Ведунья. Проклятая любовь (СИ) - Gusarova

— А ты, Серёж, — спросила Настя, — попадал под обстрелы?

— Бывало, — признался Баянов. — Но на мне ни царапинки. Как странно случается: вокруг гибнут люди, а тебя смерть словно не замечает? Как точно — нет тебя! Не знаю, для каких подвигов я уцелел. — Он помолчал и затем помотал головой: — Смотрю я на милитаристов наших, как они петушатся, диву даюсь. Кто там был, те помалкивают. Война — зло ужасное, Настён. Ничего в ней героического нету. Беда это. Для всех беда.

Серёга нахохлился и как будто обратился в камень: плотно сжатые губы, сплетённые в узел пальцы, поднятые плечи. Неподвижный, суровый взгляд человека, прошедшего через ад. Настя тоже замерла, прижав чашку к груди. Она не сомневалась, что Серёга сейчас крутит в памяти тяжелые моменты.

— Так вот ты почему в охрану пошел, — пробормотала она.

— Да. У нас смены — неделя через неделю, но я тут считай, что постоянно, сама видишь. Сложно сидеть без работы. Сразу картинки прошлого лезут, мать их. Всё, что там было. Многие наши не справились с мирной жизнью. Кто-то спился. Кто-то себя порешил. Кто — в дурку. Прошлое ты всегда с собой носишь. Но мне не мешает, знаешь. Уже не мешает. Что было, то было. Сейчас могу сказать: я отошёл, сто процентов. И рад, что не сломался. Что я — нормальный.

— Я тоже рада, — Настя ласково дотронулась до его плеча.

Серёга засветился и машинально придвинулся совсем плотно, так, что Приблудова аж физически почувствовала его влечение к ней. Ей стало неловко, но она не успела придумать, что лучше — отсесть или остаться на месте.

— Во угнездились, а? — в комнату, как вихрь, ворвался Докукин, испортив момент. — Баянов, ты в обход не хочешь пойти? А то барышня твоя домой не доберется! Метро скоро закроют!

— Точно же, — Серёга кинул взгляд на часы. — И не проводишь тебя, блин.

— Да я доберусь, не впервой, — отмахнулась Настя.

— Хочешь, такси вызову?

— Не, тут идти десять минут, — засобиралась Настя. — Не беспокойся, не пропаду!

Она торопливо зашагала к метро. До закрытия оставалось еще тридцать минут — как раз, чтобы доехать до пересадки и успеть на свою ветку. Погода всё-таки решила испортиться, и Насте в лицо брызгал мелкий дождик. Надо было взять зонт, но кто же знал? Вход станции «Гиблово» показался необычно пустынным. Двери закрыты, внутри — темно. Настя уперлась взглядом в табличку «Станция «Гиблово» закрыта на ремонт, приносим извинения, пользуйтесь станцией «Берзаринский парк».

Сердце рухнуло к пяткам, по телу прокатилась дрожь. Нет, Настя успела бы добежать и до соседней станции. Только кратчайший путь туда лежал через усадьбу.

Примечание к части

¹ «мордофиля» — (устар.) «чванливый дурак»

8. Старуха

— Ладно. Ну, чего бояться? Подумаешь, метро закрыли. В Балясне ж вечно копают, и копают, и копают. Все нормально. Ну, парк и парк. Я через него сто раз ходила. На сто первый тоже пройду, — стуча зубами не столько от сырости, сколько от боязни попасться призраку, беседовала сама с собой Приблудова, пока спешила к северному выходу. Почему бы не поговорить с умным человеком, если это ты сама и есть?

— Обычный парк. Обычный вечер. Все обычное. Да и потом — я хорошая девушка, — зачем-то начала хвалить себя Настя. — Честная, порядочная, с ж/п, без в/п. С чего бы бабке меня проклинать? Пройду один разок парком, ничего не случится. Очень красивый парк.

«Очень красивый парк» впереди выставил пики черной ограды. Настя на секунду замерла, сжала в руке мобильник. Потом сделала музыку громче и решительно почесала вдоль главной аллеи. Дубы и клёны нависали над ней зловещими громадами, под ногами шуршали листья и мокрый гравий. Настя пребывала в крайнем напряжении. Порыв промозглого ветра в очередной раз стащил с её головы капюшон. Да и фиг с ним. Скорее, мимо особняка. Метро ждёт! А дома Чижик и «симсы». Настя ускорила шаг, почти переходя на бег. За деревьями замелькал бледный силуэт усадьбы.

— Ерунда какая. Тут не призраков надо бояться, а маньяков! — бурчала под нос Настя, едва обращая внимание на долбившую в наушниках музыку и очень чутко прислушиваясь к звукам, доносившимся извне. — Бывшая психбольница же. Вот маньяк тут прям был бы кстати. Самое время. И место.

Стало еще страшнее. Настя вспомнила, что для предотвращения встречи с маньяком в безлюдной местности рекомендуется выключить музыку. Она поставила плеер на паузу и прислушалась. Потом сняла промокшие наушники. После шума пиратской станции тишина парка показалась завораживающей. У Насти на миг перехватило дыхание, ноги сами собой остановились. Она напряженно и зачарованно вслушивалась в лёгкий шепот дождя, стук опадающих желудей и переговор ледяной воды в Неприкаянном неподалеку. Ум начал успокаиваться, дыхание вышло наружу облачком пара. Ночной графский парк был прекрасен, чарующе прекрасен. Своим мрачным обаянием он напоминал Зорина. Настя перевела рассеянный взгляд на аллею позади себя и увидела, что она тут не одна. По дорожке в ее сторону двигался силуэт. Настя моментально подобралась, сердце замолотило бешеным темпом, ноги стали ватными. Темный силуэт приближался, тихо, размеренно, степенно. Настя выдохнула, сообразив, что женщина — а уже сейчас было видно, что фигура принадлежит пожилой женщине с тросточкой, тоже хочет попасть на метро, иначе зачем бы ей в ночи одной тут ошиваться? Настя повернулась спиной к незнакомке, нацепила наушники и устремилась вперед. Женщина шла очень тихо, перебирая тростью перед собой, наверное, была немощной или нездоровой, и догнать Настю никак не могла. Но руки Приблудовой помимо воли стали горячими от впрыснувшего в кровь адреналина.

— Не, точно не догонит. Да и зачем ей? По паркам ночью только такая дура, как я, и может шляться, — заключила Настя и за каким-то бесом оглянулась.

Женщина, к удивлению Приблудовой, догоняла ее. Причем, непонятно, как ей удавалось — шла-то она по-прежнему еле-еле. Настя пискнула и припустила бегом, мимо мускулистых мраморных статуй, мимо львов и живой изгороди из какого-нибудь боярышника, фиг его разбери! Белые Настины кроссовки мелькали, наушники сбились с головы и болтались на шее, а потом вовсе улетели на дорогу. Настя пробежала еще пару метров и развернулась. Нет, страх-страхом, а наушники за десятку она не могла себе позволить потерять!

И столкнулась лицом к лицу со старухой.

Сиплый писк вместо истошного вопля ужаса — все, что смогло исторгнуть Настино сведенное спазмом горло. Она почти безмолвно открывала рот, как рыбина, и таращилась на незнакомку. Старуха оказалась щуплой и невысокой, одетой, в самом деле, как говорил Серёга и как показывали в сказочных фильмах по Баб-Ёг — в расшитый сарафан и лапотки. Деревянная клюка с вырезанной в навершии головой языческого божка, казалось, совсем не нужна старухе, осанка у нее была по-девичьи ровной. Серебристые длинные волосы ручьями спадали на плечи, уши украшали крупные серьги в виде листков и ягод. Насте показалось, что лицом, ничуть, кстати, не противным и без пресловутых бородавок, старуха чем-то напоминала покойную Софью Михайловну. Только необыкновенно яркие для почтенного возраста голубые глаза женщины смотрели не с бабушкиной ласковой добротой, а пронзительно и строго. Настя затряслась, как осинка, когда поняла — перед ней не кто иной, как та самая призрачная ведунья. Старуха смерила Настю взглядом сторожевой овчарки, решавшей — вцепиться лазутчику в горло, или нет. Приблудова переминалась с ноги на ногу, пытаясь хоть что нибудь сделать, и в конце концов сипло выдала:

— Бабусь, вы заблудились? А я тут до метро иду.

Взгляд старухи стал еще более холодным и цепким. Настя раньше не знала, что такое «вибрации души», только слышала от Дашки и всяких недоэзотериков, а теперь в полной мере смогла насладиться этим незабываемым чувством.

— Простоволосая¹ ходишь, захухря², — неожиданно сильным голосом прозвенела по нервам старуха. —Носить тебе железо на голове, коли не хочешь чтоб железо в голову вошло!