Прогулки по Испании: От Пиренеев до Гибралтара - Генри Мортон

Принц, видимо, находился в таком эмоциональном напряжении, что не мог дождаться встречи с инфантой. Его пришлось убеждать, что ничего нельзя делать вне жестких рамок испанского этикета и с официальной точки зрения его пока еще нет в Мадриде! Перво-наперво следовало назначить встречу Бэкингема и Оливареса, а затем принца и Филиппа. Обговорили любопытную имитацию случайной встречи. Решили, что Бэкингем и Оливарес съедутся в назначенное время, их кареты должны остановиться одновременно, тогда премьер-министры выйдут из карет на середину улицы и обменяются любезностями. Вечером следующего дня зеваки и все прочие на берегах Мансанаpeca, под старым алькасаром, видели, как огромная золоченая карета первого министра, влекомая шестью мулами в роскошной сбруе и сопровождаемая толпами пажей и лакеев, ездила взад и вперед, пока с другой стороны не появилась карета английского посла, в которой сидели граф Бристольский и герцог Бэкингем.

Процедура была соблюдена, затем Бэкингем пересел в испанскую карету, и, проездив туда и сюда около часа, обе кареты покатили по крутой дороге к алькасару, где Бэкингема неофициально принял Филипп VI. Когда аудиенция окончилась, Оливарес сел в английскую карету и был привезен в Дом семи каминных труб, где его представили принцу. Встреча состоялась с соблюдением всех формальностей и приличий.

Впрочем, во время встречи с Оливаресом принц нарушил правила, прямо спросив, когда он сможет увидеть инфанту. Он был так настойчив, что министру пришлось действовать, и так появился новый маленький план. В воскресенье — на следующий день — королевская семья обычно выезжала в полдень и присоединялась к paseo на аллее Прадо, и Оливарес условился, что на руке инфанты будет голубая лента, а принц сможет наблюдать за процессией из посольской кареты с боковой улочки. Все прошло удачно. Золоченые кареты катались по улице, король поклонился графу Бристольскому, а принц жадно смотрел на выезд, оставаясь официально невидимым.

Следующим шагом стал торжественный въезд принца в Мадрид и его переезд из Дома семи труб во дворец, где на первом этаже для него были заново отделаны несколько комнат. Тем не менее перед тем, как это произошло, принц удостоился неофициальной аудиенции у Филиппа. Бэкингем писал Якову I:

На следующий день наш Малыш пожелал поцеловать руку короля с глазу на глаз во дворце, что было ему позволено и исполнено. Однако король не пожелал позволить принцу войти в его кабинет, но встретил его у подножья лестницы, затем пригласил в карету и прогулялся с ним по парку. Самое большее, что произошло между ними, — это обмен любезностями.

Курьеры скакали по Европе с письмами «дорогому папе и сплетнику», как Яков любил, чтобы его называли, от «Малыша Чарли» и «Вашего верного пса Стини» — так подписывался Бэкингем.

Через неделю с небольшим после прибытия принц въехал в Мадрид с помпой, и столица, всегда готовая к празднику, предалась радости и увеселениям. Торжественное, сверкающее великолепие испанского двора потекло по улицам под звуки барабанов, труб и волынок. В конце кавалькады, которой потребовалось три часа, чтобы пройти одну милю, ехали Филипп и принц Уэльский — бок о бок, под белым балдахином, чьи серебряные шесты несли шестеро офицеров. Они оба были превосходными наездниками, оба молоды, красивы и величественны. Испанский хронист записал, что Карл был в прекрасной форме — bizarro en el talle[1], и толпа отметила с удовольствием, что всякий раз, когда Филипп снимал шляпу, проезжая мимо церкви или часовни, принц делал то же самое. Прибыв во дворец, принц был представлен королеве, прелестной Изабелле Бурбон, дочери Генриха IV Французского и Марии де Медичи и сестре девушки, на которой он впоследствии женится, — Генриетты-Марии. Граф Бристольский, стоя на коленях, исполнял роль переводчика, и позже тем же вечером королева послала гостю полезный, но довольно необычный подарок: некоторое количество нижнего белья, столовое белье и надушенную шкатулку, полную туалетных принадлежностей.

На следующий день принц стал почетным гостем на королевском бое быков на Пласа Майор. Огромная старая площадь была тогда совсем новой. Балконы пестрели алыми и золотыми полотнищами и геральдическими щитами. Народ толпился в аркадах, аристократия — на балконах над ними. Придворные прибывали в парадных каретах, запряженных шестью мулами или лошадьми, с конным эскортом и пешими лакеями, пажами и капельдинерами. Процессия королевы — череда качающихся на кожаных ремнях тяжелых паланкинов с кожаными занавесями, поднятыми и открывающими взору накрашенных и напудренных красавиц, — выстроилась напротив пекарни; королева Изабелла вместе с инфантой Марией, обе в темных шелках и со сверкающими бриллиантами в волосах, взошли вместе со своими дамами в королевскую ложу.

Еще больше многоцветья разлилось по площади, когда туда въехала процессия королей. Принц Уэльский, одетый в черное, с белым плюмажем на шляпе, восседал на великолепной гнедой лошади, а колено к колену с ним ехал Филипп IV, в коричневом, высокий, худой, с длинным, похожим на сливу лицом и фамильной выступающей челюстью Габсбургов, еще без знаменитых загнутых кверху усов. За королями ехали сановники, министры, послы, генералы, адмиралы, а по бокам маршировали алебардщики, мушкетеры и лучники королевской гвардии. Король и принц заняли места на балконе рядом с королевой. Площадь очистили от карет, водовозы прибили пыль, и входные барьеры были закрыты. Немедленно под королевской ложей отряд королевских гвардейцев изготовился в случае опасности поразить быка пиками, но не отступить ни на дюйм.

Бой быков, который увидел принц, был конным турниром — от таких турниров произошли современные бои быков, являющиеся вульгаризацией старинного обычая. Этот праздник тогда еще не превратился в торжественный ритуал, также ему не придавали эзотерического значения. Это был просто конный турнир, в котором благородные доны испытывали свое умение и искусство верховой езды против дикого быка. Им помогали пешие слуги, которые подавали новые копья и выполняли другие низкие работы; от этих слуг и произошла современная cuadrilla[2].

Прозвучала труба, и на пустую Пласу выехал герцог де Cea на сером андалузском боевом жеребце. Его слуги носили коричневые с серебром ливреи. Герцог подъехал к королевской ложе, снял шляпу, поклонился и уехал. За ним последовали герцог Македа и другие дворяне в сопровождении слуг, и когда все откланялись и площадь вновь опустела, выпустили быка. Каждый дворянин нападал на быка в одиночку, сидя в седле a la gineta, с короткими стременными ремнями, и пользуясь одинарными длинными золочеными мавританскими шпорами. Другой памятью о маврах был восточный костюм, в котором иногда выходили слуги, подававшие хозяевам новые дротики или отгонявшие быка. Мы ничего не знаем об этом бое, за исключением того, что никто не погиб, а зрелище окончилось потоками ливня и забрызганными грязью нарядами, когда пажи бросились в сгущающихся сумерках искать конюхов и кучеров.

Хотя принц жил во дворце и имел ежедневную возможность видеть инфанту, ему ни разу не позволили поговорить с ней наедине. Он решил, что влюблен, и несколько шпионов написали об этом домой, включая и Бэкингема, который доложил «папе и сплетнику», что «Малыш» поклялся: мол, если он не женится на инфанте, будет беда (он имел в виду войну с Испанией). Но трудностей и препятствий было множество, а поставленные испанским королем условия вызвали бы бунты в Англии. Папа римский написал Карлу письмо с предложением перейти в католичество, но Карл ответил весьма несдержанно и опрометчиво. Правда, поначалу казалось, что все складывается более или менее удачно, и Яков снарядил флот, чтобы доставить невесту в Англию, и приказал архитектору Иниго Джонсу построить роскошную часовню. В этот период принц начал учить испанский, а инфанта — английский. Затем всплыли новые трудности, и брак отодвинулся далеко.

Карл, видимо, вел себя с достоинством — за исключением одной отчаянной выходки, за которую менее знатный человек поплатился бы жизнью. Узнав, что инфанта намеревается собирать майскую росу однажды утром в садах Casa de Campo на берегу Мансанареса, отчаявшийся влюбленный решил тоже отправиться туда. С помощью Эндимиона Портера (чье жизнерадостное лицо, будто говорящее: «За здоровье его величества», написанное Ван Дейком, можно видеть в Прадо) принц вскарабкался на стену и спрыгнул в сад. Он увидел инфанту, идущую к нему по тропинке, и обратился к ней со страстными и возвышенными речами, но она издала громкий крик и помчалась прочь. Поспешно прибежал пожилой дворянин и стал умолять принца уйти — иначе он, телохранитель инфанты, может потерять свою жизнь или свободу. Он отпер садовую калитку, и Карл ретировался.