустила. Не такого результата я отцу пообещала. Он-то, конечно, ни словом, ни взглядом не намекнёт, как я его разочаровываю. Жалеть станет. Только от этого противнее, словно сама не понимаю. Потому и домой идти совсем не хотелось, правда, и затягивать не стоило, ещё немножко и отец сам за мной сюда явится. Сколько раз ему говорила, что взрослая уже, не пропаду, а нет, всё равно ничего в его отношении не менялось.

Когда стало совсем темно, Тишка не выдержал первым. Прошёлся по столу, потёрся о мои руки, потыкал холодным мокрым носом в мой лоб.

— Думаешь, пора? — шёпотом спросила у него я.

— Пора, — промурчал он. — Ночью ты тут точно ничего не высидишь. Поспать надо.

Я встала, расправила юбку, отряхнула красный платок и повязала на шею. Холодно вдруг стало жуть как, а пока сидела и не чувствовала, не до того в переживаниях-то было. Видно, и впрямь пора пришла домой бежать да