Корабль в вечность (ЛП) - Хейг Франческа

— Если придется отступить за стену, линии обороны купят нам немного времени. Даже против всех сил Синедриона сколько-то мы продержимся. Для долгой осады у нас нет припасов — пайки и так скудные. Но Синедрион не выдвинет против нас всех сил, поскольку не рискнет оставить Уиндхем без защиты. Вдобавок, — слегка улыбнулся Инспектор, — строительство укреплений заняло солдат. Безделье в армии ведет к неприятностям.

Он был прав. И по поводу укреплений тоже. Они производили впечатление. Не симпатичное, но весьма грозное. Даже Дудочник не нашел, к чему придраться, и только кивал, когда Инспектор указывал на различные детали.

— Как думаешь, когда советники Синедриона решат напасть? — спросила я.

— Не знаю. — Инспектор оглянулся на холм, где стоял приют, в котором мы оставили Зои и Палому. — Они получили несколько мощных ударов: переход моих войск на сторону противника, освобождение этого города, уничтожение Ковчега. Но рано или поздно они ответят. И скорее рано, чем поздно, если узнают, что у нас тут человек из Далекого края.

Эти слова звучали поистине дерзко: «У нас тут человек из Далекого края». Всего несколько недель назад невозможно было вообразить, что фантазия реально ворвется в нашу жизнь.

— Палома все меняет, — сказала я.

— О да, она непременно все изменит, — проворчал Инспектор. — Навлечет Синедрион на нас пуще прежнего. И ради чего?

— Ради шанса со всем этим покончить, — отозвался Дудочник, обводя рукой надстроенные стены и траншеи с металлическими штырями на дне. — Раз и навсегда.

Инспектор покачал головой.

— Вот и несколько веков назад кому-то тоже показалось, будто покончить со всем с помощью взрыва — хорошая идея. Твой брат... — Инспектор повернулся ко мне так быстро, что Дудочник невольно шагнул вперед, закрывая меня собой. — Твой брат и Воительница видят в резервуарах отличный вариант. Когда же вы все откажетесь от мысли, что машины — лучший ответ на все вопросы?

Я собралась заговорить, но тут со стены раздался свист, а на сторожевой башне кто-то закричал. Инспектор отвел от меня взгляд, и они с Дудочником рванули по узким улочкам к восточным воротам. Я побежала следом, стараясь не отставать, и в конце дистанции еле дышала.

Ворота стояли открытыми. Я узнала солдата-карлика, о чьем прибытии предупредили со стены. Теперь он ехал нам навстречу: Криспин, один из людей Дудочника с Острова.

— Там альфа, — сказал он, спешиваясь. — Скоро уже приведут. — Криспин запыхался, пришлось наклониться, чтобы его расслышать. — Этот тип подошел к посту на восточной дороге, но не назвался. Добровольно сдал нож. Мы его обыскали — другого оружия при нем не оказалось. Но он заявил, что говорить будет только с Касс.

В ворота въехали еще трое солдат-омег. Между ними был зажат высокий мужчина в капюшоне.

Ворота закрыли, с грохотом опустили перекладину. Солдаты спешились и подвели к нам пленника.

Я знала, кто это такой, еще до того, как один из конвоиров сорвал с него капюшон. Он не поднимал головы, пряча лицо в намотанном на шее шарфе; на щеке лиловел синяк, на виске багровел порез, а рассеченная нижняя губа вспухла.

Я во все глаза смотрела на Зака, который стоял передо мной.

— Мне больше некуда было пойти, — наконец сказал он.

Глава 4

Дудочник бросился на Зака, словно хотел ударить. Но лишь схватил моего близнеца за руку и на глазах у солдат потащил прочь от ворот в узкий проулок. Мы с Инспектором и Криспином поспешили следом.

— И капюшон надень уже, е-мое, — велел Дудочник, прижимая Зака к стене. — Думаешь, в этом городе есть хоть один солдат, который тебя не зарубит, как только узнает?

Надвинув капюшон на лоб, Зак смотрел на меня.

— Вы обязаны меня принять, — заявил он. Из-за разбитой губы слова звучали невнятно.

Я провела языком по собственной губе, ожидая ощутить вкус крови.

— Это твои люди его так отделали? — спросила я Криспина.

— Ну, при обыске мы особо не церемонились, — признался тот. — Но кто-то другой добрался до него первым.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

К замешательству от появления Зака в Нью-Хобарте примешивалось некоторое облегчение: выходит, боли, которые я испытывала несколькими ночами ранее в пучине видений, были отголосками реальных мучений Зака, а не очередным этапом в распаде моего разума.

Инспектор кивком отпустил Криспина, но прежде чем карлик дошел до конца переулка, Дудочник его окликнул:

— Никому не слова, понимаешь? Никому, если тебе дорога жизнь. Ты ничего не видел, ничего не слышал и не знаешь, кто этот человек. Ясно?

Криспин кивнул.

— И разбуди вторую стражу пораньше, — добавил Инспектор. — Приказываю усилить защиту периметра дополнительным караульным отрядом и еще тремя конными патрулями. Немедленно!

Криспин поспешно затрусил прочь.

Дудочник отпустил руку Зака. Тому, припертому к стенке, было некуда бежать от нас троих.

— Ты вообще представляешь, что натворила? — прошипел Зак, обращаясь ко мне.

— Что я натворила? О чем ты? Почему ты здесь?

— Воительница пытается меня убить, чтобы избавиться от тебя.

— И ты пришел за подмогой ко мне? К нам? — недоверчиво спросила я.

— А куда мне еще податься?

Он обвел взглядом меня, Дудочника и Инспектора.

Мне вспомнился полузадушенный кролик, которого я как-то нашла трепыхающимся в силке Дудочника — проволочная петля застопорилась и не затянулась до конца. Зои тогда перегнулась через меня и ловко свернула ему шею, но я успела поймать взгляд обреченного зверька, и именно так сейчас смотрел Зак.

— Скажи же, — велела я.

— Что? — спросил Зак. Его глаза по-прежнему бегали. — Что сказать?

— Признай это. Скажи, что тебе нужна наша помощь.

— Желаешь в игры поиграть? На это нет времени. За мной уже идут, и, если вы позволите Синедриону меня поймать, ты покойница.

— Как и ты, — спокойно констатировала я. — И порой я думаю, что оно того стоит.

Зак смерил меня долгим взглядом. Я чувствовала тепло тело стоящего рядом Дудочника и слышала нетерпеливое дыхание Инспектора с другой стороны.

— Ладно, — чуть хриплым голосом сдался Зак. — Помогите мне.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

По дороге в контору мытарей Дудочник крепко держал Зака за руку, а Инспектор шел с другого бока. Капюшон опустили так низко, что Зак почти ничего не видел и пару раз споткнулся, но Дудочник упорно тащил его за собой. На улицах стало более людно: в окне наверху женщина вытряхивала коврик, в дверях болтали трое солдат, которые встали навытяжку при виде Инспектора и Дудочника. У пекарни булочник выгружал бочки с мукой, и на темный плащ Зака осела белая пыль. Уму непостижимо: люди вокруг занимались обычными ежедневными делами, тогда как для меня приезд Зака будто остановил весь мир.

Когда мы проходили мимо обгоревшего здания, в котором содержались в баках, а потом утонули дети, я заметила, что костяшки пальцев Дудочника побелели — он сжимал руку Зака изо всех сил. Как бы больно это ни было, тот не издал ни звука.

В конторе мытарей Инспектор взмахом руки отпустил стражу и закрыл за нами двери в главный зал.

В обширном помещении я стояла не ближе к Заку, чем на улице, но отчего-то наше соседство под одной крышей, вдали от шумных солдат и деловитых горожан, ощущалось острее, слишком интимно. Я и так чересчур многое делила с Заком и не хотела вдобавок дышать с ним одним воздухом, находиться в одном замкнутом пространстве.

— Кто знает, что ты здесь? — потребовал ответа Дудочник.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Никто, — сказал Зак и снял капюшон.

В последний раз мы виделись в Ковчеге, но там было довольно темно и я не подходила к брату близко. Теперь я смогла рассмотреть его изменившееся лицо. Нет, не только преходящие синяки да ссадины сделали его другим. Под глазами и между бровей залегли новые морщинки, а на скуле белел заживший шрам. Как же мало я знала о его теперешней жизни. Какими разными путями мы шли с тех давних пор в детстве, когда я могла по памяти нарисовать карту всех его веснушек.