Наэтэ. Роман на грани реальности - Сергей Аданин

Они сидели так до онемения, вода в тазу остыла. Наконец, она стала пытаться высвободиться из пледа. Анрэи поднял голову, сел на коленях и помог ей… Волосы её спутались и закрывали сейчас часть лица, но тем ярче горели глаза, тем «иконописнее» были прямой, нежный её нос, чуть «округленный» на кончике, и тонкое переносье… Он восхищённо и поражённо смотрел на неё. Она чуть опустила глаза – словно бы давала ему насмотреться на себя, любоваться собой… И только шмыгала носом иногда.

– О, Боже, Наэтэ, – спохватился он, – давай твои ноги сушить… Давай снимем с тебя эту куртку, – и почувствовал на себе свои буцы-ботинки – неуместные, мешающие.

Пока он возился с тяжёлыми своими буцами и затёкшими ногами, которые его плохо слушались, Наэтэ достала свои в колготках ноги из таза с водой и поставила на ковёр-палас, который, слава Богу, у Анрэи был и покрывал почти весь пол в комнате. Затем сбросила куртку, встала и, задрав платье, начала стягивать колготки привычным движением рук – не стеснялась как будто Анрэи… Приспустив колготки, села опять на диван. И тут Анрэи, не ожидая от себя такой прыти, подскочил к ней, нежно захватил и отстранил её руки и стал осторожно снимать с её ног этот «лишний лак». Открыв даже рот – от близости её тела, кожи… Он медленно освободил её ступни от прилипшей к ним мокроты, затем стащил с себя тонкий мягкий свитер и стал их «промокать», вытирать досуха… А она словно подавала ему десерт – свои ноги… В квартире стало темно, так как и на улице уже стало темно, – он забыл даже о свете, который можно включить. И она тоже не говорила: почему темно?

Отнеся таз с водой, и бухнув разом всю воду в ванну, он принёс ей свой длинный тёплый халат. Она как будто ждала этого и заранее была готова просунуть руки в рукава. Он подал ей его со спины – халат, она завернулась в него, не снимая платья, будто ей по-прежнему не хватало тепла, и так стояла к нему спиной – близко-близко. Без туфель она была вровень с ним, его лицо утонуло в её волосах, и он снова дышал их ароматом. А руки свои он положил ей сзади на плечи, – лучше сказать, они сами положились, и на её плечах была лишь тяжесть его ладоней, а сами руки он держал «на весу». Она приняла это так, будто он делал это уже не раз… Так они стояли некоторое время, потом она повернулась к нему лицом, и её губы оказались рядом с его, а её глаза поглотили его глаза, как океанская толща… Ещё секунда, и он сойдёт с ума, начнёт целовать её губы и всю её, всю!..

Но она тихо-тихо прошептала, вдыхая в него тёплый медовый озон своего дыхания:

– Анрэи, нас найдут, – это был то ли вопрос, то ли утверждение.

– Нет, сказал он тоже шёпотом, – никто не знает, где я живу.

Её губы снова начинали плакать. Лоб, веки, глаза болезненно напряглись, голова опустилась чуть ли не под его подбородок, плечи, грудь стало подёргивать.

– Наэтэ, Наэтэ, Наэтэ, – он пытался «ухватить» её плач и откинуть его от неё, как приставшую кошку, – повторяя и повторяя её имя. – Тихо, тихо, – не плачь, пожалуйста.

Но она уже кусала губы, слёзы уже выталкивались изнутри её глаз, и она снова склонила голову на его плечо, – как тогда, когда они стояли в курилке… И обняла его.

– Не бросай меня, пожалуйста, не бросай!

– Нет, нет, Наэтэ…

Он обнимал её, гладя её волосы… И горел уже, как лампочка, готовая взорваться от того, что в неё подали ток такой силы, на который она не рассчитана. Шептал горячечно:

– Тебя невозможно бросить… Как можно тебя бросить? – И вот тут вот на этом вопросе у него «предательски» задрожали губы, а глаза – опять «замироточили»…

– Они найдут нас, найдут, – они всегда всех находят, – говорила Наэтэ, – но они уже не отнимут моего счастья. Оно уже было, было…

Она дышала глубоко и аритмично… Подняв голову и приблизив лицо своё совсем вплотную к его, она сказала вполголоса:

– Мы уже были вместе.., Анрэи, – эти часы они у нас уже не отнимут, не отнимут. И если я умру – я умру, зная, что была счастлива!.. Что я жила, что у меня был ты…

И она совсем горько-горько заплакала…

– Анрэи, пожалуйста, не бросай меня… Пообещай мне, ты обещаешь?

– Клянусь, Наэтэ, – клянусь, – он повлёк её и усадил на диван, а сам сел рядом, наискось от неё, – так что колени их были плотно прижаты друг к другу…

Она продолжала:

– Не клянись, просто пообещай, пожалуйста…

И давай опять плакать и плакать, давая такую волю слезам, которой у них ещё не было. Её губы стали мокрыми и снова мучительно ломались. От них исходила такая сила беззащитной её красоты, что Анрэи просто встыл в них…

– Что они сделали с тобой, Наэтэ? – наконец, он с трудом выговорил этот мучивший его вопрос.

– Я не далась ему, он бы не взял меня никогда, – никогда, – слышишь? – она плакала и судорожно «вздыхивала», и говорила, говорила. – Он ударил меня, – схватил за волосы и ударил… головой об стол… Я сказала, чтобы он не смел меня лапать, я его толкнула изо всей силы.., я сказала, что ненавижу его грязные бани, и никогда туда не поеду… Меня не били никогда, меня так не оскорбляли, на меня не говорили такими грязными словами… Слова ранят, они режут, как ножи, и они все у них в крови и гнили…

– Наэтэ, миленькая, зачем ты пошла к нему, зачем?

Слёзы застили её глаза, она опустила голову низко-низко, – так что волосы опять закрыли её лицо полностью.

– Он обещал мне защиту, он говорил, что мне ничего почти не надо будет делать, – всхлипы и резкие судорожные вздохи рвали её слова на части, – а я мно-го у-ме-ю делать, я хоро-шо знаю компью-тер, языки… А он гово-рил, что я буду ук-рашением его фирмы, – я буду с ним на деловых вст-речах и праздниках, – и это для него – гла-вное… У меня здесь никого нет… Я нигде не могла рабо-тать дол-го, – ко мне приставали, или ненавидели меня… А я хочу чтобы меня лю-били, – и она опустила голову ещё ниже, и плача, сотрясаемая рыдательными судорогами, продолжала:

– Я хочу, чтобы со мной разгова-ривали, – никто со мной не раз-говаривал, – с куклами даже разговаривают, с кошками, соба-ка-ми, а со мной – нет… А я ведь интересный собеседник, – правда, я многое знаю…

Анрэи и плакал вместе с нею, и чуть не улыбался – от умиления, от этого оттенка «резюме» в её горькой жалобе на мир, на людей. Впервые в жизни кто-то заставлял его одновременно и плакать, и улыбаться… А она продолжала:

– Он обещал мне много платить, а мне не нужно много денег, мне не нужны вещи, дорогая одеж-да, я хочу ход-дить голой, я бы ходила голая по лесу… Я люблю лес, я люблю всех, всех… Я бы беседовала… с ними, помогала им… Я хочу, чтобы мною восхищ-щались, я хочу нравиться, мне не нужны вещи, мне не нуж-ны деньги, – она снова и снова это повторяла, – даже выгнулась вся, и упирала на «ы» – не нужнЫ, не нужнЫ, – плакала, плакала…

Внезапно Анрэи сказал:

– Наэтэ, я люблю тебя, – и его слёзы вмиг высохли, а лицо стало почти суровым, – это произошло неожиданно. И для неё, и для него.

Она замерла, полуоткрыв рот. Только дышала прерывисто, подняв голову и глядя мимо него. Как будто эти слова «пришли» не от него, а со стороны… Она дышала и молчала с минуту, наверное. Потом посмотрела на него… Комната была полна бликов от горевших на улице фонарей, окна его квартирки выходили на проспект. Но глаза её светились не отражённым светом, а сами по себе, источая мягкий и яркий дневной свет. Они вновь, как до этого в офисе, смотрели друг другу в глаза, как заворожённые. И она сказала, губы её подрагивали:

– Как мне хорошо в твоих глазах – мне там так уютно, спокойно, – можно я там буду жить? – слёзы кап-кап… Я вся туда залезу – с ногами, и ты меня оттуда не выгонишь… – И плач её вновь усилился. – Я буду их лелеять, как свой дом, это и будет мой дом…

– А в твоих глазах, – ответил он ей, – хорошо моей душе… Наэтэ, миленькая, я умру за тебя, – он уже не понимал, что говорит.

– Нет, нет, – она затрясла головой, – не умирай, я не разрешаю тебе, ты должен меня слушаться, слышишь?..

Он плакал, она плакала. И вдруг она прошептала, тихо, почти неслышно:

– Я тоже люблю тебя… Пожалуйста, не бросай меня, – и снова стала плакать на пределе, почти в голос.

Он не выдержал и, вскочив с дивана, снова встал на колени и упрятал голову в ногах её, обхватив её «по кругу» крепко-крепко. Она гладила его голову некоторое время, потом постаралась поднять её, чтобы видеть его лицо. Он, не вставая с колен, поднялся и смотрел на неё. Она гладила его лоб, волосы, всхлипывала, и тоже смотрела, смотрела на него… В её глазах были слёзы, а во взгляде что-то такое: я съем тебя, и ты будешь всегда со мной.

– Анрэи, Анрэи.., – она повторяла и повторяла его имя, – ты красивый, ты очень красивый…

– Я? Красивый? Да я такой, как все, ниже среднего даже. – И его кольнуло воспоминание о жене, которую увёл его смазливый товарищ.