Человек эпохи Возрождения - Максим Осипов

Бинокль был бы уместней и безопаснее, но бинокль находится в спальне, — Лора уйдет. Телефон зато под рукой. Ну же! Лора достает из сумочки свой телефон, она отлично с ним управляется. Смотрит — грустно, как ему кажется, — головой качает. Все, назад убрала. Поворачивается к брюнетке. Та смеется. Он снова переводит прицел с брюнетки на Лору. Просто нет сил. Лора ушла, пронесло. И его, и Лору.

Положи наконец винтовку. Нет, он не в силах прервать наблюдение за жизнью — праздничной, праздной, паразитической. Все они — консерваторская братия, мальчики Костики, их папаши, народец, пачкающий стены монастырей, — паразитируют на людях, занятых делом.

Праздник внизу продолжается. На месте брюнетки — девочка толще нее, моложе, и ниже, и тоже черненькая. Брюнетка-штрих. И парень — лохматый, как Рафаэль. Виолончельный футляр свой поставил на тротуар. Руками размахивает, веселое что-то, видно, рассказывает, девочка сгибается от хохота пополам, потом распрямляется, толкает виолончелиста в грудь. Чему они все так радуются? Неужто смешно? Тусуются детки. Всем подавай веселья. Веселья и левых денег. Хоть на виолончели играй, хоть на рояле, хоть пой.

Пора перестать подглядывать за этой бессмысленной жизнью и позвонить туда, где ждут его, — в банк, но происходит ужасная вещь. Изо рта у брюнетки лезет пузырь, бледно-розовый. Парень-виолончелист пробует попасть по нему рукой, девушка уворачивается. А пузырь — растет и растет. Что здесь смешного, уроды? Гадость, жвачка, как та, что прилипла к штанам его позавчера. Скоро пузырь займет уже, кажется, весь прицел. Ну же, лопни! И, не желая никому причинить вреда, он нажимает на спусковой крючок.

 

Здесь далеко от места событий, и ему совершенно не слышно, что происходит — там. Вместо того чтоб отпрянуть — мало ли что у стрелка на уме, — недоумки сбились все в одну кучу, сгрудились над жертвой, заслонили ее собой, так что не видно, жива она или нет, размахивают руками, выбегают на проезжую часть, указывают в направлении его переулка. Бараны, стадо.

Постепенно реальность доходит до его сознания. Винтовка не стояла на предохранителе. И в патроннике был патрон. Какая клавиша отменяет последнее действие? Нет такой. Отмены не предусмотрено. Скоро за ним придут.

Дорога перегорожена милиционерами. Пропустите же “скорую”! Кажется, вся консерватория повылезала на улицу. Что проку в толпе? Расступитесь, разойдитесь, разгоните машины. Как топорно все делается!

Тем не менее скоро за ним, вероятно, придут. Он и не думает прятаться.

Его будут трогать чужие руки, чужие люди станут говорить ему “ты”. Он вынужден будет им отвечать. Нет, так не будет. Случилось нечто постыдное, необратимое, неустранимое. Не повезло. Надо теперь устранить себя.

 

Сердце? Где сердце? Не в груди, где-то выше, почти что в горле. Снял ботинок, носок. Так убил себя какой-то известный деятель. Большим пальцем ноги. У его винтовки недлинный ствол. Он дотянется. Или петельку накинет на спусковой крючок.

Пора или ждать? Никто не идет. Влезает ногой в ботинок. Окно настежь, он начинает дрожать.

Бумагу, ручку. КОМПЕНСАЦИЮ ПОСТРАДАВШЕЙ. Он не знает ни имени, ни фамилии. И даже — убил или не убил, не знает. ОГРОМНУЮ КОМПЕНСАЦИЮ. Дело — Виктору. Можно не беспокоиться, Виктор все сам возьмет. Что еще? Пишет: НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ.

Никто не идет. Надоело, надо решиться, все надоело. Пора? Сейчас: раз — и нет его. Телефон звонит. Кто? Не смотреть. Пора.

Он никому не хотел сделать ничего плохого.

Интересно, что до последней секунды сохраняется способность соображать.

Кирпич

Теперь тут Виктор, наверху и внизу. С ним проще.

— Все, брат, я теперь твой патрон. — На “ты” и без этих, без заморочек. — Что имя мое означает, знаешь?

Откуда мне знать? Оказывается — победитель.

— Ладно, проверим твои умственные способности. Кирпич весит один килограмм и полкирпича. Сколько весит кирпич?

— Нормальный полнотелый? — спрашиваю.

— Нормальнее не бывает.

— Четыре кг.

Виктор смеется, он вообще теперь — много смеется:

— Почему четыре?

За кого меня держат? Полнотелый кирпич, столько весит. Я же строитель.