Каждый умирает в своем отсеке - Виктор Рябинин

– Ты чего ржешь, салага, – кратковременно обижался Хватов.

– Это почему же я салага, Игорь Николаевич? Обижаешь своего стажера, – в такт Хватову начинал вторить Андрей.

После обмена возмущенными репликами они еще несколько секунд пристально смотрели друг другу в глаза, а затем смеялись и жали руки.

– Все, забыли, – на правах старшего обычно говорил Игорь. – Ты, Андрюха, знаешь происхождение слова «салага»? Нет? Тогда слушай сюда. Петр Первый был малый неглупый, потому у него был учебный корабль «Алаг». Перед тем как молодых матросов направлять на боевые фрегаты, линкоры и брандеры, их стажировали на учебном корабле. Ну вроде, Андрюха, как ты сейчас у нас тут осваиваешься. Да ты не обижайся, я шучу! Так вот, приходит молодой матрос на фрегат, а у него боцман и спрашивает: «Ты, сынок, наверное, с «Алага»?» Так и пошло – салага, он и есть салага. Хватов считался непревзойденным рассказчиком. Его повествования были столь образными и яркими, что находящиеся в отсеке матросы в такие минуты невольно прекращали свою обычную лодочную работу и обращались в слух.

От своего куратора Андрей узнал много интересного. К примеру, что в начале 20-го века подводники сами устанавливали себе размер денежного довольствия. Царь и морское ведомство на это безропотно соглашались, так как в среднем продолжительность службы офицера на подлодке в 1900–1905 годах была четыре-шесть месяцев. В силу тогдашнего технического несовершенства субмарина, как правило, погибала вместе с экипажем чуть ли не в первом боевом походе.

– Я знаю, – не выдержал Андрей и решил блеснуть собственной эрудицией. – Это у Пикуля написано… не то в «Крейсерах», не то в «Три возраста Окини-сан»…

– Товарищ, оказывается, Пикулем интересуется, – язвительно отреагировал Хватов. – Ну так вот вам вопросик: как в царское время стрелялись морские офицеры, совершившие неблаговидный поступок или не сдержавшие обещания и стремящиеся вернуть себе уважение кают-компании?

Андрей не знал. В голове крутилось: долг чести, офицерская рулетка…

– Учись, салага, пока я жив. В армии все было проще пареной репы – пулю в висок, и не кашляй. На флоте существовали свои традиции. Офицер переодевался в парадную форму, обязательно с кортиком. Кроме пули в ствол револьвера заливалась вода. При выстреле офицеру «всего-навсего» сносило голову. Флотский шик и отличие от сухопутных офицеров были даже в этом.

Андрей постарался представить столь кровавую картину и поморщился. Чтобы перевести тему, он рассказал Хвату о случае с кортиком старпома на БПК «Образцовом».

– Твой Чечен – мразь отпетая. Морской кортик – вещь особая. Это не только красивая побрякушка, предназначенная для парадов, но и личное оружие для боя в корабельных помещениях, где, сам понимаешь, с саблей или палашом не особо развернешься. Когда-то считалось, что с помощью кортика можно смыть горечь оскорбления, вонзив его обидчику прямо в сердце или горло. Но времена изменились. Не каждый сегодня об этом знает.

Излюбленной темой Хвата была подводная. Этим предметом разговора он владел полностью и мог поставить в тупик любого проверяющего. Как-то чопорный и высокомерный офицер политуправления флота приехал на лодку проверять, как матросы изучили материалы не то какого-то исторического пленума, не то съезда КПСС. В отличие от обычных и нормальных мужиков – корабельных политработников того брежневского времени, которые наравне со всеми несли ходовые вахты и делили тяготы и лишения нелегкой корабельной службы, – пустословов из ПУ недолюбливали. Этот оказался именно таким. Убедившись, что лодочный замполит Леша Елисеев, готовясь к предстоящей автономке, сам смутно представляет, что там опять отморозил и провозгласил очередной генсек, проверяющий надменно заявил, что лодка к выходу в море не готова, о чем он обязательно доложит самому командующему.

Но, как известно, презерватив, раздутый до размеров дирижабля, рискует лопнуть. Проверяющий имел неосторожность брякнуть о неготовности к походу, находясь в первом отсеке, где его внимательно слушал и Хват. А дальше – как учили. Минуты через две Хват озабоченно встрепенулся и принялся докладывать в центральный пост об обнаружении запаха гари в первом отсеке. В подплаве к таким вещам относятся серьезно и адекватно. Моментально была объявлена аварийная тревога, и отсеки загерметизировали. Хват, его подчиненные и проверяющий остались в первом. Во всех флотских документах прописано, что в аварийном отсеке лодки борьбой за живучесть руководит командир отсека. Считается, что он лучше других знает устройство отсека, и потому все, независимо от званий, должностей и регалий (будь ты хоть адмирал!), кого беда застигла именно здесь, поступают к нему в подчинение. Не понимая, что происходит, проверяющий сбледнул с лица и откровенно сдрейфил. После того как Хват приказал всем включиться в ИДА (индивидуальный дыхательный аппарат. – АВТ.), того и вовсе чуть не хватил кондратий. Короче, вредного политуправленца после отбоя аварийной тревоги из отсека вынесли на руках. От страха он потерял сознание. Об отстранении лодки от похода из-за слабых знаний материалов съезда речь больше не шла. Но Хвату досталось. Для острастки и за сумасбродство свой выговор от командира он все же схлопотал.

5

Чем меньше женщину мы больше, тем больше меньше она нас…

Вернулся в стены училища Андрей озадаченным. То, что он станет подводником, было решено окончательно и бесповоротно. Смущали события, произошедшие в самом конце стажировки.

За два дня до ее завершения лодка должна была идти в Лиепаю для постановки в док. Везти с собой стажера не было смысла, и потому, пожав Андрею руку и поблагодарив за усердие, командир кратко объявил:

– Пару дней перекантуешься у Хватова. Он тоже на переход не пойдет, ему пришел вызов на офицерские классы в Питер. Ну, а после выпуска, если захочешь, приезжай к нам. С радостью возьму тебя в свой экипаж.

По физиономии Хвата Андрей сразу понял, что это с его подачи перед возвращением в училище командир дал стажеру возможность немного отдохнуть. Здорово, что вместо осточертевшей казармы Андрей два дня поживет у коллеги. Тем более Игорь многозначительно намекнул: «Андрюха, с тебя 100 грамм и пирожок. Я тебя с такой дамой познакомлю!» «Дамой» оказалась студентка выпускного курса Московского экономического университета Ирина, приходившаяся жене Игоря – Ларисе – двоюродной сестрой. Андрею показалось, что вся эта акция с «перекантуешься пару дней» была тщательно спланирована самим Хватом, но виду не подал. Напротив, решил подыграть. Этим же вечером за столом, который обе женщины радушно накрыли по случаю появления нежданного гостя, а также в связи со скорым отъездом на учебу в Питер главы семейства, было весело и шумно. Были приглашены еще и многочисленные соседи, без которых в маленьких гарнизонах невозможно представить ни один праздник. Так что за столом плотненько разместилось человек 12. Хват был в ударе. Он на все лады рассказывал веселые истории, а все дружно и громко смеялись. Андрею сразу же приглянулась кареглазая брюнетка Ира, но в отношениях с противоположным полом он никогда не форсировал события, полагаясь на правоту гения Пушкина, заявившего когда-то: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Правда, училищные острословы давно уже перефразировали данное изречение: «Чем меньше женщину мы больше, тем больше меньше она нас», от чего суть истины серьезно не изменилась.