Сломленные души (ЛП) - Олтедж Нева

«Когда брат узнает, что произошло, ему будет противно, — шепчет мне голос в голове. — Он больше не будет любить тебя. Никто не может любить такое жалкое создание. Ты позволила незнакомцам трахать себя и даже не сопротивлялась. Отвратительная».

Я медленно вдыхаю и выдыхаю, пытаясь отгородиться от голоска. Не получается.

«Ты сама во всем виновата. Сама навлекла это на себя. Ты решила пойти с тем парнем».

Я запускаю пятерню в волосы и крепко тяну их, словно от этого голос исчезнет из моей головы. Но он продолжает.

«Ты думала, что он хороший. Он оказался насильником, который изнасиловал тебя и бросил в сеть проституток, а ты считала его милым! Ты не способна здраво рассуждать».

Я беру записку, которую оставил Паша, и сосредотачиваюсь на первых строчках.

«Когда проснешься, можешь осмотреть квартиру. Я оставил немного еды на столе на кухне. Поешь».

Это инструкция. Не вопрос. Я не должна принимать самостоятельное решение. Я должна лишь следовать его указаниям. Вздох облегчения срывается с моих губ. Сжимая в руке записку, спускаюсь с кровати и, взяв оставленную им футболку, выхожу из комнаты.

У Паши очень роскошная квартира. Все — от современной темной мебели до мягких толстых ковров и тяжелых портьер — выглядит дорого. Везде чистота и порядок, никаких мелких безделушек на полках. Я нашла еще две спальни, значительно меньшие, чем та, где я спала. Похоже, что они не используются.

Гостиная — самое большое помещение в квартире, на стене висит телевизор, перед ним — диван и два кресла. Я встаю посреди комнаты и оглядываюсь. Одна книжная полка. Несколько современных картин на стенах. Все красиво, но выглядит как декорация для журнала по дизайну интерьера или шоу-рума. Странно находиться в таком месте.

У нас дома все полки и стены увешаны нашими с Сиенной фотографиями, а также единственной фотографией Артуро, когда нам удалось уговорить его сфотографироваться с нами. Повсюду разбросаны журналы мод Сиенны и мои ноты. Подушки на диване обычно лежат в беспорядке. Повсюду валяются игрушки для собак. Различные средства для волос и бальзамы для тела часто оказываются в таких странных местах, как кухонный стол или полка с телевизором. Когда думаю о доме, сердце сжимается. Мой дом кажется чужим, как будто принадлежит кому-то другому.

Я крепче стискиваю в руке записку и иду на кухню. Черные блестящие столешницы, стеклянная плита, которой, похоже, никогда не пользовались. В черном холодильнике, судя по размерам, может храниться достаточно продуктов, чтобы хватило на неделю для десяти человек, но когда открываю его, в нем только несколько бутылок воды, пакет молока, три помидора и нераспечатанная упаковка сыра.

Столешница тянется по всей длине стены, но единственное, что на ней стоит, — это кофеварка. Ни баночек для специй, ни держателей для чашек. Ничего. Только кофеварка. На столе Павел оставил для меня несколько блюд для завтрака. Приготовить яичницу или просто намазать джем на хлеб? Во мне разливается неприятное покалывание. Либо яйца, либо джем; вряд ли я смогу съесть и то, и другое. Но когда думаю о выборе, беспокойство усиливается.

Да что черт возьми со мной такое, что я не могу принять такое ничтожное решение? То же самое произошло утром, когда Паша спросил меня, не хочу ли я принять душ. Я была грязной. Мне нужен был душ. Но когда он спросил, я не смогла принять решение. Я ухватилась за край стола и смотрела на то, что для меня приготовили. Яйца или джем? Это же простой выбор, черт возьми! Почему я не могу выбрать?!

Спустя двадцать минут раздумий я все-таки жарю яичницу, закусываю куском хлеба с джемом и все это время чувствую себя полной дурой.

По крайней мере, у меня прошел озноб.

К тому времени как закончила с едой, на улице уже стемнело, и я не знаю, что делать. В записке говорилось, что нужно осмотреть квартиру и поесть. Но что делать после этого — неизвестно. Я могу лечь спать или что-нибудь почитать. В гостиной на книжной полке полно книг. Я не могу смотреть телевизор без очков, если не встану прямо перед ним. Почитать? Или лечь спать? Мне снова нужно принять решение, но я не могу!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Схватившись за голову, дергаю себя за волосы, и с губ срывается разочарованный крик.

«Я ушел на работу и вернусь не раньше трех часов ночи. Если ты думаешь убежать, пожалуйста, не делай этого. Подожди, пока я вернусь».

Он просил подождать его. Просто. Прямо. Беспрекословно. Чувство тревоги понемногу угасает. Я стою в двух шагах от входной двери. И жду. Тот, кто увидит меня сейчас, может подумать, что передо ним дрессированная собака. А мне плевать. Единственное, что меня волнует в данный момент, — это то, что я больше не чувствую этой всепоглощающей тревоги. Со своей испорченной психикой разберусь как-нибудь в другой раз. Я сажусь на пол, обхватываю ноги руками и смотрю на входную дверь.

Телефон звонит, когда паркую машину в конце длинного ряда автомобилей, стоящих перед домом Петрова. Последним в очереди стоит большой красный мотоцикл. Видимо, случилось что-то серьезное, раз Роман обзвонил все командование, включая Сергея. Я беру телефон с пассажирского сиденья и отвечаю на звонок.

— Док?

— Я получил результаты анализов девушки. По венерическим заболеваниям она чиста. По беременности тоже все отрицательно. Анализ крови показал, что у нее небольшая анемия, но это все.

— А что насчет наркотиков?

— Ну, тут начинается самое интересное. Вещество, обнаруженное в ее организме, не известно. Похоже, это что-то новенькое, то, что еще не вошло в обиход.

— Интересно.

— Подожди, это еще не все. Пришел тест на таблетки, которые Владимир подбросил мне на днях. Это тот же самый препарат.

— Уверен?

— Да.

— Ты сказал Роману?

— Сказал. Только что с ним разговаривал.

Я напрягся.

— Значит… ты рассказал ему о девушке?

— Конечно. А что? Не должен был?

— Нет, просто спросил, — говорю я и сжимаю руль до белых костяшек пальцев. Мне не нравится то, что он рассказал Роману о девушке, и это бессмысленно. Я никогда не чувствовал необходимости скрывать что-либо от пахана.

— Как она? — продолжает док. — Ее семья за ней приехала?

— Она все еще у меня.

— Что? Почему ты не позвонил ее родителям или другим знакомым?

— Она не хочет говорить. Вообще-то, она не сказала ни слова.

— Черт. Наверное, она напугана до ужаса. Надо было попросить Варю побыть с ней, пока ее семья не сможет приехать. Тебе, наверное, лучше держаться подальше, пока она там.

— Э-э, насчет этого. — Я потираю шею. — Она меня не боится. Она вообще прилипла ко мне, как банный лист, с того момента, как с утра проснулась. Не выпускает меня из поля зрения. Она даже настояла, чтобы я остался в ванной, пока она принимает душ.

— Хм. Это не моя специальность, но знаю, что жертвы нападения могут реагировать по-разному. Она вздрагивает, когда ты приближаешься?

— Когда попытался выйти из комнаты, чтобы принести ей стакан воды, она закричала и бросилась ко мне в объятия. Голая. Можешь посоветовать, что мне делать? Как вести себя, пока я не свяжусь с ее семьей?

— Даже не знаю, что сказать. Я не психолог. Но я сделаю парочку звонков и сообщу тебе, что узнаю.

— Спасибо, док.

Я кладу телефон в пиджак и гляжу на часы. Мне не следовало оставлять ее одну, но все это для меня в новинку. Я никогда ни о ком не беспокоился. Никогда ни о ком не заботился. И никто никогда не заботился обо мне, так что понятия не имею, что делать.

* * *

Как я и предполагал, собрались почти все из руководящего состава Братвы.

Рядом со столом Романа стоит начальник службы безопасности Дмитрий, а Михаил сидит в кресле у окна. Михаил курирует транспортные операции с наркотиками «Братвы», а также занимается извлечением информации. Другими словами — пытками, когда это необходимо. Сергей, сводный брат пахана, прислонившись к стене рядом с дверью, вертит в руках лезвие ножа. Он ведет переговоры с нашими поставщиками и покупателями. И иногда их убивает.