Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот сейчас, лейтенант Кондрашов, вполне себе идет. Как настоящий красный командир. И снующие мимо бойцы не смеются над ним.
А из головы не выходил тот стон из окна вагона. Жуткий какой-то стон. Утробный какой-то.
И Кондрашов пообещал сам себе, что напишет стихотворение про этот вагон, про этот поезд. А махорку отдаст первому же раненому, которого встретит на своем пути.
Вот он и ехал вместе со своим взводом бить немцев, ехал и сочинял стихи:
Эшелоны, эшелоны…Кто-то плачет, кто-то стонет.Кто-то спит, а кто-то – курит,Кто-то жив, а кто-то умер…
Кондрашов поморщился и зачеркнул последние две строчки.
— Товарищ лейтенант, а товарищ лейтенант! — перебил его мысли голос сержанта Пономарева, назначенного помкомвзвода.
— А? Что? — встрепенулся Кондрашов.
— Товарищ лейтенант! Вот рассудите нас! Мы тут спорим…
Пономарев – хитрый и рыжий челябинец – опять спорил с кем-то. Он был одержим спорами. Не важно на что и не важно о чем – лишь бы поспорить. Если выигрывал он, то щедро делил на взвод буханку или банку тушенки, проигрывал – не менее щедро подставлял лоб под щелбаны. И в обоих случаях – смеялся.
Лейтенант, стряхнув сено с шинели, поднялся и подошел к спорщикам.
— Вот рассудите, товарищ лейтенант! Я говорю, что мы в этом году войну закончим, а рядовой Сергеенок – в следующем! А? Кто прав?
Кондрашов почесал лоб, сдвинув свою фуражку:
— А на что спорим?
— На щелбан Гитлеру! — засмеялся Пономарев. — Разбивщику половина выигрыша!
— Это как? — удивился лейтенант.
— Ну… Вы замахиваетесь, а бьет кто-то из нас! — ответил Пономарев.
Белобрысый Сергеенок кивнул в знак согласия.
Кондрашов засмеялся:
— Я тоже не удержусь!
— Да бейте тоже, кому ж жалко-то? — улыбнулся в ответ сержант. — Так когда война-то закончится?
И тут Кондрашов вспомнил…
* * *…День тот был жарким. Горячим был тот день. Весь выпуск лейтенантов стоял на том самом плацу под июльским солнцем, обливаясь потом. Стоял и слушал комиссара училища.
— Товарищи красные командиры! Сегодня вы уходите на фронт!
Голос комиссара разрывал теплую тишину летнего дня:
— Помните все, чему вас учили. А еще помните, что товарищ Сталин сказал – тысяча девятьсот сорок второй год – это год окончательного разгрома немецко-фашистских захватчиков! Но! Зависит это не только от товарища Сталина! Это зависит от нас с вами! Враг все еще стоит под Москвой! Его железная рука схватила за горло Ленинград! Фашисты рвутся к Кавказу! И только мы можем остановить его! Мы! И больше никто!
По щеке Кондрашова текла капля пота, щекоча его. Где-то жужжала муха. Но он – и не только он – слушал слова комиссара. Нет. Не просто слушал. Он думал над этими словами. Он внимал им. Он переживал их…
* * *— А это, сержант Пономарев, от нас зависит. Побьем фрицев – закончим войну в этом году. Делов-то.
— А ну как не побъем? — выкрикнул кто-то.
Кондрашов шмыгнул носом:
— Так не бывает. И быть не может. Побьем, товарищи бойцы. От всей души желаю победы в споре сержанту Пономареву и готов ему уступить свою долю.
— Так немцы же уже под Сталинградом… — засомневался тот же голос. Взвод замер.
Лейтенант поправил ремень, подумав, и ответил:
— А вот в первую отечественную войну, тысяча восемьсот двенадцатого года, французы Москву взяли. А потом так побежали, что мы их только в городе Париже, столице Франции догнали. Чем мы хуже дедов? Значит, и мы Берлин возьмем! Не впервой!
— А что, брали уже?
— Брали! — жестко, внезапно для самого себя, ответил лейтенант. — Брали, берем и брать будем, если на нас опять нападут. А пока отдыхайте, товарищи бойцы, — лейтенант развернулся и шагнул к своей охапке сена. А сам, внутри себя, продолжал сомневаться – правильно ли он сказал? Нашел ли он ключик к сердцам своих бойцов? Он ведь даже по именам не всех еще запомнил. Они и знакомы всего только неделю. После выпуска новоиспеченный лейтенант получил предписание отправиться в Вологду и добирался туда из далекого Кустаная целую неделю. Прибыл, получил взвод, запомнил сержанта Пономарева и практически тут же дивизию стали грузить в эшелоны.
До охапки сена лейтенант не успел дойти буквально шаг. Вагон тряхнуло так, что он попадало все на свете – котелки, винтовки, лопатки, люди. И Кондрашов упал на спину, больно ударившись затылком. И только потом громыхнуло что-то. Колеса заскрипели, поезд еще раз тряхнуло
— Воздух! — заорал кто-то.
Потом открылись двери и бойцы ломанулись к выходу, выпрыгивая из вагона:
— Всем из вагона! Всем из вагона! — орал Пономарев.
Ботинки застучали по полу. Кто-то наступил на руку Кондрашова.
А потом ухнуло. Второй раз, третий.
Лейтенант, наконец, приподнялся и прыгнул из проема. Ему стало стыдно, что это не он подал команду, что он упал, что ему на ступили на ладонь.
— Взвод! — закричал он. — По самолетам противника… Огонь!
И, выхватив револьвер, стал палить вверх. Сначала одна, потом другая, потом третья винтовка стала палить в небо.
— Ууууффффыррррр… — мелькнула крестом тень. Потом еще одна. Рядом что-то грохнуло. Кисло запахло взрывчаткой. Бешеная стрельба во все стороны.
Время от времени лейтенант вжимался в землю, когда бухали взрывы. А потом он щелкал и щелкал наганом в небо, не замечая, что патроны уже давно закончились. Ему казалось, что он попадает, но он не попадал, потому что…
— Виииииуууухххх! — близкий взрыв подкинул лейтенанта вместе с насыпью, щедро цепанув горстью земли по лицу.
А после все закончилось, так же внезапно как и началось. Лишь где-то в вечернем небе угасал наглый звук немецких "Юнкерсов"
Лейтенант потряс головой, сбрасывая землю с лица. Потом приподнялся. Снова потряс головой.
— Взвооод! — услышал он сквозь туман. — Отбой воздушной тревоге! Становись!
Он попытался "становиться", но по голове словно било молотком, поэтому лейтенант смог лишь перевернуться и встать на четвереньки.
— Товарищ лейтенант! Живы? — рыжий челябинец вдруг мелькнул перед глазами. — Ранены?
Кондрашов снова потряс головой, вставая:
— Да вроде бы нет…
А голова слегка кружилась.
— Кондрашов? Все целы? — хлопнул его кто-то по плечу, отчего лейтенант пошатнулся.
— А? — оглянулся он.
Перед ним стоял товарищ старший лейтенант Смехов, командир роты. Только почему-то расплывался слегка. Только в этот момент комвзвода понял, что где-то потерял очки.
— Вроде целы…
— Вроде! — крикнул на него старлей. — Доложить о потерях через десять минут.
И тут же умчался к началу состава.
— Что, лейтенант! Познакомились с землей? — беззлобно пошутил сержант и протянул ему очки. — Вот, валялись под ногами. Хорошо, что никто не наступил.
Кондрашов взял свои "велосипеды", протер их рукавом гимнастерки и нацепил на нос. Мир снова стал нормальным. Кроме рук. Они немного дрожали. Совсем немного. Но Кондрашову вдруг показалось, что это дрожание видят все – убежавший комроты, улыбающийся замкомвзвода, ругающиеся бойцы, встающие с земли. Лейтенант засунул руки в карманы галифе, хотя раньше не позволил бы это ни за что.
— Вы слышали, что командир роты сказал? Проверьте личный состав, — скомандовал комвзвода. Голос тоже дрожал.
— Конечно, товарищ лейтенант, — неуставно улыбнулся Пономарев.
"Странно он как-то улыбается" – подумал Кондрашов: "Все время только левой половиной лица. Почему?"
— Взвод! Становись! — отвернулся от командира сержант.
Бойцы, беспрестанно ругаясь на фрицевские самолеты и погоду, начали выстраиваться в две шеренги.
Кондрашов, морщась от боли в голове, полез в вагон за документами.
Пока он ползал, ушлый сержант умудрился уже проверить наличие личного состава. Все были целы и здоровы. Не хватало только одного бойца.
— Рядовой Тиунов пропал, товарищ лейтенант!
— Как пропал? Куда пропал? — забеспокоился Кондрашов. Еще не хватало бойца потерять…
— Командир отделения говорит, что выпрыгивал со всеми, но…
— Надо найти! Непременно найти! — лейтенант сразу забыл и про головную боль и про бомбежку.
— Может его бомбой… — высказался кто-то из строя. — Бомба-то она совсем рядом легла!
— Взвод! — крикнул лейтенант. — Поотделенно! Цепью! Прочесать…
И только сейчас лейтенант увидел – где они остановились.
Поезд стоял на небольшой насыпи. Они ссыпались из вагона на левую, южную сторону. Буквально метров десять от насыпи – полоса отчуждения с торчащими пеньками вырубленных деревьев. И на этой полосе вонюче дымится воронка. А потом лес. Лес… Одно название. Кривоватые березки на жидкой, болотистой почве. То ли дело дома…
- Тринадцатая рота (Часть 2) - Николай Бораненков - О войне
- Мы вернёмся (Фронт без флангов) - Семён Цвигун - О войне
- Родная афганская пыль - Алескендер Рамазанов - О войне
- Кандагарская застава - Александр Проханов - О войне
- Игнорирование руководством СССР важнейших достижений военной науки. Разгром Красной армии - Яков Гольник - Историческая проза / О войне
- Крутыми верстами - Николай Сташек - О войне
- Прорыв - Виктор Мануйлов - О войне
- Солдаты - Михаил Алексеев - О войне
- Лесные солдаты - Валерий Поволяев - О войне
- Прокляты и убиты - Виктор Астафьев - О войне