Пропали каникулы - Людмила Жданович

Наклонившись, Юзик достал у него из корзины крепкий боровичок и, зачем-то разломив, лизнул его, а потом, размахнувшись, швырнул в кусты.

— Ты это чего? — оторопело заморгал Саша и чуть не с кулаками бросился на Юзика. — Боровиками швыряешься! Своими бросайся, если хочешь!

Но Юзик опять запустил руку в его корзину и, схватив боровика-папашу, ловко сломал ему голову.

У Саши даже в глазах потемнело: ах ты, гад конопатый!..

— Постой, — сказал Юзик, — не кипятись. Видишь, какой цвет под шляпкой?

— Ну, розовый!

— А у настоящих боровиков — зелёный! Теперь лизни! — Он сунул гриб Саше под нос. — Горько? То-то же!

— Ложные боровики, — сказала Натка. — Меня бабушка предупреждала…

Саше стало так обидно, что он готов был запустить куда-нибудь эти грибы вместе с корзиной: плутать по болотистому лесу из-за поганок! Но вдруг, поймав сожалеющий взгляд Натки, почувствовал, что ему стало легче.

Вскоре болото осталось позади. Вышли на сухой бугор, расположились под сосной на привал — все уже успели проголодаться.

Они мигом проглотили все свои припасы, и Саша пожалел в душе, что вчера потихоньку выложил из корзины большущий кусок пирога: сегодня он наверняка пригодился бы.

Юзик глянул на небо и сказал:

— Парит сильно. Дождь будет.

Небо было чистым, без единого облачка. В жарком мареве томился лес.

— Какой дождь? — засмеялся Андрей. — Откуда ему взяться?

— Откуда-нибудь да возьмётся, — уверенно ответил Юзик.

Ребята уже выходили из леса, как вдруг над их головами, заслоняя солнце, заклубилась тёмно-бурая туча. Вокруг стало тихо, даже птицы угомонились. Ребята прибавили шагу. Прямо над их головами небо вспорола ослепительная вспышка молнии, и туча глухо, угрожающе заворчала. По листьям сначала редко, затем всё чаще и чаще застучали тяжёлые капли, и вскоре весь лес закрыла стеклянная завеса дождя.

Берёза, под которой спрятались ребята, скоро промокла, и холодные крупные капли, скатываясь с листьев, попадали за шиворот. Первым не выдержал Андрей, сбежал в густые заросли черёмухи. За ним подался и Юзик. Натка, зябко приподняв плечи, отжала воротник уже совсем мокрой кофточки. «Ель!» — подумал Саша. Где-то здесь, совсем рядом, росла густая старая ель, под которой он собирал свои «боровики».

Саша схватил Натку за руку и выбежал с ней под дождь. Молния ослепила их, и с новой силой обрушился ливень. Зато через минуту они уже сидели под защитой густых еловых лап.

— Не жалеешь, что в лес пошёл? — спросила Натка.

— Что ты, — отряхиваясь, улыбнулся он. — Вот только бы ты не простыла…

— Не простыну. Понимаешь, я вот думаю… Лес — это ведь не только грибы, ягоды… Лес… это так красиво!

Саша кивнул — конечно! Экая беда, что корзинка у него пустая! А сосны, словно выкованные из звонкой меди, а живые солнечные блики на густой траве, а перестук дятлов, а рыжий муравейник — это ведь в нём останется!

— Ты хорошая девчонка, Натка! — невольно вырвалось у Саши, и он смущённо умолк.

— И ты совсем не такой, каким показался вначале.

Саша почувствовал, как его заливает горячая волна радости, но где-то рядом раздался недовольный голос Андрея:

— Натка! Сашка! Куда вы запропастились? Идти давно можно!

Саша раздвинул лапы ели и увидел, что ливень кончился, хотя ещё моросило. Небо было уже не тёмным, но ещё не совсем прояснившимся — пасмурно-серым. Но вымокшим Юзику и Андрею было лучше идти, чем сидеть и дрожать под кустом.

На просёлочной дороге стояли лужи, но идти по ней было легко. Саша вспомнил южный городок, где после дождя к ногам неделями липла жирная грязь. Нет, у нас лучше!

Небо быстро светлело, наливалось синевой. Неожиданно выкатившееся солнце разом зажгло и лужи, и алмазные, дрожавшие на листьях и траве капли.

— Сейчас мигом просохнем! — постукивая зубами, но бодрясь, сказал Юзик.

Саша так крепко сжал его плечи, что Юзик с удивлением на него покосился и сказал с бесшабашной весёлостью:

— Обязательно высохнем! Домой явимся как огурчики!

Не боги горшки обжигают

Сашу пытали в тёмном каземате. Раскалённый железный прут медленно опускался на распухшее, ставшее огромным ухо, а чужой пугающий голос не переставая выкрикивал: «Признавайся! Признавайся!» Саша не знает, в чём он должен признаваться. Но понимает — надо терпеть и молчать…

Он проснулся в холодном поту. На подушке лежал горячий луч солнца, припекая левое ухо. Значит, вот откуда этот глупый сон.

Саша с облегчением вздохнул и сладко, до хруста, потянулся. За окном сверкала, быстро просыхая, свежая, омытая ночным дождём листва. «Эх, сейчас бы в лес, на озеро!» — подумал Саша и тут вспомнил, что дал тёте Глаше слово сегодня утром написать домой письмо.

Мама просила Сашу написать сразу же, как приедет. Но прошло уже две недели, а ему всё было некогда — то купанье, то рыбалка, то походы за грибами. А мама, конечно, обижается. Она ведь и не догадывается, что у Саши даже минутки свободной нет!

«Придётся писать!» — обречённо решил Саша и по тёплому, в солнечных пятнах полу прошлёпал на кухню.

Тёти дома не было. Должно быть, отправилась на свою ферму. Саша всегда удивлялся этому — зачем ходить на работу, если ты давно на пенсии? Вот если бы ему, Саше, дали сейчас пенсию, он-то бы уж знал, как использовать время — в футбол бы, в шахматы играл, подводным плаваньем занялся… Мало ли чем может увлечься свободный человек! Во всяком случае, к этим глупым бурёнкам без конца бы не бегал, будьте уверены!

И хотя тётя должна была вот-вот появиться, на столе для Саши стояла кружка молока, прикрытая сверху горбушкой свежего хлеба. Чтобы он, чего доброго, не помер с голоду. Есть со сна Саше совсем не хотелось, но всё же он с удовольствием захрустел поджаристой корочкой. Молоко пить не стал, а вылил в один из тёткиных горшков с цветами.

На улице кто-то призывно свистнул, и Саша бросился к окну. Во дворе, морща нос от яркого солнца, стоял Юзик.

— Что делаешь? — деловито осведомился он.

Саша пожал плечами и откровенно признался, что пока не делает ничего.

— А я уже на ферме был, мамке помог телят напоить, — с достоинством шмыгнул носом Юзик, и Саша только теперь заметил, что он бережно держит в руках какие-то книги. — К Натке зашёл, книжки выбрал. Самые интересные… — Помолчав минуту, вопросительно глянул на Сашу. — Пойдём почитаем?

Саша отлично выспался и был полон кипучей энергии. Ему хотелось скакать и прыгать, а вовсе не корпеть над книгами.

— Мне в школе читать надоело! — отмахнулся он. — Лучше идём к Андрею, в футбол погоняем!

Но покладистый Юзик неожиданно заупрямился:

— Нет, я читать буду!

Саше не очень хотелось тратить такое чудесное утро на чтение, но пришлось, скрепя сердце, согласиться. Андрей небось давно куда-нибудь подался, а одному дома сидеть какой интерес?

Ребята расположились под старой дуплистой грушей в саду у Юзика.

Только они уселись, как, переваливаясь с боку на бок, явился толстый, похожий на футбольный мяч, щенок Гром. Повизгивая от радости, он стал тыкаться своим влажным носом Юзику в колени. Тот, погружённый в таинственный мир «Острова сокровищ», рассеянно отпихнул его. Обидевшись, Гром тявкнул — он был гордым щенком и требовал к себе уважения.

— Да отвяжись ты! — прикрикнул на него раздосадованный Юзик, и оскорблённый щенок, отскочив, залился оглушительным лаем.

— Нет, не даст он нам почитать спокойно! — захлопнув книгу, решительно поднялся Юзик. — Может, на чердак к тебе пойдём?

У Юзика в доме тоже был чердак. Но ему было далеко до чердака тёти Глаши.

На чердаке у Юзика было темно и скучно. Возле обмазанного глиной дымохода висели связки чеснока и лука, дубовые и берёзовые веники. Ноги тонули в сухом мху, Юзик объяснил Саше, что отец натаскал мха, чтобы зимой в хате было теплее. Ну что на таком чердаке делать? Чихать от пыли?..

То ли дело — чердак тёти Глаши! Большущий, просторный, с окошком на улицу, с таинственными, затянутыми паутиной закутками… И чего-чего там только не было! Окованный полосками железа сундук, набитый старыми, потрёпанными книгами и журналами. Прялка с деревянным колесом и педалью: нажмёшь ногой на педаль, а колесо как заскрипит, как закрутится… Огромная, стянутая обручем ступа — впору бабе-яге в такой летать. Какие-то рассохшиеся кадки и невесть как попавшее сюда кавалерийское седло с ржавыми стременами. Корыто, похожее на долблёный чёлн-душегубку, и настенные часы, остановившиеся, наверно, лет сто назад… За балками торчали пучки каких-то трав и кореньев, пахло полынью и чабрецом. От острого и сладкого запаха кружилась голова. Вот какой был чердак у тёти Глаши. Даже не чердак, а склад отслуживших, никому не нужных вещей. Вернее, они не нужны были тёте Глаше, а Саша и Юзик тут же пустили их в дело. Колесо от прялки стало корабельным штурвалом, кадку подтащили к окну — получился наблюдательный пункт, корыто превратилось в лодку, а на сундуке было так удобно лежать и мечтать о дальних путешествиях…