Фальшивые червонцы - Ариф Васильевич Сапаров

персоны врагами отечества?

— Нам и подавно не сладко, ваше превосходительство. Но вряд ли это оправдание для унизительных допросов и взаимной подозрительности. Согласитесь, Александр Павлович, что, устраивая мое, более чем опасное, путешествие, руководители наши вправе были надеяться на уважительное обращение с их посланцем. Про старое наше личное знакомство я уж не хочу напоминать...

— Ладно, ладно, выяснили отношения, и достаточно. — Кутепов пытался обернуть все в шутку. — А примем тебя, батенька, наилучшим образом. Обласкаем, приветим на чужбине, домашним обедом накормим. Грех будет жаловаться на такой прием, Назарий Александрович. Кстати, а где же наши любезные хозяева?

Юзефовичи появились в ту же секунду, будто ждали условленного сигнала за плотно прикрытой дверью гостиной. Первым, выпятив округлое бюргерское брюшко, вкатился улыбающийся розовощекий Ярослав Дмитриевич, за ним дородная его половина. С места в карьер оба защебетали, искусно уводя разговор в тихое русло пустопорожней светской болтовни. Вероятно, так у них и было все задумано. Репетировали наверно, заранее сговаривались.

Обед тем не менее начался хмуро, и неестественность возникшей ситуации долго давала себя знать.

Александр Павлович с наигранной оживленностью расспрашивал гостя, без особой надобности вспоминая имена общих знакомых, продолжающих жить на берегах Невы. Подчеркнуто сдержанные, сухие ответы нисколько, казалось, не раздражали его, хотя в других бы условиях обязательно взорвался. С холопским усердием помогали ему хозяева. Интересовались разными подробностями бытия в недавней столице Российской империи, обнаруживали при это дремучее эмигрантское невежество.

Скучновато было за этим обедом и довольно муторно, как случается в доме, где разразился нелепейший скандал с битьем посуды, который пытаются замять вежливыми, бессодержательными разговорами. Перед десертом, когда хозяйка вышла распорядиться и мужчины остались за столом одни, Кутепов выразительно глянул на хозяина, как бы напоминая ответ:

— А не прогуляться ли нам, господа? Окрестности здесь живописные, и погода сегодня дивная...

— Увольте, ваше превосходительство, — поспешил отказаться Юзефович и жалобно забормотал о несносном своем ревматизме, от которого не стало житья.

— А ты не возражаешь, Назарий?

— С удовольствием пройдусь. Помнится, покойная маменька привозила меня еще в детстве на здешние воды, годков тридцать минуло с тех благостных времен. Любопытно будет осмотреть достопримечательности курорта...

Но тратить время на праздные осмотры редкостей Висбадена в намерения генерала не входило. С тихой, заросшей диким виноградом Эмзерштрассе, минуя оживленный центр, свернули они в парк, возле фонтанов и ванной галереи останавливаться не стали и ходко направились к берегу Рейна.

— Ну-с, штабс-капитан, докладывай! — велел Кутепов, убедившись, что никого, кроме них, на узенькой горной тропке не видно. — С чем тебя прислали?

Порядок доклада был обсужден в Ленинграде. Сперва шли вещи не очень значительные и, надо думать, более или менее известные штабу «Российского общевоинского союза». Об очередных территориальных сборах приписного состава, о некоторых изменениях в штатном расписании стрелкового полка, о начатых испытаниях нового образца противогаза. Зато под конец, как бы на десерт, полагалось сообщить лакомую новость: программу осенних маневров Ленинградского военного округа.

Докладывать надлежало солидно, без чрезмерных подробностей и без торопливости, четким языком профессионала-штабника, уверенного в достаточной компетентности слушателя. Если будут вопросы, отвечать на них коротко, намекнув, что многое сознательно не досказывается и излишнее любопытство все равно не найдет удовлетворения.

Слушал генерал жадно, впитывал в себя каждое слово. Расписание и схема осенних маневров, как и ожидалось, вызвали у него потребность в уточнениях.

— Будь любезен, изложи все это на бумаге, — попросил Александр Павлович небрежным тоном привыкшего повелевать начальника. — Память у меня, увы, слабеет...

— Не имею права, ваше превосходительство! Получил на сей предмет специальные указания...

— Это что еще за новости! — возмутился генерал. — Стало быть, и мне у вас отказано в доверии?

— Нет, Александр Павлович, все это гораздо сложней. Остановка тут за другим...

— За чем же именно? Объясни, голубчик, сделай милость.

Объяснение также входило в программу встречи. Надо было сказать генералу, что строжайшая конспирация составляет альфу и омегу всей их работы. Без конспирации в России и шагу нельзя ступить. Что же касается нравов эмигрантской публики, то они, к несчастью, отличаются безалаберностью и отсутствием элементарных представлений о такте. У всех еще в памяти сенсационные публикации в газете «Общее дело», издаваемой в Париже господином Бурцевым. Неужто эти люди настолько наивны и полагают, что их писания не изучаются на Гороховой и на Лубянке?

Помимо вышеизложенного, и это приказано было особо подчеркнуть в разговоре с его превосходительством, доверительная информация сообщается лишь для сведения генерала Кутепова, как лица, ныне стоящего во главе русских вооруженных формирований за границей. Сотрудничество в любой форме с специальными службами иностранных государств считается недопустимым и приравнено к государственной измене. Освобождение родной земли от диктатуры большевистских правителей есть внутреннее дело самих русских патриотов.

Разъяснения Кутепову не понравились. Слушал он их сердито, собирался что-то сказать, но так ничего и не сказал. Некоторое время они шагали молча, посматривая на открывающуюся впереди панораму судоходного Рейна.

— Богатеет Европа, — не то с завистью, не то с сожалением произнес Александр Павлович, указывая рукой на вереницы тяжелых барж, плывущих по реке. — Успели оправиться от военных потрясений, наживают деньгу, и все у них построено на голом чистогане. Точь-в-точь как, бывало, у наших пройдох — гостинодворцев. Ты мне, я тебе, а даром, извините, за амбаром...

— Почему же даром, Александр Павлович? Будущая российская держава, богатая и могучая, щедро разочтется со всеми, кто окажет ей дружескую помощь в трудную годину. Но только не территориальными уступками, это исключено...

— Да, да, разумеется, — скучающе подтвердил генерал. — Впрочем, мы с тобой люди военные, дисциплинированные, наше дело ать-два, кругом марш... Не так ли, друг мой?

Продолжать разговор на эту тему вряд ли было целесообразно, хватит и того, что сказано.

— Ты, я вижу, все еще дуешься? Брось, Назарий Александрович, обид между нами быть не должно. Вернешься в Петроград, передай Дим-Диму дружеские мои поздравления. Молодцом, скажи, действуете, нисколько не хуже других наших организаций. В недалеком будущем, скажи, рассчитываю лично поздравить его с генеральским званием. Да и сам ты, батенька, малость засиделся в штабс-капитанах, пора бы тебе примерять полковничьи погоны. Как считаешь, прав старик Кутепов?

— Спасибо на добром слове, ваше превосходительство.

— Не за что благодарить, Назарий Александрович. Каждому воздастся по заслугам, Россия сыновей своих не забудет. И изменников она не забудет, сурово покарает каждого. А теперь слушай меня внимательно и постарайся передать мои слова в точности. — Кутепов