Эти поразительные индийцы - Наталья Гусева

Чем диктуется такая жадная потребность в цвете, сказать трудно. Может быть, климатом этой страны?

Я уж не говорю о деревнях Индии и ее маленьких городках, но даже в Дели многие женщины – может быть, за исключением сугубо европеизированных – наносят цветными порошками особые традиционные узоры на землю перед входом в дом или на пол дома. Эти узоры широко известны под названием «рангóли» или «альпýна». Девочки учатся этому искусству и, выходя замуж, занимаются созданием таких узоров-однодневок каждое утро до того, как в доме проснутся мужчины. Древнейшие магические рисунки сочетаются в этих орнаментах с новыми мотивами, и подробному изучению этих узоров можно было бы посвятить не одну монографию.

В новых кварталах Дели, состоящих в основном из богатых особняков с садами и садиками, это древнее народное искусство поддерживается почти исключительно служанками.

Интересно наблюдать, как быстро разрастаются эти кварталы, несмотря на почти полное отсутствие новой строительной техники.

Ходят по красным камням строительные рабочие – главным образом выходцы из Раджастхáна и Хариáны, соседних с Дели штатов, – ходят и мужчины в больших тюрбанах и маленьких набедренных повязках, и женщины в широких цыганских юбках и ярких шалях; ребенок при этом сидит на боку матери, а на голове она несет, поддерживая рукой, плоскую корзину с мелко наколотым камнем. Они или носят строительные материалы, или сидят на каменистых строительных площадках, вручную дробя камень, вручную складывая стены. Трудятся от рассвета до темноты. И благодаря их труду вырастают фешенебельные высокие дома и особняки, продвигаясь все дальше от Дели. И, как их аванпосты, на пустой каменистой земле возникают все новые и новые низкие хижины, крытые соломой, – временное жилье строителей, и рядом сразу же появляются аккуратно сложенные кучи камня, наколотого вручную, – побежденного камня…

Нержавеющая железная колонна в Старом Дели. IV в. до н. э.

Истинной приманкой для всех иностранцев, приезжающих в Дели, как и для многих его жителей, является загадочная железная колонна, стоящая здесь с IV века н. э. и до сих пор не тронутая ржавчиной. Как могли ее изготовить в то давнее время? Одни думают, что поразительные умельцы старины выковали ее из кричного железа, другие полагают, что она из сварочного железа, а есть и такие, кто считает ее валом некогда разбившегося здесь космического корабля. Чем бы она ни была, но она победила время. Распространено поверье, что сбудутся все желания того, кто, прижавшись к ней спиной, охватит ее протянутыми назад руками. Поэтому нижняя ее часть отполирована телами тысяч людей до зеркального блеска. Были там, конечно, и мы с группой других русских, и я была по-детски обрадована, когда пальцы моих рук соединились за колонной.

Почти рядом с этой удивительной колонной стоит и привлекающий всеобщее внимание и прекрасный памятник мусульманского зодчества – минарет в 72 м высоты. Он был воздвигнут в первой половине XIII века и хранит в себе память о начале воцарения в Индии иноземных правителей. Внешняя его поверхность испещрена тонким орнаментом и изощренным рисунком надписей арабской вязью. И на этой же «строительной площадке» стоят сохранившиеся колонны индусского храма, которые тоже дышат глубокой стариной.

Минарет Кутуб-Минар в Дели. XIII в.

Так южная окраина Дели воплотила в себе повесть об истории этого города, а значит, и об истории Индии.

– Скажите, вы были когда-нибудь хоть в одном из этих двух прославленных делийских кафи-хаусов, или ти-хаусе, то есть, говоря проще, в кафе или чайной в центре города?

– Нет, не приходилось.

– Сходите. Проведите там час или полтора за чашкой кофе или чая – а он там отличный – и понаблюдайте за посетителями. Или, еще лучше, пойдите с каким-нибудь своим другом – писателем, артистом, поэтом, – и к вашему столику в течение полутора часов подсядет не меньше двадцати человек, чтобы поговорить с ним.

– О чем?

– Да обо всем. О судьбах индийского театра и кино, о новых тенденциях в живописи, о последней мушаире, на которой состязались лучшие поэты города, о текущей сессии парламента – и вообще обо всем на свете. Кафе являются теми местами, где узнаются и обсуждаются новости, создаются мнения, и отсюда они разносятся по издательствам и офисам, по отелям и гостиным. Советую посетить хоть один из кафи-хаусов.

– Пойдем сейчас?

– Да, если вы свободны.

Мы идем на стоянку такси. Издали видим в тени раскидистого дерева стайку черных машин с желтыми крышами. Возле них на плетеных лежанках и прямо на асфальте лежат и сидят таксисты. Отдыхают. Подходим. Старший по стоянке кричит, вызывая очередника. Никто не реагирует. На повторный призыв с плетеной лежанки – чарпóя, почесываясь, зевая и улыбаясь, поднимается сикх. (Почти все таксисты здесь – сикхи. Тюрбан на голове и стальной браслет на правой руке – почти у каждого водителя в Северной Индии.) Он лениво подходит к машине, распахивает дверцу и приглашает нас сесть в машину. С ужасом замечаем, что его машина, оказывается, стояла не в тени, а на солнце. Наш шофер уже проснулся окончательно и готов везти нас куда угодно. Он включил счетчик и обжег себе при этом пальцы, – на индийских такси счетчики укреплены снаружи, на радиаторе, – а затем вторично озарил нас ослепительной улыбкой и снова пригласил в машину. Ныряем в нее, как в духовку, как в пекло. Быстро подсовываем под себя газеты – иначе усидеть на раскаленном сиденье невозможно – и просим:

– Кафи-хаус, плиз.

– О'кэй.

В машине нам уже не до разговоров. В опущенные окна врывается горячий воздух, а внутри градусов под шестьдесят. Наш сикх, небрежно бросив тонкую руку на баранку, ведет машину на прославленный манер делийских таксистов, то есть так, что мы каждую минуту замираем, видя, что уж сейчас-то столкновения никак не избежать.

Он едет по правой стороне, хотя движение левостороннее, обгоняет, будучи четвертым, там, где уже обгоняют трое, да еще перед мчащимся навстречу автобусом. Только чудо спасет нас!.. Только чудо!..

И чудо происходит. Автобус проносится в трех сантиметрах от нас, а таксист – для него это все в порядке вещей – мчит нас вперед, поминутно высовывая в окно руку и нажимая грушу своего оглушительного клаксона, который укреплен на крыше. По ходу дела он разглядывает нас в зеркало, посылая нам улыбки, поправляет на себе тюрбан, подкручивает усы, оглядывается на встречные машины, что-то кричит обгоняемым моторикшам, и мы бы не удивились, если бы при этом он еще просматривал сегодняшнюю газету.

Доехали живыми. К машине бросилось несколько вихрастых мальчишек – открыть дверцу. Тот, кто добежал первым и ухватился за ручку раньше других, приглашает вас выйти и ждет монетки, сияя глазами и зубами. Монетка дана. Платим и своему водителю три рупии – вдвое против счетчика. Он быстро прикасается деньгами ко лбу в знак благодарности и дарит нам последнюю улыбку. Зубы сверкают в черноте усов и бородки, как «серп молодого месяца в разрыве туч», и машина мигом исчезает в ревущем океане транспорта.

А мы смотрим на ту сторону улицы, на двери кафи-хауса. Но, чтобы его достичь, надо сначала перейти на ту сторону, а уже пять часов. И это значит, что по улице движется река, поток, лавина велосипедистов. Они едут по два, по пять, по восемь человек в ряд, в обнимку и просто рядом, они обгоняют друг друга, обгоняют автобусы, такси и моторикш. Они выскакивают из-под самых колес автобусов и лавируют между машинами так, что кажется, будто их велосипеды извиваются как змеи. Они едут по двое и по трое на одном велосипеде. Они все спешат домой с работы. Надо подождать, пока в этом потоке образуется прорыв. Стоим на солнце, обливаясь потом, ждем.

– Ну вот, пошли скорей!

Почти бежим, чтобы успеть. Нас слегка задевает только один из велосипедистов и, тут же остановившись, извиняется с милой улыбкой.

– Все в порядке, – говорю я, – не беспокойтесь, пожалуйста.

Теперь скорее, прочь с солнца, под сень галереи, к дверям кафи-хауса, где прекрасный кондиционер и всегда прохладно.

Входим. Окунаемся в охлажденный воздух, как в райское озеро. Заказываем кофе-гляссе и мороженое.

– Что угодно еще?

– Ничего, спасибо. Как можно больше мороженого. И кофе-гляссе.

Сразу же из-за соседнего столика к нашему пересаживается один журналист, с которым меня познакомили на вчерашнем спектакле. Начинаем разговаривать о пьесе, артистах, авторе. Журналист кивает каким-то людям.

– Можно? – спрашивает он.

– Конечно, будем очень рады.

Его друзья тоже подсаживаются к нам, и закипает тот типично индийский, легкий и живой разговор, в котором вперемежку с шутками и взрывами хохота собеседники обмениваются своими соображениями по поводу новой танцевальной программы, последнего выступления министра финансов, открытия ежегодной выставки картин в Академии искусств и т. д. и т. п.