Королев: факты и мифы - Ярослав Голованов

Так школа получила и мастера-наставника и инструменты. О, это было огромное богатство: ленточная пила, циркулярная пила, токарный станок, верстаки, рубанки, долота, стамески, молотки, даже маленький электромотор с ременными трансмиссиями. Ремни рвались, правда, но это уже пустяки...

Перевозили Вавизеля всей школой. Это был чудесный, веселый день. А тут еще дрова получили, опять всей школой разгружали, но теперь уж не как попало: ровненькие, без сучьев поленца откладывали в сторону. Это были заготовки для мастерской.

Сергей ходил у старика Вавизеля в любимчиках. Столяр доверял ему, знал: Королев парень серьезный и аккуратный, ничего не сломает. Сергей допоздна засиживался в мастерской. Он любил мастерить, да и Вале Божко нужно было помочь: с одной рукой много ли сделаешь рубанком?

Весной, с первым теплом все как-то повеселели. Из промерзшей школы все торопились по домам, а теперь и уходить не хотелось. Сергею тут нравилось, да и учиться было интересно. Давали начала высшей математики, строительной механики, сопромата. Ставили, пусть простенькие (для сложных не было приборов), опыты. Владимир Петрович Твердый придумал – чего, кажется, проще – на козлы положили доску, нагружали кирпичами, потом замеряли прогиб, вычисляли модуль Юнга для дерева. Борис Александрович Лупанов устраивал литературные диспуты. «По косточкам» разбирали, судили, защищали Катюшу Маслову, Базарова, Раскольникова. Королев сам руку поднимал редко, но, когда спрашивали, отвечал толково. Однажды на уроке физики Александров наставил кучу двоек: никто, даже отличники из отличников, не могли нарисовать и объяснить принципиальную схему телефона. Вызвал Королева. Все были уверены, что сейчас появится еще одна двойка. Но Сергей не спеша нарисовал на доске схему и все разобъяснил. Все очень удивились, а Жорка Калашников сказал:

– Вы у нас, Сережа, просто Эдисон!

Но и двойки он, конечно, тоже получал. Когда не знал, не выкручивался, говорил набычившись:

Это я не знаю...

Ну после такого признания даже непедагогично не поставить двойку. Иногда по вечерам в школе устраивались танцы. На них приходили ребята из соседней электропрофшколы, и вскоре было замечено, что их девушки куда охотнее танцуют с «чужими», чем со «своими». Решено было «электриков» осадить. На очередном вечере у дверей поставили двух здоровенных дежурных с заданием, коротким и ясным: «не пущать!» «Электрики» были возмущены до глубины души. Обуреваемые жаждой мщения, двое полезли на металлическую мачту энергосети с намерением обесточить коварную стройпрофшколу и под угрозой темноты вынудить к сдаче. Однако до контактов на мачте не дотянулись и решили сменить осаду штурмом. Дело принимало нехороший оборот: не ограничившись угрозами, «электрики» стали швырять в дежурных камнями, поднялся большой гвалт. В этот момент двери школы распахнулись и на ступеньки вышел крепкий паренек с повязкой распорядителя на левой руке.

– Тихо, ребята! – зычно крикнул он. – В чем дело? Перебивая друг друга, «электрики» начали объяснять.

– Так. Ясно. – Распорядитель обернулся к дежурным: – Как же можно не пускать добрых соседей?..

– Сережка, черт, ведь они расхватают всех наших девок! – завопил один из стражей.

– Давайте договоримся заранее: танцевать с нашими девушками только по очереди: один танец ваш, следующий наш, согласны?

Электрики благодушно загудели. Инцидент был исчерпан.

Прослеживая жизнь Королева, можно подметить такую деталь: он обладал не часто встречающимся искусством – умением говорить с толпой...

Весной захватило мальчишек новое увлечение: яхты. Яхтами Одесса всегда славилась, но в годы гражданской войны, право, не до яхт было. Многие хозяева знаменитых яхт удрали за границу, бросили своих красавиц на произвол судьбы. Теперь энтузиасты устроили в порту военно-морской пункт допризывной подготовки – организацию добровольную, полувоенную, забрали яхты, подремонтировали их, переименовали для порядка. «Маяна» стала «Лейтенантом Шмидтом», «Меймон» – «Коммунаром», «Ванити» – «Комсомолией».

Теперь прямо из школы Жорка Калашников, Володя Бауэр, Сережка Королев бежали в бывшую Арбузную гавань, на яхты. Калашников ходил на «Ирэне», Бауэр – на «Метеоре», Королев – на «Лейтенанте Шмидте», которую все, в том числе и сами «крестные отцы», по-прежнему звали «Маяной». До революции «Маяна» принадлежала Фальцфейну, владельцу консервных заводов и огромного поместья, на территории которого расположен теперь заповедник Аскания-Нова. Это была превосходная яхта, построенная англичанами в 1910 году по проекту знаменитого Мильнса – лучшего конструктора яхт. Участвуя во всемирных гонках, восемь раз была первой и дважды – второй. На этой яхте Сергей Королев не раз ходил в море, а при хорошем ветре «Маяна» добегала до Николаева, Херсона, до самых крымских берегов. Через два года, уже в Киеве, снедаемый черной завистью к тем, кто отправлялся в Коктебель на планерные соревнования, Сергей вспоминал эти походы: «Эх, вот бы сейчас „Маяну“...»

Удивительно, но эта яхта пережила своего тогда такого молоденького матроса и плавала еще много лет после его смерти...

Здание стройпрофшколы в Одессе, где учился С.П. Королев

Яхты «Мираж» и «Маяна»

5

Настоящее всегда чревато будущим.

Готфрид Лейбниц

Не одни яхты ожили в порту. Словно просыпался шумный, веселый великан, давший жизнь этому городу-баловню в семье русских городов, городу, который все любят. Зазвенели у ворот порта таможенные весы, запыхтели окутанные зыбкими облачками пара краны на Платоновском молу, замелькали белые «голландки» грузчиков. Сергея в порту знали, да и он уже знал всю эту пеструю публику: Мишка Слон, Васька Пулемет, Миша Верблюд, Дикарь – у грузчиков обязательно прозвище, фамилии мало кому были известны. Работы у них было еще немного, но уже появились первые «торгаши» компании «Экспорт-Лайну», уже заблестели, заиграли на серых одесских пирсах яркой позабытой краской первые новенькие «фордзоны», сеялки, веялки, бороны, косилки, а в пустые трюмы шел скот, грузили хлеб, горох. В этом живом, быстром, забитом до отказа звуками и запахами мире был у Сергея Королева свой уголок, куда тянуло его постоянно: Хлебная гавань.

Гавань была довольно далеко от Платоновского мола, но все-таки именно сюда тащил Сергей своих друзей купаться и загорать. Тут ныряли, в брызгах и пене гонялись взапуски, «на счет» пересиживали друг друга под водой, а потом продрогшие, посиневшие, в гусиной коже, втянув тощие животы, прижав к груди колени, обсыхали на черном теплом железе наполовину затопленной землечерпалки. Жорка Калашников и Котька Беренс опять поднимали громкий обезьяний спор о гимнастике, о подготовке к очередным состязаниям в «Соколе». Йоффик с Толиком Загоровским хихикали над душеспасительными тирадами Темцуника, вышучивали Александрова, со всей жестокостью юности судили очередное похмелье Бортневского, снисходительно сплетничали о девчонках. Этот железный островок был маленьким мальчишеским салоном. Сергей Королев был собеседником весьма пассивным и редко встревал во все эти споры-пересуды. И вовсе не потому, что ему было наплевать на дела в «Соколе» – он тоже занимался там гимнастикой и боксом. И с Темцуником у него были нелады. И к девчонкам – во всяком случае к одной – он не был равнодушен. Просто здесь его интересовало другое: в Хлебной гавани, неподалеку от мельницы Вайнштейна, за колючей проволокой базировался 3-й отряд гидроавиации Черноморского флота – ГИДРО-3.

Конечно, не сейчас заприметил он летающие лодки. Сергей следил за ними давно, едва появились они здесь в 1921 году. И давно задумывался над тем, как устроена эта громкая на слух и хрупкая на вид машина. Ведь она непохожа на змеев, которых он запускал с мола. Сколько наклеил он этих змеев! Тогда ему казалось: можно сделать такой змей, что он поднимет человека. Однажды он даже попросил у мамы две новые простыни: хотел привязать их к рукам и ногам и прыгнуть с высокой кирпичной трубы. Разбился бы наверняка... Змей – это чепуха. Главное – мотор, воздушный винт, как у Уточкина, который летал в Нежине...

Все сильнее и сильнее, как магнит, притягивал к себе Сергея Королева ГИДРО-3.

Под звонким этим названием скрывались восемь самолетов: шесть основных и два запасных, – восемь донельзя заезженных, латаных и перелатаных фанерных бипланчиков М-9 конструкции Григоровича.

Гидросамолет этот, испытанный в Баку еще в 1916 году, был для своего времени чрезвычайно удачным. Он отличался надежностью в воздухе, хорошей мореходностью, не боялся даже полуметровой волны, был прост в управлении и универсален в работе. «Морская девятка» – это и разведчик, и патрульный, и бомбардировщик, если требовалось. У стареньких одесских «девяток» была героическая история, они воевали с Врангелем, сражались на Днепре, а их командир, Александр Васильевич Шляпников, участвовал даже в штурме Зимнего дворца. «Девятки» были очень старенькими.