Ветви терновника - Брюс Федоров

Итог схватки оказался следующим. Илья не выдержал первым и вскоре, выпучив глаза, и как показалось многим, еле удерживаясь, чтобы не зафонтанировать, понёсся, перекрещивая ноги и придерживая руками раздувшийся живот, в сторону хорошо знакомого ему спасительного отсека. Серёга же, ещё немного поважничал, демонстрируя, что ему всё нипочём, а затем, не торопясь, вразвалку пошёл догонять несчастного Илюху.

Победа была решительной и окончательной. Разгром полным. Соперник теперь мог только мечтать о несбыточном реванше. Разрыв составил принципиальные четыре кружки. Боб, Вован, Леха, Данила и Славка ликовали. Теперь финансисты долго будут помнить своё позорное поражение. По крайней мере, до следующего летнего строительного сезона точно.

Все, даже удручённые финансисты, разделяли торжество «дипломатов», и уже все вместе дружно отдали должную дань пенистому светло-жёлтому напитку. Тётя Валя превратилась в многостаночницу и уже не закрывала медные краны, без устали выкачивая содержимое из скрытых пивных бочек. Студенты подходили, пожимали руки и хлопали по плечам победителей. Серёга был возведён на пьедестал равный олимпийским героям и долго ещё повсеместно пользовался популярностью на студенческих вечерах. Честь института была защищена. «Дипломатам» простили даже их мнимое зазнайство и исключительность.

Мини «Октобер фест» удался на славу. Больше всех была довольна тётя Валя, перевыполнившая месячный план по реализации пива, и её бухгалтер, радостно пересчитывавшая в своей служебной коморке поступившую выручку.

– Алло, Дэн, очнись, – Лёшка Аксаков чокнул своей кружкой о кружку Данилы. – Всё хорошо. Ты, о чём задумался?

– Да так, ни о чём. А ты что, куда-то собрался?

– Сегодня нет. А вот завтра суббота. Мы здесь небольшой группой собрались в Дом кино. Пойдёшь?

– А что там?

– Новый фильм. Премьера. Говорят, нормальная фантастика. Наши девочки тоже пойдут.

– А кто?

– Наши. Ну, Оля, Алла из французской группы, ещё две Лены из испанской, Таня из немецкой. Ребята также будут. Это Генка Башилов всё устроил. У него мать – начальник управления в министерстве культуры.

– Да нет. Спасибо. Не получится. У меня завтра репетиция в ДК «Горбунова».

– Так, ты что продолжаешь стучать на барабане? Я думал, ты бросил. Скажи, как хоть ваш ансамбль зовётся?

– «Миракэл» – «Miracle’s». Слышал? Нет? Ну, естественно. Он у нас существует не на постоянной основе. Мы одну школу заканчивали и вместе начинали. Играли у себя и по другим школам. Теперь тоже, но редко, больше на вечерах в институтах, где ребята из ансамбля учатся.

– А в нашем вузе, почему нет? Скажи, хоть какой у Вас репертуар?

– Есть кое-что из «Beatles», «Smokie», «Queens».

– Вот и замечательно. Солидно. А свои наработки есть?

– Как сказать? Есть кое-что в стиле джазовых импровизаций. У нас ведь в составе и саксофонист имеется.

– Вот как даже? – удивился Алексей. – Ну, а ты-то что, в фронтлайнеры не выдвинулся? Всё сзади торчишь.

Алексей невольно затронул болевую точку Данилы. Вот уже пару лет он терзал дома шестиструнную гитару в надежде, что сможет доказать ребятам из ансамбля, что ему можно доверить исполнение на соло-гитаре, хотя свой солист и неплохой в ансамбле имелся. Кто в молодости не мучился жгучим желанием лидерства? Но Лёшке он ответил по-другому:

– А что, ударник – это вполне достойно. Вот, Ринго Стар, например.

– Ну, то Ринго Стар. Да ты не обижайся. Я так сказал. А сыграть в институте вы смогли бы. У вас вокал есть?

– Да, поют двое, а мы подпеваем. В общем, фон создаём, так что голоса есть. А в институте? Ну, куда нам соваться. Здесь же «Миражи» в новом издании.

– Да будет тебе Дэн. Мы ещё посмотрим.

– Пойду я, Лёша. Хочу один пройтись по парку.

Что-то не всё ладно было в жизни Данилы Бекетова. Чего-то не хватало. Душа томилась и ждала чего-то.

* * *

Глава II

Рассвет

Часть I

Предчувствие свободы

Безоглядным аллюром понеслись дни, собранные из сменяющих друг друга лекций, семинаров, коллоквиумов и языковых занятий. Четвёртый курс неумолимо приближался к очередному дуэльному барьеру. Данила не опасался грядущей весенне-летней сессии. Во-первых, студенты-четверокурсники – это тебе не вечно сомневающиеся в себе неврастеники из первых и вторых курсов. Студент четвёртого – это уже испытанный в полевых сражениях закалённый боец, знающий себе цену и успевший стать тонким проницательным психологом, успешно применяющим на практике приёмы гипнотического воздействия на преподавателей.

Во-вторых, такая сессия сдавалась значительно легче, чем придавленная снеговыми сугробами зимняя. Весна всегда могла расшевелить любого, даже погрязшего в книгочтениях интроверта-профессора. Все становились отзывчивее. Хотелось говорить и слышать другого. Снисходительность и всепрощение становились хорошим тоном. А потом, кому хотелось связываться со студентом, добредшим до четвёртого курса и проламывающим последнюю преграду в спасительную гавань пятого?

Выступление Алексея и Данилы в парном разряде на открытом институтском теннисном турнире в апреле оказалось неожиданно удачным. Они заняли второе место, уступив лишь победителям, чемпионам Москвы из МГУ. Довольные друзья шутили:

– Ну, ничего, мы этим аспирантикам в следующем году промоем мозги. Дело-то за малым – надо стабилизировать первую подачу. Без неё никуда. А в игре на задней линии мы им не уступаем, да и бегаем к сетке лучше. Мы ещё станем грандами.

О том, что сессия на носу знала также и добрая тётя Вера, справедливо решившая, что еженедельные ненавязчивые напоминания о необходимости навалиться на учёбу бедовой голове её племянника не помешают.

– И, кроме того, – увещевала она Данилу. – Это нужно, прежде всего, тебе. Эту сессию нужно сдать не просто хорошо, а как-то ярко, чтобы в деканате знали не только о твоих спортивных достижениях, но и обратили внимание на твои интеллектуальные способности. Не забудь, следующий год выпускной, и ты просто обязан получить хорошее распределение. Я тебе должна сказать, что сегодня я разговаривала по телефону с твоей мамой. Так вот, она приезжает в мае из Вены, чтобы быть и заботиться о тебе, когда ты будешь сдавать экзамены.

Сестра тёти Веры и мать Данилы, Софья Михайловна, была по-своему примечательной женщиной. В свои пятьдесят она выглядела также хорошо, как и пятнадцать лет назад, сохранив стройную фигуру с красивой высокой талией, и предпочитала сложные причёски в дорийском стиле, которые умела укладывать сама. Видно на её отношение к самой себе наложило свой отпечаток её увлечение изобразительным искусством, в котором она знала толк, так как защитила кандидатскую на мудрёную тему «Зарождение и развитие маньеризма в искусстве Италии XVI в.». Её увлечение своим делом было столь велико, что она искренне верила в такую сомнительную тезу, что только изобразительное искусство, а скажем, не литература, может раскрыть сложный мир людских чувств и страстей. Она не сомневалась в том, что смысл таинственной улыбки «Джоконды» отражает спокойствие и внутреннее состояние женщины, когда она глубоко уверена в том, что она любима и почитаема.