Распускающийся можжевельник - Кери Лэйк

и Саре. И мне нужно засунуть их в место, где я смогу оплакивать их позже, потому что я не буду плакать перед всеми этими мужчинами.

За последний час настроение изменилось, по большей части успокоившись, за исключением нескольких младших мальчиков, которые продолжают звать своих матерей и рыдать, когда ни у кого не хватает духу сказать им, что они, скорее всего, мертвы. Мрачный занавес поражения повис в воздухе, высасывая из нас все, что могло еще остаться в нас для борьбы.

Это истощает, не знать, что с тобой случится, будешь ли ты жив в течение следующего часа, или желать, чтобы этого не было.

Хотя мне физически больно быть здесь без нее, я рада за то, что сделала моя мама. Мысль об Абеле, путешествующем в одиночку со всеми этими незнакомцами, которого тащат, как скот, и на которого орут эти монстры, — это мысль, которая вызывает еще одну резь в моих глазах, и мне приходится сморгнуть слезы, которые так и чешутся навернуться следом.

В моей голове всплывают слова моего отца, которые он произносил несколько раз во время наших охот, когда я рыдала, наблюдая, как животное истекает кровью из раны, которую я нанесла.

Там, где речь идет о выживании, слезам нет места. Оставайтесь сосредоточенными и оставайтесь в живых.

Я бы все отдала, чтобы мой папа был здесь, с нами. У него были бы ответы, план. Я чувствовала бы себя смелее, когда он сидел рядом со мной.

Моя мама говорит, что он всегда со мной, но это не может быть правдой. Он никогда бы не позволил этим людям причинить вред моей матери и сестре, отправить нас с братом в место, которое звучит как кошмар, далеко от нашего дома.

Если бы он был со мной, он, вероятно, посоветовал бы мне сразиться с ними или найти умный способ сбежать.

Мой отец был изобретателем до появления Драги. Компьютерным программистом, работавшим в то время в одной из крупнейших компаний мира. Новатором. Он часто говорил мне, что я его юный вундеркинд, что я постигаю вещи гораздо быстрее, чем мои сверстники. Язык, чтение, навыки охоты. Он называл меня своим чудо-ребенком.

И все же, в данный момент я ни о чем не могу думать. В моем мозгу такая путаница, что я боюсь, что ошибочно назову себя девушкой, когда станет ясно, по какой-то причине эти монстры забирают только мужчин и мальчиков.

Машина останавливается, и шум движения будит Абеля, который садится у меня на коленях, потирая глаз. Прерывистое всхлипывание говорит мне, что он забыл об этом кошмаре во сне, и я притягиваю его к себе на колени.

— Шшш, я здесь, Абель. Ты в порядке. Я целую его в макушку, но замолкаю, пытаясь вспомнить, был ли мой отец с ним таким же нежным. Я должна заставить охранников думать, что я мальчик — так сказала мама.

Они берут только мальчиков.

Абель утыкается лицом в мое плечо, и, услышав его приглушенный крик, я глажу его по спине.

Дверь распахивается от вторжения яркого света, и я прикрываю глаза от него, пытаясь разглядеть что-нибудь за ослепительной вспышкой. Две фигуры в масках стоят по обе стороны от выхода, у каждого в руках оружие, когда они провожают нас к выходу.

Сочетание страха и гнева создает узел в моей груди, который, кажется, может лопнуть в любой момент.

Все мужчины и мальчики выходят из машины, и я сажаю Абеля, указывая ему следовать за собой. Моя голова отчаянно пытается сформулировать план, что-нибудь умное, как придумал бы мой отец, но я не могу. Когда я вижу этих монстров в масках и с оружием, все, что я вижу, это лужу крови у моих ног и безжизненное тело моей матери, прижавшееся к моей сестре.

Мы спрыгиваем с кузова грузовика на пыльный гравий, и нам приказывают выстроиться, как и раньше.

Небо над головой окрашено в оранжевые и желтые тона, в то время как внизу на холсте проступают силуэты пустынных растений, поскольку дневной свет клонится к ночи. На фоне резких цветов выделяются две дымовые трубы со столбами мягких серых облаков, которые плывут к небу.

От запаха, который витает в воздухе, у меня перехватывает горло. Для тех из нас, кто плохо ел, у него пикантная консистенция обугленного мяса, жирный, восхитительный аромат. Как в те несколько раз, когда мой отец охотился на оленя-мула и готовил его на открытом огне.

Гуськом мы, спотыкаясь, идем по узкой дорожке между зданием и длинным рядом ограждений, стук наших ботинок по сухой грязи с трудом заглушает окружающие стоны и рычание. Справа, когда мы проходим мимо, кровавая пасть щелкает на нас, как собака. Кости челюсти Разбойника проглядывают под влажной блестящей плотью, которая была отодвинута назад, обнажая корни его зубов. Десятки других тянутся к нам через забор, их деформированные пальцы огрызаются на каждого прохожего.

Воздух оглашает визг, когда одного из младших мальчиков хватают. Его тело волочится по грязи, прежде чем быстро соображающий мужчина постарше из нашей команды хватает его за ногу и отталкивает назад. Всхлипывая, мальчик держится за строительную сторону дорожки, уворачиваясь от протянутых рук.

Я притягиваю Абеля ближе к себе, вне их досягаемости, пока мы идем вдоль стены.

Монстры позади нас смеются и глумятся, передразнивая крики мальчика, и от звука их веселья мои щеки горят от гнева. Если бы я была своим отцом, я бы уже убила одного из них. Взяла бы свой пистолет и застрелила другого. Раздался бы шквал выстрелов, и люди попрятались бы. Кто-то мог бы сбежать. Может быть, я бы умерла, но это было бы лучше, чем ничего не делать. Меня тошнит от того, что мужчины постарше, которые идут вместе с нами, те кто наиболее способен сражаться с ними, следуют их командам, как овцы.

Узкая дорожка расширяется во внутренний двор, и мы достигаем входа в куполообразное здание, стены которого выложены чем-то вроде стеллажей высотой в четыре уровня с лестницами, расположенными вперемежку между ними. Еще больше людей в черных костюмах стоят на страже внутри, как будто ожидая нашего прибытия. Все они сняли свои маски, показывая, что под ними, как ни странно, находятся люди. Похоже, солдаты, судя по тому, как они все стоят по стойке смирно, хотя я никогда не думал, что человеческое существо может быть способно на такую жестокость.

Убийство совершено так равнодушно, как будто они были буйволами.

Солдат длинной черной палкой бьет по ногам каждого человека, направляя их вверх по лестницам и на полки.

— По пять на каждую койку! — кричит он и с силой опускает палку мне на икру. Я стискиваю зубы, боль отдается прямо в глаза, когда они затуманиваются от слез.

Лучше я, чем