Тени иного. Рассказы - Алекс Ведов

Это путешествие через темноту вымотало меня настолько, что я тут же растянулся на траве. Меня разом покинули и силы, и сознание, как будто организм только теперь позволил им выключиться. Единственное, что я успел запомнить, перед тем как снова надолго впасть в беспамятство, – это то, что вылез я в неизвестном для себя месте. Это было совсем не тот участок месторождения, где мы с Витькой забирались наверх. И ещё – впереди в сотне метров начиналась стена соснового бора.

Потом всё вокруг заплясало, закружилось, будто затягиваемое в чудовищную вселенскую воронку… и снова провалилось в густой непроглядный мрак и тишину.

Только спустя целую вечность до меня донёсся голос, который считал от десяти до одного. И он повелевал мне вернуться из темноты в реальность, к которой я привык.

– Один! – сказал Пётр Арсеньевич, и я, вздрогнув, открыл глаза.

Психотерапевт сунул часы себе в карман.

– Ну как? Вспомнил? – он пытливо смотрел на меня через толстые стёкла.

– Да, кое-что вспомнил… – кивнул я. – С того момента, как очнулся в яме.

Я рассказал ему, как выбрался. Он внимательно слушал, не перебивая. Когда я умолк, он с удовлетворением в голосе констатировал:

– Ну что ж, хорошо! Определённый прогресс у нас налицо. Я так понимаю, последовательно вспомнить у тебя… то есть у нас с тобой не получится. Что-то там блокирует твою память. Обычно это какие-то травмирующие психику события…

– Травмирующие? – беспокойно переспросил я.

– Да, или страх… – он задумчиво посмотрел в окно. – Возможно, этот твой страх перед пчёлами. Или ещё что-то. А может быть, всё проще: частичная амнезия вызвана сотрясением. Во всяком случае, понятно, что воспоминания надо восстанавливать с конца. В обратном порядке. Ну да ладно, на сегодня хватит.

Он был прав: я словно заново пережил всё это в подробностях.

– Хорошо, Пётр Арсеньевич, спасибо вам, – ответил я.

Он подмигнул:

– Отдыхай, набирайся сил, а я приду завтра вечером.

Потом поднялся и вышел.

Я лежал и думал: и всё-таки, как он узнал про мой страх перед пчёлами? Неужели вправду догадался?

Впрочем, думать о том долго не хотелось, и я скоро заснул.

* * *

На следующий день после утренних процедур меня снова навестила матушка, и я обрадовал её тем, что уже чувствую себя получше. Она принесла кое-что из продуктов, личных вещей и несколько книг. Я тоже был обрадован: теперь лежать будет не так скучно. Мать, посидев недолго, ушла около полудня, а сразу после обеда явился Витька. Он принёс гроздь бананов, банку клубники, бутыль минеральной воды.

Я рассказал о вчерашнем визите психотерапевта. О его намерении помочь мне вытащить из памяти то, что у меня напрочь отшибло. Даже похвастался, что достигнут некоторый успех: я вспомнил, как продолбил дыру в стене, выбрался из шурфа в карстовую пещеру и потом выполз наружу.

Витька слушал мой рассказ, и мне показалось, что на его лице проступает некоторое напряжение. Когда я закончил, он помолчал, потом как-то смущённо прокашлялся и выдавил:

– Ну ты, Славка, молодчина, однако! Сам выбрался! Ты уж нас прости, что мы… там тебя оставили. Но мы сразу поехали за спасателями! Самим-то нам никак тебя оттуда было не вытащить!

– Да я понимаю, Вить, чего ты извиняешься, – улыбнулся я через силу. – Вы всё правильно сделали! Это мне впредь наука. Надо смотреть, куда лезешь!

Витька снова помолчал, потом осторожно спросил:

– Слав, так ты и вправду только с того места помнишь? Ничего раньше?

– Да, только с того, как я очутился в яме. Но старик этот, психотерапевт, – он сказал, что со временем всё вытащим.

– А зачем? – Витька уставился на меня с недоумением. – Тебе ж всё и так рассказали!

А действительно, мелькнуло у меня в голове, зачем мне что-то вспоминать, если из Витькиного рассказа и так в общих чертах понятно, что случилось?

Но всё же… каким-то безотчётным и глубинным чувством я понимал, что в любом случае мне необходимо вспомнить. Вспомнить в подробностях, что тогда случилось. И я вдруг осознал, что это желание возникло с того момента, как я пришёл в себя на больничной койке. Оно тихо подавало сигнал откуда-то с дальних задворок подсознания, и сначала было незаметным для меня самого, но сейчас…

Сейчас оно было вполне осознанным, хотя и по-прежнему необъяснимым.

– Да понимаешь, Витька, как-то мне не по себе от того, что не помню. Такое чувство, что упустил что-то важное… Хотя, скорее всего, ты прав – на фига мне это?

– Конечно, нефиг тебе насчёт того париться, – поспешно согласился Витька.

– Кстати, – спохватился я, – чуть не забыл: вчера ещё из ментовки ко мне приходил следователь. Тоже спрашивал, помню ли я что-нибудь…

– И чего ты ему сказал? – Витька снова заметно напрягся.

– А чего я мог сказать? – усмехнулся я. – То же, что и другим. Я-то как раз тебя хотел спросить, с чего бы это, как думаешь? Ну, грохнулся я туда, а полиции какой интерес?

– Ну, не знаю… – Витька потупился. – Наверно, из-за того что ты чуть не разбился. Да мне кажется, это просто, как его… формальность. То есть, я думаю, им положено в таких случаях потерпевшего допрашивать, что да как.

– Может и так… – протянул я задумчиво.

– Ладно, я пойду, – Витька встал, суетливо засобирался. – Скоро заскочу снова. Будь здоров!

– Пока, Витька, – ответил я. – Спасибо тебе за то, что навещаешь!

Он вышел, оставив меня наедине со странным послевкусием от разговора.

Будто он что-то недоговаривал, что-то от меня скрывал. Знал нечто такое, что мне знать, по его мнению, не нужно было. Но что? И почему?

Ведь, насколько я знаю, у нас до сих пор тайн друг от друга не было.

Это ещё раз укрепило меня в намерении вспомнить. Всё вспомнить.

* * *

После того, как вечерние процедуры были закончены, и медсестра унесла остатки ужина, в палату снова заявился Пётр Арсеньевич.

– Ну как самочувствие, гвардеец? – бодро осведомился он.

– Уже лучше, – ответил я, стараясь поддерживать ту же тональность беседы.

– Вот и хорошо, – психотерапевт потёр ладони одна о другую. – Готов продолжить наши раскопки?

– Да, давайте будем копать дальше, – кивнул я.

Пётр Арсеньевич без долгих разговоров достал часы.

– Итак, Слава, на чём мы вчера остановились?

– На том, что я продолбил стену и через пещеру вылез, – секунду помедлив, ответил я. – А до того, когда пришёл в сознание, оказался в яме.

Любые мозговые усилия всё ещё отдавались ноющей болью в голове, хотя и не такой сильной, как вчера.

– Значит, сейчас мы пойдём назад от того момента. Всё, как и вчера: следи внимательно за движением часов и слушай меня. – Он начал раскачивать часы на цепочке. – Я считаю от одного до десяти. На счёт «десять» ты погрузишься в глубокий сон. Один…

И снова тёмное пространство внутри меня после его слова «Десять!» забурлило, заклубилось. А потом стало медленно рассеиваться, как дым на открытом воздухе.

– Что было перед тем, как ты упал в яму? – повелевал голос. – Вспоминай!

Дымная пелена растаяла, и я снова видел себя как бы со стороны.

…Джип, подпрыгивая на ухабах и поднимая за собой облака пыли, мчался по грунтовке к возвышенности. Туда, куда мы и собирались попасть.

Её уже было видно вполне отчётливо на фоне тёмной линии лесов. Она вздымалась большой грязно-белой кучей с пологими склонами и неровно срезанной близко к основанию верхушкой. До неё было километров пять.

Я глянул на часы: было без двадцати пять вечера.

За рулём уже был Витька, и вёл он как-то нервно, вперившись напряжённым взглядом вперёд и крепко вцепившись в руль обеими руками. Насколько я мог разглядеть его выражение лица с заднего сиденья, особого восторга на нём не отражалось. Да и у меня на душе было скверно, не знаю, почему. Предстоящее приключение как-то уже совсем не радовало. Я не мог понять, в чём дело: то ли что-то плохое случилось, то ли должно было случиться… Впрочем, я уже сейчас, задним числом, знал, что ничего хорошего там меня не ждёт. И не мог понять, кто тревожится – я тогдашний или я теперешний.

Жора сидел на соседнем с Витькой сиденье – разрешил-таки ему сесть за руль. Он тоже угрюмо молчал, ссутулившись и уставившись на дорогу. Даша, которая теперь сидела рядом со мной, отвернулась и глазела через боковое окно с каким-то замороженным видом.

Известняковая гора быстро росла, занимая всё больше обозримого пространства. Минут через шесть-семь мы подъехали вплотную к подножию. Витька заглушил мотор. Вблизи месторождение выглядело впечатляюще. Ничего подобного я раньше не видел.

– Да, круто… – пробормотал Витька.

– Ну что, идём? – сказал я.

– Пошли, – прокряхтел Витька и стал вылезать.

Мне уже не столько хотелось сходить к этому месту, которое давно манило меня к себе, сколько хотелось вылезти из машины, побыть на воздухе. И желательно одному.

Вроде никому туда ехать уже и не хотелось. Почему же нас понесло туда, а не домой? Наверное, прежде всего потому, что Жора был пьян. Ему пока нельзя было вести машину на трассе, и мы все это понимали. Наверное, и он понимал. И нам нужно было подождать какое-то время, чтобы хмель у него выветрился. Хотя бы отчасти. Вот почему мы решили всё же ехать туда. По крайней мере, в тот момент я думал так.