Почерк палача - Николай Леонов

— Кому, родной, за “крышу” платишь? Сухому? Крещеному? А из наших? Только быстро и без запинок, отвечай, как зубрила-отличник.

Директор указал взглядом на секретаршу, Гуров расхохотался.

— Ты, когда выпьешь, знаешь как разговариваешь? Мне уже кассеты с твоими исповедями складывать негде. Так, кто парня порешил, я знаю. Кто команду дал?

— Господин полковник, клянусь, меня не было! — Полоз прижал руки к груди.

Гуров повернулся к нему спиной, взглянул на секретаршу. Девочка отрицательно покачала головой.

— Ладно, с таким дерьмом разберемся. — Гуров сбавил тон. — Днями большое начальство проезжало, некий Карандаш заметил, что на одной дороге, считай рядом, две станции техобслуживания, а разнятся, словно одна в Алабаме, другая — под Рязанью. Зачем гусей дразнить? Сгореть хочешь?

— Так упрямый, собака, не платит.

— А с мертвого больше получишь? Скажи, чтобы беспроцентный выходной на полгодика предоставили. Понял? — Гуров отошел к окну, пряча лицо в тень. Он понятия не имел о системе бандитского налогообложения. Затем он пошел было к двери, но вдруг остановился, словно что-то вспомнил. — Убийствами в министерстве занимаюсь я, мне твое ни к чему. Разберись. Тебе с делом не повезло: прокурорский чистенький, не подкопаешься, и мой зам, с которым ты на пустом месте свару затеял, из настоящих сыщиков, не отступится.

— А я тут при чем? Шлепнули парня в стороне, у мастерских Егора. С меня спрашивать не по совести, господин полковник, — плаксиво запричитал Полоз.

— Покойник от тебя шел, собака след взяла. Да и что, ночью он тут гулял? Лунатик, что ли? Да, еще. — Он взглянул на секретаршу. — Девчонку не трогай, работает и работает. — И ушел.

* * *

Всей группой проехали к Гурову. Гойда, которому приходилось писать больше всех, занял стол Станислава. Тут прибыли и сыщики Валентин Нестеренко и Григорий Котов, они бросились к ничейному столу, Гуров, естественно, занял свой, на ногах остался один Станислав.

Гуров взглянул на друга с хитрецой и сказал:

— Дело непосредственно поручаю тебе, друг милый, так что рассиживаться некогда. Командуй. Я выскажу свое мнение, а ты как хочешь — считайся с ним или нет. Убийство привязано к нашему делу лишь наличием станций. Но раскрывать его необходимо, действуй. Зона поделена и принадлежит авторитетам Сухому и Крещеному. Первый держит Полоза, мальчишка из новой волны, а Крещеный имеет пять ходок, старая кость, видал, приличную станцию совсем сожрал. Разговаривая с людьми, ты можешь сыграть на этом противостоянии. Все. Командуй. — И он закурил.

Оперы Нестеренко и Котов не служили в министерстве. Бывшие сотрудники, теперь пенсионеры, они работали в частном сыскном бюро, подчинялись давнишнему приятелю Крячко и уже не в первый раз “пахали” в группе главка. В благодарность генерал помогал бюро, а возможности у Орлова были значительные.

Гриша Котов был невысокий носатый еврей, Нестеренко Валентин — рослый русак и ярый антисемит, любивший Гришку, как может только любить одинокий пятидесятилетний мужчина. Котов заставлял друга читать в свободное время Библию, в иудейскую веру не перевел, но уважать свой народ заставил. Все это не имело к работе никакого отношения, но Гуров считал, что у хорошей пары оперативников должна на двоих иметься одна пуповина. По такому принципу группа и была слеплена: Гуров — Крячко четверть века вместе на оперативной работе. Нестеренко и Котов столько же в милиции и никак не могут решить между собой вопрос о происхождении Христа.

Генерал Орлов стоял несколько в стороне, своих ребят он любил, следил, чтобы не шалили, и даже себе не признавался, что завидует интуиции и таланту Гурова.

— Господин следователь прокуратуры, мы вас внимательно слушаем. Гриша, записывай, — сказал Станислав.

— Сегодня же съездить в больницу к жене погибшего. Главный вопрос. Находился ли он дома вчера вечером, когда пришел, ушел, как себя вел, что говорил? Почему деньги, собранные бригадой, не оставил дома? Лев Иванович, это я попрошу сделать вас. Еще нужно побеседовать с людьми из группировок Сухого и Крещеного, выслушать их мнение об убийстве. Исполнитель — Станислав. Время — до завтрашнего утра.

— А не мало мне будет, Игорь? — ласково поинтересовался Станислав.

— Окажется мало — добавим, — вставил Гуров.

— Кстати, Лев Иванович, надо бы съездить в морг, выяснить все о пуле, — невозмутимо продолжал Гойда. — Валентин и Григорий, вы не были на месте преступления, как я понимаю, Лев Иванович сделал это умышленно. Поезжайте, почувствуйте атмосферу, установите, с кем из рабочих Полоза поддерживал связь убитый.

— Да кто же нам скажет? — возмутился Нестеренко.

— Никто, — ответил Котов. — Для этого и требуется такой нос, как у меня, тут унюхать надобно. И твоего боевого коня мы сначала загоняем на яму в хозяйство Полоза, потом я торгуюсь, и мы перегоняем его к Рощину.

— Вроде до утра, господа сыщики, вам работы хватит, — задумчиво произнес Гойда. — Затем мне очень не нравится сам выстрел в затылок. Выстрел палача. Придется покопаться в биографиях. Пожалуй, этим я займусь сегодня же.

— Ну, слава богу, — облегченно сказал Станислав. — А то я уже решил, что ты деваху завел.

— Лев Иванович, у вас что имеется? — спросил Гойда.

— Имеется, но не скажу, — ответил Гуров. — Понимаешь, Игорь, поешь ты здорово, но души в твоих словах нет. Ты каждому оболтусу обязан внушить, что только на него и надежда. Иначе они и работать будут, как ты излагаешь, от сих и до сих. Десять минут на треп, и пошли.

— Покойный уходил от Полоза спокойно, шел с человеком, которому доверял, — высказался Станислав. — Почему не по шоссе? И вообще, куда они шли?

— Я вас, оперативников, не пойму, — Гойда пожал плечами. — Ведь вопрос в том, почему застрелили парня? Получим ответ, так и составим всю картину.

— Каждый об этом думает, — тихо сказал Котов. — Но и каждый знает, что никогда окончательный ответ не получаешь сразу.

Ищем подходы или, как говорят в геометрии, пытаемся сделать дополнительные построения.

— Почему они все время шли параллельно шоссе, а, сделав выстрел, убийца сразу вышел на шоссе? — спросил Нестеренко.

— Ночью люди на шоссе привлекают к себе внимание. Калымщик — дурак, может приостановиться, предложить подвезти. Значит, мог запомнить. Убийца сразу вышел на шоссе, так как за ним пришла машина, — объяснил Гуров. — Все! По коням!

* * *

Ресторанчик построили с год назад, и он не отличался от подавляющего большинства своих собратьев, которые нынче появились в Москве. Не модный, не звонкий, он не привлекал к себе особого внимания. Располагался ресторан недалеко от окружной и назывался “Веселые парни”, его хозяин — азербайджанец лет сорока, крепко сбитый, — имел всегда под рукой бейсбольную биту и пистолет на случай крутых разборок. Посещали ресторан в основном мужчины, встречались и женщины, подруги крутых парней, и проститутки, потерявшие и повидавшие все на свете. “Девочек” не трогали, считая, что они своим присутствием сглаживают криминогенную обстановку.

Сюда заходили боевики тихо враждующих группировок и менты в штатском, о коррумпированности которых знали все, даже в отделе кадров. Живучесть таких ментов основывалась на их крайне умеренном аппетите. Скромный ужин да бутылка в карман — вот и все дела. Вечера здесь проходили однообразно и тихо, хулиганов не уважали, а сильно пьяных отвозили домой друзья.

Азер, так в быту между собой звали хозяина, устроился хорошо, коньяк ему привозили с родины, овощи сбрасывали проходящие в город фуры, за мясо, правда, приходилось платить, но и готовил он его отменно.

Когда в зал вошли двое мужчин, Азер слетел со своего “капитанского мостика”, встретил гостей молчаливым поклоном, он знав, что прибывшие рекламу не любят, да и не нуждаются в ней. Хозяева техстанций Анатолий Полоз и Егор Рощин хотели после тяжелых суток слегка расслабиться, перекусить и решить кое-какие вопросы.

Кокетливая блондинка сразу принесла закуски и спиртное, вкусы гостей здесь были прекрасно известны.

— За упокой души раба божьего! — поднял тост Полоз.

Рощин кивнул и молча выпил.

— Егор, мы тут посоветовались и решили на полгодика освободить тебя от налогов. Крещеный недоволен: не дело, говорит, когда на одной трассе бедный и богатый стоят.

Предложение оказалось столь неожиданным, что Рощин, наполняя рюмки, плеснул на скатерть.

— И сколько с меня опосля за такой подарок возьмут? — спросил Рощин, твердо решив отказаться.

— То не я решаю, сказано, что бесплатно. Отдай мне мальца своего, Илюшку. Я за него тебе подъемник подарю, твой совсем плохой, а мне по случаю немецкий задешево достался.

— Мне завтра платить, пусть приходят как обычно, я в должниках в жизни не ходил, — сказал Рощин и словно камень с души снял.