Хозяин-барин - Дмитрий Баюшев

- Это с какой такой стати стрелять-то? - удивился Вадим.

- Стреляй, Вадим, - раздался тихий, как далекое эхо, голос. - Мочи ведь нет.

- Андрей? - спросил Вадим. - Ты где, Андрюха?

- Стреляй, Вадим, не спрашивай больше. Сжалься над нами.

- Над нами? - спросил Вадим.

- Там и Андрей, и Селиванов, и Грабов, и Велибеков, - сказал крошечный Веревкин. - Кому-то, убив меня, ты поможешь прямо сейчас, кому-то потом, когда овладеешь Знанием. Давай, Вадик, не тяни, а то всем будет очень-очень плохо.

Вадим прицелился. Веревкин был до того крохотный, до того жалкий! Снял ради такого случая кепочку, прижал к груди и встал на колени.

Короткая очередь разнесла человечка вместе со сферой в клочья. Кто-то в тумане дико заверещал, белая пелена пришла в движение, в ней закрутились вихри, пронеслись смерчи, засвистал ветер. Что-то тяжелое ударилось о землю, туман стал быстро рассеиваться, и в какие-то секунды пропал совсем.

В пяти шагах от Вадима лежал перекрученный, как кукла, Веревкин - уже нормального роста, в замусоленном, драном пиджаке и потерявших форму портках, с кепкой в крепко сжатом коричневом кулаке. Сквозь дыры в подметках проглядывали грязные подошвы. Этот Веревкин был лыс и стар, рот и заросшие щеки ввалились, кожа на сомкнутых веках натянулась. Грудь превратилась в кровавое месиво.

- Дай-ка автомат, - спокойно сказал невесть откуда взявшийся Завехрищев.

Вадим, не в силах оторваться от Веревкина, безропотно отдал. Зачем он теперь, этот автомат, ведь все уже вроде бы сделано. Все, что просили маленький человечек и Андрюха. А что вообще-то сделано? Что?

- Ну, ты, Петров, даешь, - сказал Завехрищев, уже повесивший автомат на свою бычью шею. - Мужика-то зачем ухлопал? - И вдруг отрывисто, как на плацу, скомандовал: - Кру-угом. Три шага вперед, руки за спину. Шагом арш!

Глава 5 ХМУРЫЙ И ВЕРБЛЮД

Это называлось карантин. Отдельное одноэтажное здание, в котором обитали только Вадим, Завехрищев и сменный медперсонал. Белые приборы, белые хрустящие простыни, постельный режим, трижды в день уколы, в промежутке какие-то горькие пилюли, питание, можно сказать, классное. В коридоре пост наблюдения круглосуточный, с телефоном, со строгими медсестрами. Наружная дверь закрыта на ключ, Вадим уже проверял. Палата отдельная, большая, около пятнадцати квадратных метров, вот только вид из окна неважнецкий - клочок земли с пожухлой травой и высоченный бетонный забор. Да, и еще - на окне решетка.

У Завехрищева была своя палата. С тех пор как их поместили в диспансер, они друг друга не видели.

Слава Богу, что у Завехрищева хватило ума надеть-таки автомат на плечо и не строить из себя конвоира. Он это сделал, как только они вышли на трассу. Между прочим, в скафандрах никто не хотел сажать, попутные машины проносились мимо, пока не сжалился один дядька, оказавшийся военным пенсионером.

Им ничего не говорили, однако ясно было - дозу они хватанули изрядную. Вадим чувствовал непривычную слабость, тянуло в сон. Порой в полудреме он слышал, как кто-то тащится по коридору в клозет, и понимал, что это Завехрищев.

За каких-то четыре дня, проведенных в диспансере, они превратились в полусонных маразматиков, у которых одно на уме - своевременное питание и своевременный горшок, причем второе все больше и больше выходило на первый план, а это уже был нехороший знак.

На пятый день в палате у Вадима появились трое: знакомый ему пожилой доктор с бородкой клинышком и двое крепко сбитых мужчин, один постарше, лет сорока, другой лет на десять моложе, все, естественно, в белых халатах.

Вадим лежал, натянув простыню до носа, и сонно помаргивал.

- Тоже дипразин? - спросил тот, что постарше.

- Тоже, - ответил доктор.

- Как бы их денек не поколоть? - сказал молодой. - А то какие-то сонные тетери.

- Это зачем? - спросил доктор.

- Затем, что заберем обоих, - сказал молодой. - Для следственного эксперимента.

- Категорически возражаю, - заявил доктор. - Мы, понимаете, добились стабильности, а вы хотите, чтобы все насмарку? Вам не жалко этих солдатиков?

- Полдня вас устроит? - спросил молодой.

- Черт с вами, - бухнул доктор, потом, спохватившись, добавил: Извините, но у нас свои законы. Переступать через них, сами понимаете...

- Никто вас за это не повесит, - перебил его тот, что постарше. Значит, с завтрашнего дня никаких антигистамин-ных препаратов.

Он подошел к Вадиму, вгляделся в его лицо и неожиданно подмигнул.

Спустя полчаса после их ухода Вадим вышел в коридор, намереваясь посетить Завехришева - следственный эксперимент все же, надо согласовать, как себя вести, что говорить, - но медсестра, молодая, здоровенная бабища с бородавкой на носу и сурово сжатым ртом, грудью встала перед дверью сержанта, каркнув: "Не велено". Вадим, даже будучи в форме, не стал бы связываться с такой тумбой - сомнет ведь, потом стыда не оберешься, а теперь, когда и чихнуть-то боязно, что уж тут говорить? Видать, недавние посетители дали строгий наказ не пушат. Странно, что часового у дверей не поставили.

Следующий день в силу того, что сон уже не наваливался с такой неумолимостью, показался бы длинным и скучным, если бы ближе к вечеру в палате вновь не появились эти двое, уже без доктора.

На сей раз Вадим рассмотрел их повнимательнее, и того, что постарше, строгого, неулыбчивого, назвал про себя "Хмурым", а того, что помоложе и поразвязнее, разговаривающего презрительно, через губу, - "Верблюдом".

- Совсем другой коленкор, - взглянув на Вадима, сказал Хмурый и вновь, как вчера, неожиданно подмигнул.

Уж лучше бы он этого не делал. Представьте, что вам подмигнул бронзовый памятник.

- Только кратко, - сказал Верблюд. - Что произошло на ксп?

И уставился на Вадима.

- На Объекте, что ли? - уточнил тот.

- Только кратко, - повторил Верблюд, придвигая к кровати стул и вежливым жестом предлагая Хмурому сесть.

Хмурый жестом же показал: садись, мол, садись - и отошел к окну, якобы поглядеть на забор, однако же ушки у него были на макушке, так и топорщились.

- Вы про эту стрельбу? - сказал Вадим. - Так я не виноват. Можете спросить у Завехрищева.

- Завехрищев говорит, что толком ничего не понял, - усмехнулся Верблюд, усаживаясь. - Так что выкручивайся сам.

- Это он, наверное, для того, чтобы не показаться дураком, - сказал Вадим. - Дело в том, что стрелял Грабов.

* * *

- Грабов, который уже восемнадцать часов, как был мертв? - вновь усмехнулся Верблюд, на сей раз более презрительно. - Ты, парень, ври, да не завирайся.

- Ну хорошо, пусть стрелял Грабов, - не оборачиваясь, вмешался Хмурый. - Выпущен был весь рожок. Завехрищев должен был это увидеть. У него было время. Однако же...

- Однако же он отрицает, что видел Грабова, - подхватил Верблюд. - И я понимаю его. Не мог человек в здравом уме видеть, что покойник стрелял из чужого автомата, а если говорит, что видел, значит, у него с чердаком не все в порядке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});