Тринадцатая королева (СИ) - Ильева Анита

Матео больше не открывал глаз, не смотрел на Лео. Пока она делала ему компрессы, старалась сбить жар, он больше не бредил, но и не просыпался. Спустя два часа жар ушел, раны выглядели сносно, а её лечебная мазь, что делала матушка Леонеллы на основе пчелиного воска и смолы кедра, сняла боль и должна была помочь заживлению. Шепнув своим людям, что и как нужно делать, она отправилась в покои, горячо надеясь, что никто не выдаст её ночные похождения.

И все обошлось. На следующий день Матео, как ни в чем ни бывало, предстал пред ясные очи короля, ни взглядом, ни словом не дав понять, помнит ли он, кто врачевал его в подсобке. И Лео даже была рада этому — она проявила милосердие не для того, чтобы кичиться им, но все равно, невольно приглядывалась к Матео, надеясь найти в нем хоть какие-то зачатки благодарности и симпатии.

Но нет. Матео вел себя всё так же — почтительно-отстраненно. Иной раз, когда думал, что его никто не видит, смеривал герцогиню тяжелым взглядом. Сначала Лео радовалась, что её порыв заботы остался в тайне даже от Матео, но потом она поняла, что он намеренно игнорирует её — ведь она оставила баночку с мазью в подсобке, и шуту не могли не сказать, кому она принадлежит. «Так, по всему выходит, что ему просто плевать на мои извинения и попытки наладить контакт, — горько думала Лео. — Он теперь так и будет думать, что я «шлюха», как и хотел спеть тогда королю, а Абрэмо и не был против — трудно было не догадаться какая рифма последует за словом 'молодуха'».

От воспоминаний Леонеллу снова бросило сначала в жар, а потом по позвонкам пробежал озноб. «Я выхожу замуж. Выхожу замуж за короля. Я буду королевой и женой». Все остальные мысли спутались. Лео отчего-то всегда думала, что выйдет замуж не так… Она видела, что её сестры были не в восторге от своих будущих мужей, и не понимала, что их заставляет соглашаться на предложения вельмож. Муж одной из старших сестёр — Дженевры — так и вообще был старый любитель молодых девушек. Леонелла не раз слышала, как сестра жаловалась матери, что муж изменяет ей с чернавками и поколачивает её, и совсем не понимала, как и зачем это терпеть? Ведь семью создают те, кто если не любят, то хотя бы уважают друг друга и хотят прожить вместе до старости. Так ведь?

А теперь Лео стояла тут, перед входом в зал, вокруг сновали люди, постоянно что-то поправляя, прилаживая ее платье, бросали фразы: «Вы так прекрасны, Ваше Величество!», «Вы бесподобны, Ваше Величество!», а Лео то и дело оборачивалась, потому что никак не могла привыкнуть, что «Величество» — это она.

Это какой-то сон, если не сказать кошмар. Леонелла почувствовала тошноту и одновременно невозможность вдохнуть.

«Вдруг все это какая-то жуткая ошибка? И я еще пожалею об этом? Могла ли я отказаться?»

Был момент, когда отец позвал её в свой кабинет и, поглаживая по руке, спрашивал, даст ли она согласие на предложение короля. Лео понимала, от таких предложений не отказываются. Король принялся за неё очень серьезно, старался понравится изо всех сил, и Леонелла не могла сказать, что он ей противен. Конечно, её приводила в шок его жестокость порой, и она осознавала — они слишком мало знакомы, чтобы можно было говорить о каких-то чувствах. И придворным она совершенно не нравится, особенно менестрелю.

Но с другой стороны — король не потерпит отказа, даже при том, что Плинайо был в своем праве и мог не давать благословения на брак. Король не простит. С улыбкой, со всем почтением не оставит от их поместья ни камушка, отошлет мужей дочерей в разным городам, разорит старика Риккардо. Не оставит их в покое. Единственный выход — согласиться стать очередной королевой, тринадцатой на этот раз.

Сестры — и старшие, и младшие, по возвращении в поместье, после того как гостили в королевском замке полгода, собрались на семейный совет. Старшие — Дженевра и Даниэлла были уверены, что король любит мальчиков, а жена ему нужна для прикрытия. Марселла, которая была старше Леонеллы всего на год, лишь обняла ее и весь вечер плакала на плече — они были самыми близкими по возрасту, оттого и дружны. Младшие же, Иллерия и Аэлисса, восторгались убранством замка и убеждали старшую сестру не упустить такую возможность, которая из них всех выпала именно Лео.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ты будешь королевой, сестренка! — восторженно восклицала Лисса, складывая руки на округляющийся живот. — Представляешь, именно тебе выпала честь родить наследника королю! Я бы наверное, умерла от счастья…

— Неужели ты думаешь, что предыдущие двенадцать женщин просто отлынивали от своих супружеских обязанностей, — хохотнула Дженевра и пожала плечом. — Старик просто не может сделать ребенка, поскольку на девочек у него…

— Джен, я не думаю, что нужно сейчас говорить такое, — нахмурилась Даниэлла. — Лео и так сама не своя, а ты только масло в огонь подливаешь. Я думаю все будет хорошо! — Дани повернулась к Лео и обняла ее, коротко прижав к груди. — Ты у нас просто картинка, вот король и влюбился с первого взгляда, — улыбнулась она. — А раз так, значит, и все остальное тоже будет отлично!

Конечно, Лео знала, откуда берутся дети, пару лет назад мама Норина стала брать дочь, как самую прилежную ученицу, с собой на роды. Леонелла не могла сказать, что была в восторге от такого доверия, но помогала изнывающим от боли женщинам, чем могла и думала, что сама никогда на такое не согласится. И вот теперь ей предстояло не только пойти на этот подвиг, но еще и убедить короля все же сделать ей ребенка.

— Я даже не представляю, как я могу… соблазнить короля, — отчаянно краснея, прошептала Леонелла, глядя на сестер исподлобья. Те кинулись наперебой делиться с ней опытом замужества, и когда Лео пошла спать, не могла поверить, что все это будет происходить с ней.

Оглянувшись так резко, что вычурная диадема чуть не врезалась ей в лоб, Леонелла поняла, что срочно должна выйти на воздух.

— Ваше Величество, вы куда? Скоро ваш выход! — наперебой заорали служанки, но Лео уже не слушала их. Почти бегом она пересекала все коридоры и промежуточные комнаты дворца, удивляясь их количеству и опасаясь, что обратно дорогу найти не сможет. Вырвавшись на улицу, она поняла, что оказалась недалеко от сада, и в изнеможении прислонилась к дереву, оказавшемуся цветущим абрикосом.

— Вы не боитесь испачкать платье?

Леонелла прикрыла глаза и застонала, про себя, конечно. Гадкий шут казался ей вездесущим, что бы она ни делала — рассматривала картины в галерее, ела персики в саду, размышляла во время прогулки — Матео был рядом, она это точно знала, потому что ощущала на себе этот холодный взгляд. И сейчас, когда она так волновалась и было трудно держать себя в руках, ей меньше всего хотелось его видеть.

Она бросила на него короткий взгляд и поспешно отвернулась, удивившись. Менестрель сегодня выглядел по-другому. Если бы она не знала его, то подумала, что это один из приглашенных на свадьбу вельмож. Аляповатый шутовской наряд он сменил на несколько вычурный, яркий, но все же камзол. Воротник, украшавший его шею, был намного меньше, чем у вельмож, конечно, и несколько другой формы, но это совсем не портило наряда, а даже придавало ему некий шарм. Но больше всего Леонеллу удивил головной убор менестреля. Венец, опоясывающий голову шута был очень похож на королевский, если бы не крохотные мелодичные бубенчики. При каждом движений Матео они издавали чуть слышные переливы, поэтому он стоял почти неподвижно, видимо не желая привлекать к себе излишнее внимание.

— Мне просто нужно было глотнуть воздуха, вот и все, — отмахнулась она от шута, как от назойливой мухи. — Если меня вырвет прямо у алтаря, это будет похуже порванного платья.

— Вы волнуетесь… все волнуются, — протянул Матео, задирая голову вверх и разглядывая совершенно ясное небо, без единого облачка. От движения его головы бубенчики заиграли переливчатую мелодию.

— Ну спасибо, успокоил, — прокряхтела Леонелла, отлепляясь от дерева. — Ну почему этот наряд должен быть таким неудобным? Я даже руки не могу прижать к телу, камни царапаются, — продолжая ворчать, Лео придирчиво оглядывала наряд, не потерялось ли чего. А когда подняла взгляд с удивлением обнаружила, что Матео… смеется, а бубенчики вторят ему, и создавалось ощущение, что смех шута так заразителен. И она не смогла подавить улыбку. — Я рада, что хоть кому-то из нас сегодня весело.