Персона нон грата - Владислав Иванович Виноградов

бродят мертвецы в саванах и горят таинственные огоньки.

В дальнем углу сада запел дрозд. Желтоклювая птица прочищала горло, и Петер подумал, что ему тоже неплохо горло промочить. Мозаика вчерашнего вечера на веранде «Зеленого какаду» сложилась вдруг в цельную картину. Неожиданная мысль сорвала Петера с кушетки и бросила за ствол мертвого платана. Сама собой замкнулась логическая цепочка: обиженный вчера Сильвестр известен как заядлый охотник-снайпер, причина неприятности — Петер. Щелчок курка — грохот выстрела — венок с лентой от скорбящих сограждан: «Петеру Дембински, самоотверженному демократическому журналисту».

Прижимаясь щекой к шершавой коре, Петер долго стоял под прикрытием платана. Дрозд заливался вовсю, его бодрая песенка уносила пьяные и нелепые страхи Петера. Ну что ему может сделать Сильвестр?

О Габриэлле напомнил взбодрившийся с восходом солнца ветерок. Ветер проделывал с туманом то самое, что Габи каждое утро вытворяла с одеялом. Стянув его с Петера, в конце концов сбивала в неопрятный комок длинными красивыми ногами. Теперь жена отлучит от семейного ложа дня на три.

Петер с опущенной головой побрел к дому по песчаной дорожке. Мысль о гудящей электробритве вызывала дрожь.

Что заставило его обернуться? Из почтового ящика торчал угол конверта, а почтальон еще не подъезжал. Ею скрипучий велосипед слышен издалека.

Почтовый ящик был укреплен с внутренней стороны калитки. Калитка оказалась приоткрытой и заскрипела под рукой Петера. Он потянул на себя влажную от росы ручку и невольно вздрогнул.

Да, это и был тот самый звук! Металлический щелчок щеколды. При свете дня совсем не страшный, но… Но, значит, все же не приснился Петеру, и ночью кто-то побывал в саду. Побывал и оставил телеграмму.

«Корреспонденту газеты «Завтрашний день», — прочел Петер и разорвал коричневую бандероль.

Через минуту журналист хлопал себя по карманам в поисках сигарет, руки дрожали от волнения и азарта: этой ночью в сад заглянула сама Большая Сенсация. Уж если из яблока, сорванного русским школьником в чьем-то саду, Петер мог приготовить остренькое газетное блюдо, то сейчас масть сама шла ему в руки.

Была одна закавыка. «Завтрашний день» принципиально выступал против насилия. Впрочем, всем известно, что террористы — это палестинцы и прочие арабы. Если же силу в качестве аргумента выдвигают патриотически настроенные люди, это совсем другое дело. А «Фронт освобождения от русских оккупантов» — организация, несомненно, патриотическая.

Петер ощутил легкий зуд в подушечках пальцев. Сложившиеся в голове фразы требовали выхода на монитор компьютера. Первая полоса вечернего выпуска обеспечена. Материал будет сенсацией недели, а то и месяца — жаркого месяца в середине лета, названного по имени римского императора. Петер резво потрусил к дому.

Заканчивая репортаж о русском аэродроме и местных патриотах, Петер Дембински чувствовал себя триумфатором не в меньшей степени, чем Юлий Цезарь после выигранного сражения. «Итак, — мерцали на экране строки завершающего абзаца, — командир русских летчиков поставлен перед серьезным выбором. Ваш корреспондент не знает имен тех, кто бросил вызов, предъявил давно назревшие требования. Как местному уроженцу мне известно лишь то, что в городе Охотничья Деревня у Края Луга все мужчины владеют оружием».

Теперь можно перевести дух. Покурить без спешки и пропустить двойную стопку рома. Бог хранит детей и пьяниц!

В мансарде соседнего дома распахнулось окно. Пьяница в наличии, а вот и… Да нет, бюст у этой девочки отнюдь не детский!

Петер дружески помахал Еве початой бутылкой. Между ними было метров десять. Десять метров и — восемнадцать лет разницы.

Петер вздохнул. Ева улыбнулась. Петер отстучал последнюю фразу репортажа: «Курок взведен!»

8. Небо было голубым

Подполковник Вадим Бокай сам вылетел на разведку погоды. Прошедшая в тревогах ночь не оставила следа на его лице. Хмуриться заставляло голубое небо за остеклением кабины — чистое до самого горизонта. Или окоема — слова, имевшие русскую душу, больше нравились Бокаю. Но, как ни называй, эта воображаемая линия не потемнеет от штриховки дождя, не задернется облаками, чего страстно желал бы Вадим.

Голубое небо внушало ему сегодня тревогу. Видимость «миллион на миллион» не требовалась нынче командиру полка транспортно-боевых вертолетов. Наоборот! Но «ветродуи»-синоптики со своими светолокаторами, шар-зондами и прочими анероидами ничего другого предложить не могли. Бокай решил лично доразведать погоду по маршруту и в районе полигона.

На войне решения, принятые вопреки очевидному, нередко приносили успех. В Афганистане Бокай не раз бывал сначала свидетелем, а обстрелявшись, и главным действующим лицом в переделках, о которых ничего другого нельзя сказать, кроме знаменитого петровского: «И небываемое бывает!»

Высаживая десант, приткнуться к скальному выступу всего одним колесом, стартовать с полуторной перегрузкой, разбегаясь по-самолетному, а если не хватает площадки — а ее обычно не хватает, — недрогнувшей рукой направить машину за край и падать в пропасть среди скал, пока лопасти несущего винта не обретут опору в разреженном воздухе высокогорья… А что другое можно было сделать? Оставить раненых на скале до утра? А кто другой бы еще подсел на ту площадку?

Бокая упрекали в излишнем риске. На Бокая молились матери и жены в далекой России. Бокая грозили снять с должности и… представляли к очередной награде. А Золотую Звезду получил за вылет, после которого сначала был отстранен от полетов.

… Душманский ДШК костью засел в горловине ущелья, затрудняя вертолетчикам огневую поддержку дравшегося в глубине десанта. С высоты и боевого разворота Бокай вышел на эту позицию, ударил «эрэсами» и, недолго думая, приказал борттехнику захватить сам пулемет. Но расчет, оказывается, не был уничтожен: «духи» укрывались в скалах и решили постоять за свое оружие.

Когда с ними было покончено, вертолетчики нашли в пещере связанного человека в форме афганской армии без знаков различия. Это был полковник Ржанков, который служил военным советником. С той поры и — той скальной площадки — брала начало их с Бокаем дружба.

Сегодня утром, прощаясь, Геннадий Николаевич посоветовал усилить охрану всех объектов и повременить с полетами. Бокай и сам ощущал фронтовой интуицией: в последние дни вокруг аэродрома сгущается атмосфера.

Словно перед грозой. Соберись она в самом деле, командир полка мог бы с полным основанием отменить полеты. А небо было голубым!

— Командир! — позвал Бокая по переговорному устройству летчик-штурман. — Прямо по курсу…

— Вижу, — ответно нажал тангенту переговорного устройства Вадим. Он тоже приметил сквозную, растрепанную ветром облачность, которая никак не могла претендовать на сложные метеоусловия.

— Кошкины слезы. Даже на приличную стирку не хватит.

— В Сибири бы не хватило. А тут больше и не надо. — Бокай усмехнулся, кивнул.

Если в Сибири сто верст не крюк, то здесь — расстояние от восточной границы государства до западной. Тесновато живет Европа и с воздуха кажется