Рано или поздно - Мэри Бэлоу

Инициатива Лоррейн получила самое сердечное одобрение всех членов семейного комитета. Эдвард даже слышал (и старательно проигнорировал) упоминание о часовне Святого Георгия на Ганновер-сквер как единственном по-настоящему достойном месте для венчания такой социальной значимости. Данное замечание сорвалось с уст его бабушки по материнской линии.

То, что он оказался выбран для первого танца с леди Анджелиной Дадли, было огромной честью для Эдварда. Для нее, разумеется, это было не меньшей честью. Он считался одним из самых достойных холостяков на брачной ярмарке этого года — и не сомневался, что весь бомонд знает о его активных поисках невесты.

Все это чертовски раздражало.

Всего год назад он мог посетить любой светский бал, и его на нем никто бы не заметил. С этой точки зрения быть вторым сыном — настоящее благословение, ты становишься практически невидимкой.

Интересно, как выглядит леди Анджелина Дадли? И что она за человек? Впрочем, похоже, он обречен выяснить все это в самом скором будущем. Его вынудили пройти через мучительно смущающую формальность — обратиться к самому Трешему за разрешением открывать бал с его сестрой; увы, Трешем все-таки вернулся в город. Разумеется, разрешение ему предоставили, хотя пришлось выдержать долгий непроницаемый взгляд черных глаз Трешема прежде, чем тот соизволил ему сказать, что если леди Палмер сочла Хейворда превосходным партнером для леди Анджелины, то кто он такой, чтобы ей перечить?

Господи! Эдвард не мог не думать, что ему придется пережить, если он когда-нибудь будет вынужден обратиться к герцогу за позволением жениться на его сестре. Даже мысль об этом была невыносима, хотя он считал, что справился достаточно хорошо, таким же уверенным взглядом ответив на взгляд Трешема.

Когда вопрос решился официально, все дамы — родственницы Эдварда радостно защебетали от восторга. И не только леди. Огастин Линд начал отпускать шуточки про ножные кандалы и громко хохотать над собственным остроумием. Овермайер вслух высказывал надежду, что его подагра (по неквалифицированному и недоброму медицинскому заключению Эдварда, существующая не столько у него в ногах, сколько в голове) позволит ему посетить бал в Дадли‑Хаус, чтобы он своими глазами смог увидеть судьбоносную встречу его зятя и будущей графини.

Во время случайной встречи на Оксфорд-стрит Эдвард с большим облегчением узнал, что леди Сэнфорд и Юнис тоже пойдут на этот бал; хотя Юнис презирала легкомыслие подобных светских мероприятий, она согласилась пойти, чтобы не разочаровывать тетку. Может быть, она согласится хотя бы на один танец с ним, подумал Эдвард, хотя Юнис терпеть не могла танцевать. Вообще-то сам он, сказать по правде, танцевать не умел. Может, его правая нога и выглядела правой, но на самом деле это была замаскированная левая нога. Во всяком случае, Эдвард не сомневался в этом, пытаясь повторить замысловатые па любого существующего на свете танца.

Может быть, Юнис согласится вместо танца просто посидеть с ним или прогуляться по саду, если вечер выпадет теплым?

А тем временем Эдвард нанял секретаря, чтобы тот помогал ему справляться с графскими заботами в Лондоне, при том, что нужно было еще заочно заниматься имением в Шропшире, и направил всю свою энергию на составление своей первой речи в палате лордов, которая повергнет всех пэров королевства в восхищение и лишит их дара речи.

У него началась бессонница, его то и дело бросало в холодный пот, а ладони постоянно были влажными и липкими.

Глава 3

Думая о своем предстоящем переезде в Лондон, Анджелина почему-то представляла себе, что она сможет присесть в реверансе перед королевой в первую же минуту появления в городе — ну пускай не в первую минуту, но, безусловно, в течение первых двух дней, а затем ее захватит головокружительный вихрь развлечений, какими светское общество заполняет все дни и ночи сезона.

Разумеется, она ошибалась. Начать с того, что в город она приехала чересчур рано, когда развлечений почти не было, а половина общества все еще находилась за городом, пакуя сундуки и шляпные картонки и готовясь вернуться в городские дома.

Кроме того, оказалось, что юной леди требуется время, много времени, для бесконечных приготовлений к дебюту, балам, приемам, концертам и что там еще бывает.

Трешем объяснил ей все это в карете по пути в Лондон, причем голос его звучал утомленно, словно выводить сестру в свет — это очень-очень скучное занятие. Он раскинулся на сиденье кареты, положив ногу в сапоге на противоположное, будто выглядеть для сестры элегантным и аккуратным настолько утомительно, что об этом и задумываться не стоит. Конечно же, он все равно выглядел шикарно — высокий, темноволосый, грубовато-красивый, и Анджелина смотрела на брата влюбленными глазами, однако чувствуя некоторую досаду.

Братья определенно понятия не имеют, как полагается обращаться с сестрами.

— Кузина Розали доведет тебя до нужного уровня, — сказал он. — Расскажет, что нужно носить, что делать, куда пойти, какие знакомства поддерживать, как низко полагается присесть перед королевой. — Он замолчал и зевнул. — А мне придется приложить огромные усилия, чтобы устроить твой первый бал в Дадли-Хаусе, чего я никогда не делал раньше и рассчитываю никогда больше не делать в будущем. Надеюсь, ты мне достаточно благодарна. Да еще придется побеседовать со всеми твоими поклонниками, которые обязаны будут выстроиться в очередь у меня под дверями, как только узнают, что ты вышла на ярмарку в поисках мужа.

Тут он глянул на Анджелину, и в его глазах промелькнула искорка ленивой симпатии. Но, по правде сказать, если бы она не наблюдала за ним так внимательно, то запросто бы это прозевала.

Кузина Розали и была та самая леди Палмер, троюродная кузина с отцовской стороны. Она любезно согласилась покровительствовать Анджелине во время ее дебюта и опекать ее весь сезон. Она заверила Трешема, что будет рада этим заняться, поскольку Палмер отправился с долгой дипломатической миссией в Вену и пытается уговорить ее присоединиться к нему. У нее не хватает никакого терпения ни на Вену, ни на любой другой иностранный город, поэтому она так рада поводу отказаться.

Розали на следующее же утро после приезда Анджелины явилась в Дадли-Хаус.

— Боже мой, да ты и в самом деле выросла высоченной!

Вот что она заметила первым делом.

— Да, — кротко согласилась Анджелина, ожидая перечисления остальных своих недостатков.

Но Розали только коротко кивнула.

— Твоя модистка получит огромное удовольствие, одевая тебя, — сказала она. — Полагаю, что у тебя ничего нет, Анджелина? Ведь ты всю свою жизнь провела в деревне, верно? Твоя мать никогда не привозила тебя в город. Это хорошо, что ничего нет. Так гораздо лучше, чем иметь кучу отвратительно пошитых, старомодных нарядов. Трешем дал нам полную свободу действий и позволил тратить на тебя любые деньги. Впрочем, ничего другого я от него и не ожидала.