Из рода волхвов - Мирослава Раевская

щадил никого — ни детей, ни женщин. Возможно, тогда ему казалось, что если содрать с кровоточащей раны корку — боль уйдёт. Вот только многие из тех, кто ныне составлял число последователей «Велесова братства», не забыли эту тёмную страницу историю. И мстили за неё с особой жестокостью.

Ян, быть может, и не разделял их радикальных взглядов, но судить собственных собратьев ему было сложно. Зло и свет сосуществовали внутри каждого из них — просто выбирал каждый что-то своё. А истинно правильного пути никто не знал. Сам он волею судьбы оказался на противоположной стороне и, к сожалению, не всегда был уверен в том, действительно ли так праведны его действия, как вещают седобородые столичные жрецы.

— Если уж они решили натравить упырей, то, стало быть, очень не хотят нас здесь видеть, — задумчиво сказал Ян и поднялся. — Интересно всё получается. Ладно, надо сперва сжечь тела. Если опять поднимутся — проблем не оберёмся.

В путь двинулись лишь тогда, когда на снегу остался лишь сизый пепел. Из леса вышли они ближе к вечеру, когда солнце вновь спряталось за тяжёлыми облаками, роняя на землю вязкий мрак. Берёзовка располагалась в низине, а потому с возвышенности её можно было узреть целиком, как на ладони. Но первым, что бросилось в глаза, были не покосившиеся избушки, заваленные снегом, а дым, поднимающийся над селением. Горели погребальные костры.

Когда они приблизились к входу в деревню, им навстречу вышел старый сухенький старичок в длинной потрёпанной шубейке, в которой он терялся из-за её размера. В молодости, быть может, она ещё сидела на его крепких плечах ладно, но уж точно не сейчас. Глаза его, маленькие и серые, наблюдали за ними внимательно, но скорбь оставила в них свой неизгладимый след.

— Громовой взвод, стало быть? — проскрипел староста Берёзовки. — Проходите, будьте нашими гостями.

Однако во взгляде его не было и тени гостеприимства. Но они к такому за годы службы привыкли. Поймав опечаленный взгляд Званы, Ян ободряюще улыбнулся ей и первым последовал в деревню, минуя кособокие дома. На озлобленные взгляды местных жителей он внимания не обращал — пусть смотрят, раз так хочется.

В центре деревни догорала погребальная крада. Возле неё столпились плакальщицы, громко оплакивающие чью-то скоропостижную смерть. Очищающее пламя взмыло вверх, подобно их траурным слезливым голосам.

— Скольких за эти дни схоронили, староста? — поинтересовался Ян, отводя глаза.

— Пять девок, — сухо сказал старик. — Все молодые, незамужние. Эх, жить бы да жить ещё… И вот надо ж оно вам, колдуны эдакие.

Последние слова он сказал совсем тихо, будто про себя, и они предпочли сделать вид, что не слышали их. Старик привёл их к избе и стукнул пару раз в деревянную дверь.

— Чарушка, открывай! Волхвы княжеские приехали, — крикнул староста и добавил: — Пусть дочку твою осмотрят. Может, подскажут чего.

Из-за двери выглянула заплаканная женщина средних лет и, громко шмыгнув носом, махнула им заходить. Ян велел молодняку остаться снаружи, а Вадимира позвал с собой. Для верности. Хата выглядела скромно и бедненько, видно, что мужской руки в доме уже очень давно не было. Видать, хозяйка вдовой осталась с больной девчонкой на руках. Со стороны печки послышался сдавленный стон, и они аккуратно приблизились. Под ворохом шкур и одеял лежала девица, слабенькая и дрожащая, как увядший цветок, и жизнь едва теплилась в ней. Сухие обветренные губы её шевелились и бесшумно шептали что-то, а лицо, когда-то милое и румяное, было опухшим, усеянным черной сыпью. Дышала она еле-еле, будто бы каждый вдох ей давался необычайными усилиями.

Ян откинул с её шеи волосы, и не смог сдержаться — сморщился от отвращения. На белой женской коже виднелись проклятые руны. Оттого и запах в доме стоял характерный — мертвецкий. Девчонка жильцом, считай, уже не была. Осматривать здесь более было нечего — и без того ясно, чьих рук дело. Прав был лекарь.

— Только девицы болеют? — поинтересовался Вадимир у старосты, когда они вышли на улицу.

— Только девицы, — обречённо подтвердил он. — Некоторые ещё даже шестнадцатую весну свою не справили.

На Берёзовку медленно опускалась ночь, пахшая дымом и трауром. Староста неожиданно миролюбиво предложил им отдохнуть в небольшой избушке на окраине деревни, которая уже давненько пустовала. Вроде как бывший хозяин чем-то Домового так разозлил, что тот взял — да и удушил его. С тех самых пор никто к этому дому подходить не желал. Но волхвам, как говорится, нечисть домовая была роднёй кровной, плоть от плоти Велеса. А потому и бояться им было нечего.

Плотно поужинав едой, которую им пожаловал староста, они улеглись спать, предварительно растопив старую печь. Дом оказался хорошим, изнутри ухоженным. Видать, дух-покровитель и без хозяина неплохо о нём заботился. Но Яну не спалось. Сперва он долго таращился в потолок, считая балки и брёвна, а после не выдержал — вышел на улицу, накинув на плечи тёплый плащ. Сердце его было не на месте, но объяснить это странное чувство он не мог при всём желании. Оно настигло его сразу, как только они ступили в деревню, словно только и ждало его появления долгие годы.

Душа его бесновалась, стремилась куда-то, за кем-то, кого он в лицо никогда не видел. Но Яна это только сильнее раздражало, поэтому он бродил возле дома, как медведь-шатун, — такой же неугомонный и злющий. Спать хотелось невообразимо, но тело его было словно само не своё. Вдруг вдоль дороги скользнула чья-то тонкая тень в серой шубейке. Он замер и пригляделся, гадая, кому ещё не спалось в такое позднее время, но в окружающей темноте видно было плохо. Смутное подозрение кольнуло его сердце, и Ян устремился вслед за ночным незнакомцем. За мечом решил в дом не ходить — в случае чего ему хватит и рун.

Когда тонкая тень, опасливо оглядевшись, хотела было перелезть через покосившиеся ворота, чтобы не идти мимо чужих окон, он перехватил её за руку. Слабый женский вскрик прорезал ночную тишину. Ян буквально стащил незнакомку с забора и с интересом скинул с неё капюшон. Кудрявые вихри русых волос рассыпались по узким плечам, а карие глаза на милом лице уставились на него с возмущением. Но в их глубине мелькнул ничем неприкрытый страх.

— Ты ещё кто таков? А ну пусти меня! — недовольно зафырчала девица и попыталась вырвать своё запястье из цепкой хватки. — Пусти, кому сказано! Сейчас так закричу, что вся деревня проснётся и узнает о том, как волхвы княжеские к девкам деревенским пристают!

Ян слабо усмехнулся, чувствуя, как сердце в груди вновь