Автоматная баллада - Андрей Уланов

— А таратайка евойная на обратном пути чуть не сдохла. Верней, пару раз почти сдохла… думали уж, запрягаться придётся, а то и вовсе… так что он её в Сажино повёз, а это пять дней дороги в один конец.

— Ясно. А вообще?

— В ва-абче… тихо. Разве что… — Евграфыч сделал паузу, — скупщик один вчера болтал мне, что его какая-то странная девка насчёт следопытов пытала: кто, мол, и как…

— Хм. Что за барыга и что за девка?

— Скупщик — тёзка твой, Сергей. Фамилии не помню… у него ещё правое ухо наполовину срезано…

— Знаю, — быстро сказал Шемяка. — У него в подвале близь Западных ворот лавчонка, с чёрной такой вывеской. А девка?

— Тут я без малейшего понятия, — Евграфыч едва заметно повёл плечами. — Барыга про неё сказал — чокнутая.

Швейцарец

Вихрастый не соврал — всё «бу сде» в лучшем виде, и когда Швейцарец выходил из райкома, около витрины напротив уже собралось человек семь. Правда, вокруг стола для жучиных бегов в дальнем конце улицы народу толпилось как бы не больше…

А вот выглядывающая из-за его, Швейцарца, мотоцикла клетчатая кепка — это было и впрямь нечто удивительное.

Когда-то, давным-давно, Швейцарец возил с собой толстую цепь и здоровенный амбарный замок. Недолго — всего несколько месяцев. Затем он перестал возить цепь, а люди перестали приближаться к его машине ближе чем на три шага, и в последующие годы эта дистанция лишь увеличивалась.

Сейчас же он едва не перешёл на бег. Но, пройдя несколько шагов, увидел торчащие из-под кепки уши, понял и оставшуюся часть пути отшагал прежним спокойно-размеренным шагом.

— Смотришь?

— Ага, — отозвался обладатель кепки, звонко чихнул и размазал носом по запястью очередное влажно-грязное пятно. — Твоя телега?

— Моя, — серьёзно кивнул Швейцарец.

— Здоровская!

— Здоровская. Тебе девять или восемь?

— Годов? — обладатель кепки гордо выпятил грудь. — А вот и не угадал, не угадал! Семь полных и два месяца.

— Шляпа не жмёт?

— Нормалёк, — попытка мальчугана скопировать вальяжные нотки кого-то из старших заставила Швейцарца улыбнуться. — Самое то размер. И выглядит здоровски.

— Верю. Выглядит и в самом деле здоровски.

«Жёлтый с чёрным хорошо гармонирует, — мысленно добавил он, — и если ты когда-нибудь узнаешь, что означает слово „гармонирует“, скорее всего, согласишься со мной.

Проклятие, — с неожиданной тоской вздохнул он, — неужели я когда-то тоже был таким? С такой же несуразно тонкой шеей, лопоухий… Интересно, что же подумал Старик, когда эдакое чудо вышло к ним из тайги? Он никогда не рассказывал…

…а я никогда не спрашивал».

— А ты, выходит… — мальчишка отступил на шаг и, наклонив голову, разглядывал Швейцарца. Смотрел с любопытством, без малейшей тени страха — так на него последнее время редко кто глядел.

На миг ему вдруг показалось, что малой похож на Пашу, Человека-Птицу. Бред, мистика — как, спрашивается, семилетний пацан может быть схож со взрослым, у него ещё пять раз все черты переменятся! Но всё же Швейцарцу пришлось моргнуть, прежде чем наваждение спало.

— Этот… ну, тот самый.

— Выходит, — Швейцарец неторопливо обошёл мотоцикл и присел на корточки. — И входит.

— Ну тот… которого все боятся.

— Что, так страшно выгляжу?

— Не… — мальчишка дёрнул подбородком. — А вот когда я только подойти к мотику хотел, меня одна тётка за рукав схватила. Я вырвался и подбежал, а она забоялась. Крикнула пару раз и убежала.

— Это всё репутация.

— Репа-чего?

— Ре-пу-та-ция, — чётко выделяя каждый слог, повторил Швейцарец.

— А чего это значит? — немедленно спросил мальчишка. — Когда все боятся, да?

— Вроде того. Ре-пу-та-ция — это когда все боятся, даже если ты ничего не делаешь.

— Совсем-совсем ничего? — с явным недоверием переспросил обладатель кепки.

— Почти.

Отчего-то ему сейчас очень не хотелось отвечать на вопрос: что же включает себя это самое «почти». В особенности — использовать в качестве примера витрину с головами.

Глупость, конечно же…

— Слышь… а чего тебя кличут так странно?

— Странно — это как?

— Ну, непонятно. У всех если кликухи так кликухи: Чёрный, ну или Хромуля… брательника вон моего, — мальчишка махнул ладонью вдоль улицы, — все норовят Сплющенным прозвать… у него физия и впрямь будто дверью прихлопнутая. Меня раньше Занозой звали, а сейчас уже три дня как — Метр-Кепки, во! А у тебя заковыристое, с ходу и не выговоришь. Швец-и-чего-то-там…

— Швейцарец.

— Во. Швец, царь и ещё ларец, — мальчишка засмеялся. — Нерусское, что ли?

— А ты про Швейцарию никогда не слышал?

— Не. А чего это такое? Район за горами?

— Примерно, — Швейцарец выпрямился. — Это страна.

— Страна? — переспросил Метр-Кепки. — Как до войны было, Союз, Америка и всё такое?

— Да.

— Так их же тю-тю, — удивлённо присвистнул мальчишка. — Батя говорит, что ни одной не осталось. Кого не закидали, те либо Зимой повымерзли, либо позатопляло их после.

— Может быть, — отозвался Швейцарец. — С подавляющим большинством именно чего-то из перечисленного и произошло. Но лично я склонен считать, что если у этого правила есть исклю… Говоря проще, я думаю, что Швейцария уцелела.

— Она что, вся такая самая особенная была, эта твоя Швейцария?

— Да.

— А чем? — тут же требовательно вопросил Метр-Кепки.

Вместо ответа Швейцарец расстегнул плащ. Вытянул из левой кобуры пистолет, выщелкнул обойму и рукояткой вперёд протянул оружие мальчишке.

— Ух ты! Здоровско!

Пистолет немедленно был направлен на ближайшего прохожего, который вроде бы и не смотрел в их сторону, но при этом шарахнулся с предполагаемой траектории выстрела с внушающей уважение быстротой… и подпрыгнул, когда ствол со звучным «паф-ф» дёрнулся следом.

— Те самые, твои… слышь, а… правду говорят, что ты из них за двести шагов в глаз на выбор лупишь?

— Не знаю.

— Как не знаешь? — от удивления Метр-Кепки даже опустил пистолет.

— Никогда не пытался попасть из них за двести шагов в чей-нибудь глаз, — объяснил Швейцарец. — Тем более «на выбор».

— А-а-а…

— Смотри, — Швейцарец вновь опустился на корточки рядом с мальчишкой. — Видишь, на щёчках рисунок: красный щит с крестом.

— Ага. И чего эта?

— Герб.

— Вроде как на старых монетах? Там рисунок хитрый: мяч и колосья вокруг… но у тебя красивше, — неожиданно закончил Метр-Кепки и вновь шмыгнул носом.

— Это герб Швейцарии. До войны считалось, что всё сделанное там — всегда самое надёжное и точное. Известнее всего были часы — знаменитые хронометры…

— О! Вспомнил! — перебил Швейцарца мальчишка. — Где я про твою Шве… эту саму… слышал. Как ты про часы сказал, сразу вспомнил. Мамка на батяню всё время ворчит: ты, мол, над тикалками своими трясёшься, словно они у тебя эти… швейцарские. Во, выговорил!

— Молодец.

— А у тебя, — жадно спросил Метр-Кепки, — небось и часы настоящие… ну, из этой Швейцарии?

— Нет, — спокойно солгал Швейцарец. — У меня часов нет вообще.

— Совсем?

— Совсем. Я просто никогда никуда не тороплюсь.

— И что, — насмешливо сказал мальчишка, — постоянно опаздываешь?

— Наоборот. Всегда успеваю.

Метр-Кепки недоверчиво мотнул головой.

— Так не бывает, — авторитетно заявил он. — Если ты говоришь, что часов не таскаешь, откуда узнаёшь, вовремя пришёл или нет?

— Просто. Я, — Швейцарец чуть повысил тон, — всегда прихожу правильно. А если меня кто-то ждёт, значит, этот или эти кто-то пришли раньше, чем было нужно.

— А-а… — разочарованно вздохнул мальчуган. — Ну конечно, если ты большой и сильный, тебя ждать будут.

— Да. Потому я и сказал, что всё просто. Ты тоже так можешь: стань большим и сильным, и тогда не ты будешь опаздывать, а другие будут приходить раньше времени.

— Хорошо бы, — Метр-Кепки вздохнул ещё раз. — Да пока вырастешь… а сейчас мне домой бежать надо, а не то мамка разозлится и ка-ак всыпит…

Он с тоской глянул на пистолет в своей руке… провёл пальцем по затейливой вязи насечки… снова вздохнул — и решительно протянул пистолет Швейцарцу.

— На, держи! А я побежал.

Он и в самом деле сорвался с места ещё прежде, чем Швейцарец начал вставлять на место магазин, но уже через два шага резко затормозил, подняв при этом босыми ногами целое облако ныли, обернулся и, весело скалясь, крикнул:

— Слышь… а я так и не понял — чего тебя все боятся-то?!

Ответа он не ждал — выкрикнул и понёсся дальше, ловко перепрыгивая через пробившиеся сквозь асфальт пучки остролистой травы.

Сашка

И тут — мать моя фреза! — я увидел Её!

Это было, как выстрел в ночи, — вспышка, после которой слепнешь, глохнешь и перестаешь замечать всё вокруг. Кроме Неё.