Рукопись, найденная в ванне - Станислав Лем

Он кашлял, давился, его очки едва не слетели на пол, он сумел поймать их в самую последнюю секунду, и тут мне показалось, что они отстали от лица вместе с частью носа, но скорее всего это была иллюзия, потому что от кашля он даже весь посинел. Потом он облизал запекшиеся каемки губ и положил на коленки трясущиеся руки.

– Итак, тысячи сейфов, тысячи оригиналов, везде, повсюду, на всех этажах, за замками, за шифровыми комбинациями, за запорами. Одни оригиналы, имя им миллион… Все разные!..

– Прошу прощения, – прервал его я. – Вы хотите сказать, что вместо одного оперативного или, скажем, мобилизационного плана существует множество их?

– Именно так! Вы преотлично меня поняли, дорогой мой. Преотлично!

– Ну, хорошо, но должен же существовать какой-то один, настоящий, то есть такой, в соответствии с которым в случае, если уж до того дойдет, если появится необходимость…

Я не договорил, пораженный переменой, которая произошла с его лицом.

Он смотрел на меня так, словно я в мгновение ока превратился в какое-то чудовище.

– Вы так думаете? – прохрипел он.

Он замолчал, а веки его затрепетали, словно засохшие крылья бабочек, за оправой золотых очков.

– Не будем говорить об этом, – медленно произнес я. – Положим, что все именно обстоит так, как вы описали. Хорошо. Только… какое мне до этого дело? И, прошу прощения, какое это имеет отношение к моей миссии?

– Какой миссии?

Его улыбка, покорная и боязливая, источала слабость.

– Специальной миссии, которую мне доверили… Но я же говорил вам в самом начале, разве нет? Которую доверил мне главнокомандующий округа Кашебладе…

– Каше..?

– Ну да, Кашебладе. Не будете же вы пытаться меня уверить, что не знаете имени своего начальника?

Он закрыл глаза. Когда он открыл их, на его лице лежала тень.

– Извините, – прошептал он. – Позвольте, я оставлю вас на минуту? Один момент, и…

– Нет, – твердо заявил я.

Поскольку он уже встал, я мягко, но решительно взял его за руку.

– Мне очень жаль, но вы никуда не пойдете, пока мы не сделаем то, что должны сделать. Я пришел за инструкцией и намерен получить ее.

Губы у старичка задрожали.

– Но, дорогой мой, как же я должен понимать это…

– Причина и результат, – бросил я сухо. – Прошу изложить мне задачу, цель и содержание акции!

Он побледнел.

– Я слушаю!

Он молчал.

– Зачем вы рассказывали мне о множестве планов? К чему? Кто приказал вам сделать это? Вы не хотите говорить? Ладно. Время у меня есть. Я могу подождать.

Он сжимал и разжимал дрожащие руки.

– Так что? Вам нечего мне сказать? Я спрашиваю в последний раз.

Он опустил голову.

– Ну, так что? – кричал я.

Я схватил его за плечо. Лицо его в одно мгновение обезобразилось – налилось синевой, стало страшным. С вылезшими из орбит глазами он впился в камень перстня, который носил на безымянном пальце.

Что-то тихонько щелкнуло – будто металлический штифт ударился о металл, – и я почувствовал, как его напряженное тело обмякло у меня под руками. Мгновение – и я держал в руках труп. Я отпустил его, и он безвольно соскользнул на пол, золотая оправа соскочила, а вместе с ней – по-детски розовая, проглядывавшая из-под седины лысинка, открывая пряди скрывавшихся под ней черных волос. Я стоял над мертвецом, вслушиваясь в громкий стук собственного сердца. Мой взгляд лихорадочно бегал по сверкающему убранству зала. Бежать отсюда? В любую минуту сюда может кто-нибудь войти и застать меня с трупом человека, который занимал соответствующую должность… А какую, собственно? Старший – кто? Шифровальщик? Подслушивальщик? Да ладно, все равно! Я направился к двери, но посреди зала остановился. А смогу ли я вообще уйти? Узнают ли меня? Пожалуй, второй раз уйти не удастся, это уж совершенно невозможно!

Я вернулся, поднял мертвое тело.

Парик свалился с него – как он, однако, помолодел после смерти! Я старательно нацепил его на прежнее место, подавив импульсивную дрожь, вызванную прикосновением к коченеющему телу, и, взяв его под мышки – так, что его ноги волочились по полу – задом направился к двери.

Если я скажу, что он внезапно заболел – это будет безумство, однако не хуже и не лучше другого. Ну и ну, вот так расклад!

Комната, в которой я перед этим с ним разговаривал, была пуста. Из нее вели две двери – одна с надписью "Секретариат", а другая, по-видимому, в коридор. Я усадил его в кресло за стол, он упал на него, я попытался усадить его прямее, но вышло еще хуже. Его левая рука свесилась через подлокотник. Оставив его в такой позе, я поспешил выйти в другую дверь.

Ну, будь что будет!

3

Был, по-видимому, обеденный перерыв; офицеры, служащие, секретарши, – все толпились у лифтов. Я смешался с самой большой группой и через минуту уже ехал вниз – подальше от этого проклятого места, подальше…

Обед, на мой взгляд, был скромный: картофельный суп с гренками, жаркое из жилистого, как резина, мяса, водянистый компот и чай, черный как смоль, но без вкуса. Никто не требовал денег и не предъявлял счет. За столом, к счастью, не разговаривали. Даже приятного аппетита никто никому не желал. Зато повсюду занимались разгадыванием ребусов, логогрифов, кроссвордов.

Чтобы не возбуждать подозрений, я тоже принялся что-то царапать карандашом на случайно оказавшемся в кармане клочке бумаги.

Минут через сорок пять я протолкнулся через толпу у входа и вернулся в коридор. Большие лифты вбирали в себя группы торопящихся на работу служащих.

С каждой минутой становилось все безлюднее. Следовало и мне куда-то идти.

Я вошел в лифт одним из последних и даже не заметил, на каком этаже он остановился.

Коридор, как и все те, по которым я ходил до этого, был без окон. Два ряда белых дверей до поворота, за которым – я знал это – их шеренги продолжали тянуться.

Отблески света переливались на эмалированных табличках: 76 947, 76 948, 76 950…

Я остановился. Этот номер…

Я замер. Коридор был пуст. Каким образом, блуждая вслепую, я вернулся именно сюда? За этой дверью – если только его уже не убрали – лежал, уронив голову на стол, с впившимися в лицо золотыми дужками очков…

Кто-то шел по коридору. Я не мог здесь больше оставаться. Неимоверным усилием воли я подавил желание убежать.

Из-за поворота появился высокий офицер с наголо обритой головой. Я хотел уступить ему дорогу, но он шел прямо ко мне. Загадочная неопределенная улыбка блуждала по его темному лицу.

– Извините, – произнес он пониженным тоном, не дойдя до меня трех шагов. – Не хотите ли зайти?

Он указал рукой на следующую по коридору дверь.

– Не понимаю, – ответил я так же тихо. – Это, наверное, какая-то ошибка…

– О, нет, наверняка нет, прошу вас.

Он отворил дверь и ждал. Я сделал один шаг, потом второй и оказался в светло-желтом кабинете. Кроме стола с несколькими телефонами и стульев, в нем не было никакой другой мебели. Я остановился возле двери. Он закрыл ее тихо и тщательно, после чего прошел мимо меня в кабинет.

– Прошу, располагайтесь.

– Вам известно, кто я?

Он кивнул головой. Это было похоже на легкий поклон.

– Так точно, знаю. Прошу вас.

Он придвинул ко мне стул.

– Я не знаю, о чем бы мы могли с вами говорить.

– О, естественно, я понимаю вас, но, несмотря на это, я постараюсь, однако, сделать все, чтобы не допустить разглашения.

– Разглашения? О чем вы говорите?

Я все еще стоял. Он подошел ко мне так близко, что я почти ощущал тепло его дыхания, заглянул мне в глаза, отвел взгляд, заглянул снова.

– Вы действуете здесь не по плану, – проговорил он, понизил голос почти до шепота. – В принципе, конечно, я не должен вмешиваться в ваши дела, но было бы лучше, если бы я разъяснил вам некоторые… если бы я переговорил с вами вот так, с глазу на глаз. Это, возможно, помогло бы избежать некоторых излишних осложнений.

– Лично я не вижу никакой общей для нас темы, – сухо ответил я.

Не столько его слова, не столько даже тот тон, которым они были произнесены, прибавили мне смелости, сколько эти угодливые, такие заискивающие взгляды. Если только он не хотел как следует меня успокоить, а затем…

– Понимаю, – сказал он после долгой паузы. В голосе его прозвучала истерическая нотка. Он провел рукой по лицу. – В подобной ситуации, с таким поручением каждый офицер действовал бы так же, как вы, однако для общего блага можно иногда сделать исключение…

Я посмотрел ему в глаза. Его веки задрожали.

Я сел.

– Слушаю вас, – проговорил я, прикоснувшись пальцами к поверхности стола. – Ну что же, изложите мне то, что считаете нужным мне сказать.

– Благодарю вас. Я не отниму у вас много времени. Вы действуете по указанию свыше. Теоретически мне вообще-то ничего не известно о суперревизии, но вы же знаете, как это бывает! Боже мой! Кое-что просачивается! Вы ведь знаете!

Он ждал от меня хотя бы одного слова или кивка, но я продолжал сидеть неподвижно, и тогда глаза его болезненно блеснули, на щеках появился румянец, сквозь который просвечивала бледность, словно от холода разлившаяся по его смуглому лицу. Он выпалил: