Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прошу!
Юля ахнула, а Юля-маленькая засмеялась и захлопала в ладоши.
И они поехали в сад. За те дни, что они пропустили, в саду, как это бывает только в начале лета, произошли большие изменения. Листва деревьев и кустов уже полностью обрела форму по роду своему, хотя и не величину, и молоденькие листочки на солнце казались стеклянными. На клумбе перед входом вовсю полыхали желтые и красные тюльпаны, на газонах расцвели примулы и маргаритки, готовился к цветению их любимый каштан. Под кустами шмыгали дрозды, по всему саду тенькали синицы, за высокой стеной позвякивал проходивший по улице трамвай, но им казалось, что в саду царит теплая солнечная тишина.
У кирпичной стены стояла их любимая замшелая скамья: скамейки вокруг клумбы с тюльпанами у входа в институт уже давно покрасили в зеленый цвет, а про эту, видно, забыли. Рядом росла невысокая черемуха деревцем, ствол у нее был кривоватый, с наростами, а крона была прозрачной, кружевной и казалась совсем молоденькой, и цветов на ней было немного. А может, их уже успели оборвать…
– Расскажи мне про поездку в Ленинград. Со всеми подробностями! – попросила Юля.
– С какими подробностями?
– Ну вот, например, что ты видел в окошке пока ехал?
– Да ничего не видел, Юлечка, я же ехал ночным поездом туда и обратно! А вот днем я зашел в церковь и там видел удивительную икону Божьей Матери: на руках у Нее маленький Иисус, а рядом стоит еще какой-то мальчик постарше. Я хотел спросить у церковных бабушек, кто это, но их не было поблизости, и я просто поставил свечку и помолился за тебя и за всех детей.
– А ты веришь в Бога, Рома?
– Верю.
– Я, кажется, тоже… Я даже иногда верю, что после смерти будет еще что-то, какая-то другая жизнь – но уже без горя и боли.
– Я тоже в это верю. Но и эту жизнь нам надо прожить до самого конца, нельзя сдаваться раньше времени, правда?
– А зачем это – обязательно проживать всю жизнь до конца?
– Чтобы выполнить все, что нам было назначено сделать в этой жизни.
– А мне вот кажется, что для меня ничего и назначено не было. Я родилась уже ненужной. Мать, когда сердилась на меня, прямо так и говорила: «Зря я тогда аборт не сделала!»
«Какой ужас!» – похолодев, подумал Роман, но вслух ничего не сказал, спросил только:
– А хочешь, я тебе достану веточку черемухи и мы ее поставим у твоей кровати?
– Хочу.
Роман встал и принялся оглядывать черемушное деревце:
– Эту? Или вон ту? Какая тебе нравится? О, вон там я вижу двойную пушистую веточку!
– Ромашка, ты ее не достанешь, она высоко!
– Я не достану? Ну вот еще! Непременно достану! Только уступи мне твою карету ненадолго.
Роман пересадил Юлю на скамейку, а потом подкатил коляску к самой черемухе, поставил ее на тормоз, встал ногами на сиденье, пригнул верхушку черемухи и сломил ту самую веточку.
Юля радостно захлопала в ладоши. Он слез с коляски и торжественно вручил ей свой дар. Юля понюхала черемуху и чихнула.
– Знаешь, а мне еще никто никогда не дарил цветов!
– Вот мы оба с тобой поправимся, выберемся из больницы, и тогда я буду дарить тебе цветы хоть каждый день.
– А где ты будешь их брать?
– Ну не в садах же воровать! Это уж я тут, по бедности нашей… Покупать я буду тебе цветы, Юлечка.
– А деньги?
– А деньги я заработаю. – Роман пошевелил пальцами и только сейчас заметил, что руки у него уже не отечные. – Давно я не упражнялся по-настоящему, надо больше играть. Святослав Рихтер говорил: «Если я не играю один день – это замечаю только я сам, если два дня – это замечает моя жена, а если три дня – это слышат все слушатели в зале».
– А сегодня вечером ты поиграешь для меня?
– А как же! И мы вместе споем твою любимую песенку.
И так оно и было: они вернулись с прогулки, пообедали и отдохнули, а вечером Роман отвез Юлю в конференц-зал и играл для нее, и они пели вместе колыбельную Умки.
И оба не знали, что это была их последняя прогулка и последний концерт.
* * *На другое утро у Юли началось сильное, до тошноты, головокружение. Пришла врач, посмотрела, помрачнела, назначила какие-то уколы, а назавтра на обходе был профессор, почитал результаты последних анализов, тоже тщательно осмотрел Юлю и распорядился перевести ее в отдельную палату.
Роман подстерег профессора Привалова возле его кабинета и спросил:
– Дмитрий Алексеевич! Юле Качуркиной очень плохо. А нельзя прямо сейчас использовать лекарство – то, которое у нас уже есть? А там мой знакомый пришлет еще. Может быть, натулан поможет?
– Нет, Роман, сейчас не поможет. Слишком ослаблен организм.
– А операция поможет?
– В таком состоянии опухоль трогать нельзя, она сейчас очень агрессивна.
– Что же делать?
– Надеяться на чудо и поддерживать организм: если это обострение пройдет и наступит спокойный период – тогда сразу начнем натулан.
– А мне можно сидеть с Юлей?
– Конечно, можно и даже нужно. Я распоряжусь, чтобы тебя не гоняли.
– Спасибо…
– Это тебе спасибо, Роман. Самое большое, что можно сделать для человека в таком состоянии, – это окружить его любовью, обернуть его ею, как младенца теплой пеленкой, и постараться, чтобы у него на душе было спокойно. А мы постараемся избавить твою Юлю от боли.
– Вы все-таки думаете, что это конец?..
– Не знаю, друг мой, не знаю. Давай будем надеяться на лучшее, но готовиться и к худшему.
* * *Роман почти не отходил от Юли. Очень медленно, будто капли меда с ложки, тянулись минуты, но зато дни мчались быстро, один за другим, и он даже не успевал их считать. Юля теперь по большей части спала под действием обезболивающих, но и во сне она чувствовала присутствие или отсутствие Романа. Когда он уходил в свою палату – к врачебному обходу, на процедуры или по каким-то своим делам, – возвращаясь, он всякий раз замечал, что лицо Юли за то время, пока его не было, стало напряженным, между глаз пролегла тонкая морщинка, а губы скорбно сжаты. Поэтому он не любил долго отсутствовать и старался, освободившись, сразу идти к ней. Он садился, брал ее за руку, и черты ее лица тут же расправлялись. Если же она не спала, то радостно встречала его, улыбаясь больше глазами, чем губами. Он сидел рядом молча, если Юля спала, а когда она бодрствовала – разговаривал с нею, пел ей вполголоса или читал что-нибудь вслух. Он попросил Катю принести из дома двухтомное «Путешествие Нильса с дикими гусями» Сельмы Лагерлёф. Юле книга очень нравилась. Правда, он замечал, что иногда она слушает не текст, а только его голос, а иногда просто засыпает под него, но раз ей было хорошо, он делал вид, что ничего не замечает. Сам он читал в это время «Жизнь взаймы» Ремарка, но ничего полезного для Юли в романе не находил, а потому о нем даже и не заговаривал. Однажды только прочитал ей небольшую цитату: «Человек, которому предстоит долгая жизнь, не обращает на время никакого внимания; он думает, что впереди у него целая вечность. А когда он потом подводит итоги и подсчитывает, сколько он действительно жил, то оказывается, что всего-то у него было несколько дней или в лучшем случае несколько недель. Если ты это усвоил, то две-три недели или два-три месяца могут означать для тебя столько же, сколько для другого значит целая жизнь».
– Это похоже на мою жизнь, – сказала Юля. – Мы всего два месяца с тобой знакомы, но это самые счастливые месяцы из всей моей жизни. Меня до этого никто никогда не любил.
– А я вообще никогда никому не был нужен сам по себе, кроме тебя, – сказал Роман. – Все только ждали чего-то от меня, но никто никогда не ждал меня самого. Вот как ты ждешь, когда я еще только подхожу к двери твоей палаты: я открываю дверь – а ты уже сияешь мне навстречу!
– Так я же издали слышу и узнаю твои шаги, Ромашка! – тихонько засмеялась Юля. – Ты всегда так крепко топаешь, даже когда ты в тапочках…
Позже Роман очень жалел, что не было тогда у них книг, которые могли бы помочь Юле да и ему самому. Он тогда и не знал, что есть на свете книги, а среди них одна самая главная, которые нужны человеку, стоящему у таинственной двери, ведущей в неизвестное посмертное будущее. Или в никуда, в ничто, в черную яму, как думали многие тяжело больные, парализованные лютым страхом смерти. Но ни Роман, ни Юля в это самое пустое и черное «никуда» все-таки не верили, как не верили и в вечную разлуку – ее просто не могло быть, так они чувствовали.
– Я буду там ждать тебя, – говорила Юля. – Но ты не торопись за мной, ты все-таки постарайся выздороветь и пожить подольше, ладно? Ты станешь великим музыкантом, будешь ездить по всему миру, люди будут слушать тебя…
– Нет, Юлечка, великим музыкантом я уже не стану…
– Из-за рук? Как я хочу, чтобы ты выздоровел, Ромашка! Чтобы ты снова играл и был счастлив…
– Юля!
– Нет, Ромашка! Ты обещай мне, что и без меня постараешься быть счастливым, ладно? Ты просто помни обо мне, помолись иногда обо мне, а больше мне ничего не надо. Ты обязательно женись, и пусть у тебя будет много детей.
- Любя, гасите свет - Наталья Андреева - Русская современная проза
- Тропы судьбы. Повесть - Владимир Конарев - Русская современная проза
- Моя сильная слабая леди. Ты мне приснился - Наталья Путиенко - Русская современная проза
- Потерялись в лесу. Судьба преподносит нам удивительные события, о которых мы даже не подозреваем - Эмиль Атаев - Русская современная проза
- Солнце над лесом (сборник) - Леонид Васильев - Русская современная проза
- Пленники Чёрного леса - Геннадий Авласенко - Русская современная проза
- На пути к звёздам. Исповедь тылового генерала - Виктор Беник - Русская современная проза
- Книга №2 - Валентина Горностаева - Русская современная проза
- Дом у Желтой горы - Глеб Гурин - Русская современная проза
- Жить без болезней. Лет до ста расти нам без старости - Николай Углов - Русская современная проза