Убийство на побережье - Вилен Арионов

Теперь же он принял мысль, которая ему уже казалась своей: всё дело в национальности авторов. И как-то незаметно из слушателя не редких собраний творческой интеллигенции превратился в активного оратора и организатора этих встреч.

Нельзя сказать, что эти собрания проходили в обстановке взаимопонимания. Случались конфликты, порой острые.

Как-то раз, — именно тогда выступление Эвальда приметили, -

выступал молодой поэт-полукровок. Он начал доказывать, что единение национального и русского искусства — благо для обеих сторон и, в первую очередь, для культуры малого народа. Ибо перевод наших произведений на русский язык делает наши творения доступными многим миллионам людей и неизмеримо упрощает путь к переводу на другие языки мира… Юнца оборвали, не дали ему закончить и развить мысль. Яркое же взволнованное выступление Эвальда своей эмоциональностью и решительностью привлекло внимание и одобрение председателя собрания — уважаемого господина Петерса.

В своём кругу они уже давно не употребляли уравнительного слова "товарищ".

Господин Петерс похвалил истинного патриота Хартса, а в конце собрания, доброжелательно взяв его под руку, пригласил к себе домой "на кофе".

Там был не только кофе.

Серьёзные и немолодые незнакомые Эвальду люди курили сигары, пили бренди и мартини. Говорили тихо и внушительно…

…Вскоре Эвальд Хартс стал заместителем руководителя пока негласной организации " Воссоединение".

9

С тех пор прошло более пяти лет.

Республика стала самостоятельным государством. Союз сограждан — "Воссоединение" — легальным, а Эвальд — его руководителем.

Хартс сидел в своём кабинете, отделанном, как стало принято говорить в "евростиле", хотя, видит Бог, никто не в состоянии определить, что же это такое?

Он тоже теперь курил сигары, тоже говорил негромко и уверенно.

Принимая посетителей и давая им поручения, он, если признаться самому себе, не всегда понимал смысл своих распоряжений, но никогда не ошибался в их формулировках. Ничего странного в этом не было, так как Хартс в подобных ситуациях передавал указания господина Петерса, об истинной роли которого и сфере деятельности только догадывался…

Поэтому, когда Петерс изредка приглашал его к себе (годы прошли, а подобных встреч было — по пальцам сосчитать), Эвальд всегда волновался.

Квартира Петерса располагалась на втором этаже старинного дома, совсем недалеко от площади Виру. В советские годы здесь на этаже было три квартиры. Сейчас их случайных обитателей переселили, куда бог послал, квартиры объединили и теперь апартаменты господина Петерса состояли из девяти или десяти комнат, сколько их — Эвальд не знал, отреставрированы и поражали воображение обилием лепнины и тусклой старинной бронзы.

Откровенно говоря, те комнаты, в которых Хартсу приходилось бывать, казались ему не слишком….ну, как сказать, не слишком уютными. Но умом он понимал, что убранство комнат — это символ вернувшейся законной власти, символ значимости хозяина, его богатства и, хотя он не знал, как ещё выразить свои ощущения, но всё это производило на него огромное впечатление.

Петерс не был многословным, но однажды обмолвился, что его детские годы прошли в такой же квартире и даже на этой же улице, но его дом снесли оккупанты, когда расширяли дорогу, приспосабливая её для возросшего количества транспорта. Конечно, можно было не расширять, а въезд в этот район ограничить, разрешив его только здесь живущим господам, но тогда это создавало неудобства для других граждан.

Эвальд соглашался, что это — уже другие принципы справедливости. Сам он жил в многоэтажке современной постройки, и входя в подъезд дома господина Петерса, всегда испытывал стеснение…

…Квартиру свою Хартс получил ещё при советской власти, когда вернулся после окончания университета. Получил как молодой специалист и был очень доволен. Теперь — время другое. И он сам теперь, господин Хартс, другой человек, у него другие мерки оценки. Откровенно говоря, только регулярные посещения длинноногой Эльзы и скрашивают его холостяцкий "неуют"… А так, — ширпотреб. Жить удобно и никакой индивидуальности. То ли дело квартира господина Петерса!

В этот раз Петерс был один и явно раздражён.

Небрежно указав Хартсу на кресло, господин Петерс сразу потребовал объяснить, почему не выполнено в полном объёме поручение, которое реализовывалось через одно из отделений общества "Феникс", частью которого было курируемое Хартсом "Воссоединение"?…Речь шла о приобретении в собственность общества нескольких гектаров земли в Приморской области России…

Сказать, что Хартс не придал этому поручению значения, — нельзя никак. Получив указание Петерса около полугода назад, он дал соответствующее задание одному из своих функционеров, который уже не раз выполнял подобные задачи. Ему доложили о возникших проблемах, но пока результатов не было. Хозяин земли, — некий фермер из новых энтузиастов хуторского хозяйства, упёрся и даже обсуждать возможность уступки своего, бывшего колхозного пая, а теперь фермерского надела, — даже обсуждать такую возможность не хотел.

Но и времени прошло ещё не так много и раздражение господина Петерса удивило Эвальда Хенриковича.

Оправдываться у них не было принято. Но недоумение возникло: участок, конечно, очень хороший, но ведь один из многих подобных. Почему босс так из-за него сердится? На побережье таких достаточно. Хартс сам ещё в советское время объехал всю Прибалтику. Бывал и в окрестностях хозяйства Сосняка, — фамилию упрямого фермера он запомнил. А, получив сигнал о возникших затруднениях, ещё раз съездил на этот участок: поставил палатку, целый день провалялся на пляже, сходил в соседний лесок со своей спутницей…пощипал начавшуюся черничку! Хороший участок, действительно пригодный для устройства доходного туристического комплекса…Хороший, но не уникальный! Стоит ли из-за него нервничать?.. Тем более, что отступать Хартс пока не думал: он уже поручил искать обходные пути…Указания господина Петерса он привык выполнять.

Петерс сразу оборвал доклад Хартса, хотя сам минуту назад потребовал доложить подробно.

Растерянный Эвальд умолк.

Петерс долго ходил из угла в угол.

Потом, видимо успокоившись, подошёл к бару, налил себе в золотую стопку коньяк. Подержал в руках, медленно выпил. Потом, очевидно приняв решение, взял бутылку, поставил её на столик перед Эвальдом, принёс ещё одну рюмку и предложил выпить своему…гостю. Вы, Хартс, наверное, думаете, почему этот старый Петерс на этот участок глаз положил? Стоит ли он волнений? Не возражайте, я вижу, что так. Или выражение "старый Петерс"…вы покрепче…подумали?

— Что вы, — Хартс вскочил, прижав обе руки к груди, но Петерс решительно надавив на плечо, усадил его.

— Не оправдывайтесь, это понятная реакция. И, я вам, Хартс, п о к а, пока ничего объяснять не буду. Скажу только, что ценность участка не исчерпывается его внешними характеристиками… Знаю, будете гадать, строить версии. Что ж, попробуйте. Со временем, если я в вас не ошибаюсь, узнаете больше. А сейчас поверьте, этот участок мне нужен. Как вы его добудете, — дело ваше…Петерс помолчал… Ещё раз: дело ваше. Я не знаю и не хочу знать подробности, но через месяц доложите об успешном окончании этой затянувшейся истории.

Он снова помолчал. Это — всё. А теперь давайте пить коньяк.

Он достал из бара бутылку коньяка, налил на донышко широких бокалов чуть-чуть янтарной жидкости…

— Вы разбираетесь в коньяках? Это — не "Камю" столь рекламируемый, это — армянский коньяк, лучший в мире. Черчилль только такой и пил… Не возражаете?

Хартс ушёл незадолго до полуночи.

10

—

Петерс облегчённо вздохнул. Конечно, этого новомодного деятеля можно было выставить и раньше, — он явно понимает, что его должность и громкое название "союза" всего лишь ширма; понимает, что он, Петерс, вправе давать ему и указания и взбучки. Хотя, видит Бог, его покорность вызывает удивление. Вот уже более трёх….нет, четырёх лет Хартс беспрекословно выполняет "советы" доброго Петерса, не задавая лишних вопросов. И это при его всем известной амбициозности! Как же, — республиканская организация, представительный кабинет. Премиленькая секретарша, — Петерс как-то видел её. А, может, он з н а е т?

Нет, — просто шкурой чувствует дутость своей персоны. Понимает и пользуется конъюнктурой. Петерс никогда не страдал лишней щепетильностью, но цинизм нынешних "молодых политиков" был ему не по душе… А этот представитель молодой богемы не мечтает больше, чем попасть в какую-нибудь западноевропейскую дюжину или в американскую десятку талантов. Нынешняя его "политическая" деятельность даёт ему дополнительный шанс. Ну и деньги, конечно, — засмеялся, совсем успокоившись Петерс. Хорошо оплачиваемый пост в общественной организации, — неплохой поводок.