О людях, которых я рисовал - Иосиф Игин

— М-да, — прогудел Максим Дормидонтович.

Можно было подумать, что за этим последует рассказ о каком-нибудь курьезном случае из его актерской жизни.

Но внимание его было занято за рисовками.

— М-да, — повторил он, — Абдулова и Ярона вы схватили, а вот я, кажется, не очень-то.

— Не могу сказать, что я в восторге от своего портрета, — возразил Абдулов, — зато Ярон и Михайлов удались.

— А день-то у меня сегодня зоологический, — лукаво сказал Ярон, — слушаю я вас, и на память приходит старая басня с зеркалом.

Ярон еще раз посмотрел на рисунки и уже серьезно добавил:

— Но если по правде сказать, мне кажется, вы оба похожи, а я — нет.

Со слезой

Я получил задание редакции сделать зарисовки двух-трех участников нового спектакля в театре имени Пушкина (б. Александрийский). Было это в тридцатых годах. В ту пору рядом с широко известными мастерами старшего поколения Е. П. Корчагиной-Александровской, В. А. Мичуриной-Самойловой, Ю. М. Юрьевым, Л. С. Вивьеном, К. В. Скоробогатовым на сцену этого театра уверенно вышли молодые — Н. Черкасов, А. Борисов, В. Честноков и другие, впоследствии прославленные актеры.

Увидев такое созвездие талантов, я не смог ограничиться несколькими зарисовками и, получив разрешение бывать в артистическом фойе, пополнял свой альбом все новыми и новыми шаржами.

Актеры по-разному относились к моей работе.

Я не знаю, помнит ли Н. К. Черкасов, как он старался мне помочь, рассказывая со свойственным ему юмором об асимметричности своего лица, длине рук.

Ю. ЮрьевВ. Мичурина-СамойловаЛ. ВивьенК. СкоробогатовН. ЧеркасовВ. Честноков

Юрий Михайлович Юрьев рассказывал о художниках «Сатирикона» и принес шарж на себя, сделанный на него знаменитым Реми.

К. В. Скоробогатов, окинув меня разбойничьим взглядом, предложил пойти в кафе «Норд» распить по бокалу вина и там, заодно, сделать рисунок.

Вскоре в артистическом фойе была устроена маленькая выставка.

У большинства актеров шаржи вызывали улыбки и шутки. И лишь тетя Катя (так ленинградцы называли Е. П. Корчагину-Александровскую) утирала платком слезы.

«Не может быть, — подумал я, — неужели обиделась?»

Е. Корчагина-Александровская

Но она тронула меня за рукав и, всхлипывая, сказала:

— Ты, милок, не подумай: нас, актеров, зритель знает, пока мы на сцене, пока живем. Ему надо напоминать о нас рисунками, фотографиями… Рисуй нас, голубчик. Конечно, лучше, чтоб это были не шаржи. Но что поделать, если ты по-настоящему не можешь.

Право хвалить

В исполнительской манере Леонида Осиповича Утесова есть одно обаятельное свойство —каждому зрителю кажется, будто артист выступает только для него.

— Однажды, во время гастролей в одном из южных городов, — рассказывает Утесов, — произошел такой эпизод. В антракте пришел за кулисы приветливый, улыбающийся человек.

— Здравствуйте, дорогой Леонид Осипович, — сказал он тоном старого знакомого. — Давненько мы не виделись. Как поживаете? Как себя чувствуете?

Утесов ответил на его приветствие, поблагодарил за внимание, сказал, что на здоровье не жалуется. При этом он испытывал чувство неловкости от того, что никак не мог припомнить, где и когда они познакомились.

— Да, — сказал Утесов, — действительно много времени прошло. Напомните мне, пожалуйста, когда мы виделись в последний раз?

— Это нетрудно вспомнить, — ответил гость. —Вы в нашем городе выступали двенадцать лет назад. Я тогда сидел в девятом ряду. Неужели забыли?

* * *

Когда я показал Леониду Осиповичу рисунок, он сказал:

— Увидеть шарж на себя, — это, примерно, то же самое, что услышать впервые свой голос, записанный на граммофонную пластинку. Совершенно не похоже на то, чего ожидаешь.

— Интересно, — спросил я, — как вам показался ваш голос?

Л. Утесов

— Хм, — произнес Утесов, — откровенно говоря, я был о нем лучшего мнения.

* * *

В Театре эстрады происходили отборочные просмотры новых номеров. Актеры, особенно молодые, буквально трепетали перед грозным председателем жюри Н. П. Смирновым-Сокольским. Зато присутствие Л. О. Утесова успокаивало выступающих. Они всегда надеялись на его поддержку.

Актер Н. показал интересный, но не вполне доработанный номер. Мнения жюри разделились. Ждали, что скажет Сокольский. Лицо Николая Павловича не предвещало ничего хорошего.

Вдруг раздался голос Утесова.

— Коля, — сказал он, — не надо ругать. Ты уже давно заслужил право хвалить.

Сокольский улыбнулся.

После небольшой доработки номер актера Н. был принят и шел с большим успехом.

Праздник остроумия

В Центральном доме литераторов заседает пленум Союза писателей.

Группа художников и поэтов выпускает сатирическую газету «Взирая на лица». Эмиль Яковлевич Кроткий придумывает темы для карикатур, сочиняет эпиграммы, пародии, афоризмы.

Вот некоторые из них:

* * *

Писал критические подвалы. Ни одного критического небоскреба у него не было.

* * *

Так часто менял свою точку зрения, что она превратилась в многоточие.

* * *

У него тоже был соавтор — он писал с грехом пополам.

* * *

Хваля автора, перевирают его фамилию. Браня — никогда.

* * *

Хороший писатель боится быть непонятым. Плохой — опасается, что его поймут.

* * *

Есть люди, в присутствии которых невежливо быть талантливым.

* * *

«Отрывки» следуют один за другим. Возле газеты больше народу, чем в зале. Газету фотографируют и переписывают в записные книжки.

Многие смеются, но есть и недовольные. А. задела острая эпиграмма, Б. считает слишком злым шарж. Кто-то требует снять газету.

В ответ появляются новые две строчки Кроткого:

Бойтесь кричащих «Сатиру долой!»:Мусор всегда недоволен метлой.

Вечером после веселого и утомительного рабочего дня прогуливаемся пешком, провожая Кроткого домой. Живет он на Пушкинской площади возле Дома актера. Кто-то предлагает зайти в кафе Дома актера выпить по чашке кофе. В переполненном кафе занимаем единственный свободный столик.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});