Я Береза, как слышите меня - Анна Тимофеева-Егорова

Проснусь, а рядом сидит мама, в руках у нее берестовый кулечек, в нем лесная земляника. На чистом полотенце разложены два больших ломтя хлеба, два яйца и бутылка молока. Все такое вкусное - кажется, в жизни своей я никогда ничего вкуснее не ела.

Отпуск мой пролетел незаметно, и вот я опять в шахте. С сентября учусь на рабфаке Метростроя - то утром, то вечером - посменно. Работали мы по шесть часов с полной отдачей сил, не считаясь ни с чем. Порою не выходили из шахты по две смены. Однажды, отработав вечернюю смену, остались в ночь. Помнится, вязали арматуру под сводом в тоннеле. Ужасно уставали руки, поднятые с кусочками вверх. А в тоннеле душно, жарко, хочется спать, особенно к утру. Кто-то из нас, свернувшись калачиком, заснул на ступенях лесов. Вдруг, как нарочно, под землю спустились начальник нашей шахты И.Д.Гоцеридзе и нарком путей сообщения. Увидели спящего, остановились.

- Почему дети в шахте? - грозно спросил нарком.

- Это комсомольцы, - ответил Гоцеридзе.

- Немедленно отправьте наверх!

И отправили бы. Но мы взбунтовались. Отстаивая свое право работать в шахте, правдами и неправдами прибавляли себе года. Труднее было тем, кто ростом не вышел. Через неделю все уладилось мы вновь вязали арматуру, но на глаза начальству старались не попадаться.

Странное дело, сколько бы раз я не проезжала станцию метро "Красные ворота", она мне кажется самой красивой. Иногда выйду из голубого экспресса, подойду к пилонам из красного мрамора, оглянусь - не смотрит ли кто в мою сторону? - и легонько поглажу холодный камень: моя комсомольская юность...

Когда мне говорят, что "Красные ворота" не из самых красивых станций метро, что есть станция куда краше ее, я сержусь. В 1939 году на архитектурной выставке в Париже станции "Красные ворота" была присуждена высшая награда гран-при! Не случайно же. Не случайно и теперь наша станция - архитектурный памятник, который находится под охраной государства. Здесь все монументально, значительно: широкий карниз поддерживается мощным невысокими столбами пилонами. Белый свод, темно - красные пилоны, в промежутках между пилонами видны арки. Пол из квадратов красной и желтой метлахской плитки. Авторы архитектурного проекта нашей станции академики И.А.Фомин и Н.Андриканис.

Американский консультант, а на первой очереди были иностранные специалисты и консультанты, категорически запрещал строить станцию такой, какой она была запроектирована и какой стала. Здания, мол, наверху не выдержат. Но мы мечтали и о красивых улицах Москвы, и о легком, свободном передвижении по городу - о быстром транспорте. Мы не могли отказаться от своей мечты и считали точнее. Работали лопатой да кайлом, мороженую землю разогревали и добились своего.

На шахте нашей была такая атмосфера, Что в забой спешили все с какой-то радостью, удовольствием. Ведь это счастье - с радостью идти на работу и считать себя нужной, полезной людям, сознавать, что после тебя останется на родной земле что-то сделанное тобой, твоими руками.

Да что говорить, удивительно боевой дух был у молодежи. Нас беспрестанно влекло что-то сделать, чему-то научится. Я и Тося Островская сначала сдали нормы на значки ГТО - "Готов к труду и обороне!", ГСО - "Готов к санитарной обороне!", потом - на значок "Ворошиловский стрелок" - и все мало. Записались в хор, стали ездить в Сокольники кататься на роликовых коньках. Тося хорошо каталась, а я уже разбила себе и локти и колени, но упорно поднималась с асфальта, продолжая учиться, и наконец - ура! - научилась.

Из шахты в небо

Однажды в шахтном буфете я прочла объявление о приеме в пла нерную и летную группы аэроклуба Метростроя. А перед этим IX съезд комсомола выдвинули призыв: "Комсомолец - на самолет!" . Выездная редакция "Комсомольской правды" была у нас на Метрострое, агитировала. Она появилась у нас в марте 1934 года в тяжелые дни шахты 21-21бис. Вагон "Комсомолки" со своим неизменным прицепом был установлен в одном из тупиков Казанского вокзала. Руководил выездной редакцией известный тогда фельетонист Семен Нариньяни. 19О дней проработала "Комсомольская правда" на строительстве станции метро "Красные ворота". За это время было пропущено 115 номеров газеты, 18 газет - молний, всевозможные плакаты. Завершилась работа выездной редакции выпуском специального объемистого номера, сброшюрованного как журнал и покрытого "мраморной бумагой". Этот номер предназначался "Первому пассажиру Московского метро" так значилось на нарядной обложке. В тоже время наша многотиражка "Ударник Метростроя" - сообщала, что неподалеку от станции Малые Вяземы метростроевский аэроклуб получил площадку под аэродром, четыре самолета у-2 и три планера. Будущие планеристы, летчики, парашютисты приглашались для корчевания пней, строительства полевого аэродрома, ангаров для самолетов и планеров. Что ж, корчевать так корчевать! По правде сказать, втайне я давно мечтала о полетах, как мечтают о далеких странах, манящих, но недосягаемых. И вот, прочтя объявление о приеме, набралась смелости и сделала первый шаг- отправилась по указанному адресу, на улицу Куйбышева, 3.

Нашла. А заходить боюсь. Уже прочитала все плакаты, стенгазету, объявления, развешенные по коридору, а к заветной двери с надписью "Приемная комиссия" подойти все не решаюсь.

- Вы кого ждете, девушка? - спрашивает меня военный в форме летчика.

Я не видела его лица: уставилась на нарукавный знак, вышитый золотом, эмблему ВВС. Вот такую эмблему мне в далеком далеке подарят летчики, узники Костринского лагеря. Они сплели сумочку из соломы, на которой спали, вышили на ней эмблему ВВС (пропеллер самолета) с моими инициалами - А.Е. (Анна Егорова) и тайно передали мне... А тогда, заикаясь я начала говорить, что очень хочу поступить в летную школу аэроклуба и вот даже заявление принесла.

- Заявления мало, - сказал он. - Нужны рекомендации с шахты, от комсомольской организации, медицинское заключение, свидетельство об образовании и метрика. Когда все документы соберете, приходите с ними на мандатную комиссию. Комиссия решит - принять вас или нет.

Поблагодарив летчика, окрыленная тем, что начало сделано, я выскочила на улицу и, не чувствуя под собой ног, помчалась в сторону Красных ворот, на шахту.

В комитете комсомола мое поступление в аэроклуб одобрили, а вот в бригаде...

- И куда тебя несет нелегкая, - мрачно прокомментировал Вася Григорьев. Лучше бы тебе, Егорова, в институт пойти учится, а летать пусть - пусть парни летают.

- Да куда ей, дохлой такой, лезть в летчики! От удара током еще не оправилась, - высказалась Тося Островская.

Эх, Тося, Тося, а еще задушевная подружка... Спали, можно сказать, вместе - в общежитии рядом койки стояли, работали в одной бригаде, на рабфаке учились вместе. Даже платья и кофточки у нас были "взаимозаменяемые", вернее, одна вещь на двоих: сегодня она в юбке с кофтой, а я в платье, завтра - наоборот. Тося мечтала стать врачом, а я еще не решила, кем быть, и на этой почве у нас случались споры. Забегая вперед, скажу - Антонина Сергеевна Островская выучилась - таки на врача и всю войну была на фронте хирургом. А тогда она очень хотела, чтобы и я шла с ней вместе в медицинский институт.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});