Рано или поздно - Мэри Бэлоу

Предпочтительнее всего куда-нибудь в шотландские горы.

Глава 2

Анджелина так и стояла в пивном зале, прижав руки к груди.

Она даже не знает, как его зовут! Он ушел прежде, чем она успела сказать хоть что-нибудь, и сам с ней не заговорил. Но разумеется, он безупречный джентльмен, это доказывают и его слова, и поступки. И ему не подобало говорить с ней, потому что их не представили друг другу официально, и они не имели права находиться в помещении наедине. Ей вообще не следовало тут находиться.

И теперь она не знает, кто он такой. Не знает даже, едет он в Лондон или из Лондона. Очень может быть, что она никогда его больше не увидит.

К тому времени как Анджелина заметила второго мужчину, подходившего к двери пивной, было слишком поздно убегать из комнаты. Поэтому она осталась стоять на месте в надежде, что ее не заметят. Да и с какой стати? В конце концов, ни один из пассажиров дилижанса не обратил на нее внимания, а она стояла себе спиной ко всем и занималась своими делами.

А когда он заговорил… о, как подскочило сердце в тревоге и негодовании! Она, конечно, сделала вид, что ничего не слышит, и понадеялась, что он просто уйдет, но потом вступил другой голос, и она сообразила, что в пивной не один мужчина и что тот, второй, должно быть, находится здесь давным-давно.

До чего унизительно! Однако его слова… «Сомневаюсь, что вам знакома эта леди. Следовательно, называть ее милашкой — неподобающая дерзость».

Вежливо произнесенные негромким голосом. Он ее защищает!

Анджелина сменила позу и спрятала лицо в ладонях в попытке скрыть его от обоих джентльменов — она искренне надеялась, что их всего лишь двое. И продолжала напряженно смотреть в окно, в первый раз за все это время от души желая, чтобы Трешем пока не приезжал. Он, скорее всего, прямо с порога вобьет обоим джентльменам зубы в глотку, что будет в одном случае чрезмерной реакцией, а во втором — ужасной несправедливостью. А затем он отхлещет ее. Не рукой, конечно, достаточно будет язвительных слов. А слова Трешема, когда он впадает в раж, становятся по-настоящему убийственными.

Тут один джентльмен стал вести себя еще более дерзко, а второй снова за нее вступился. И первый — так типично для мужчин! — пожелал устроить драку.

Анджелина не могла ни исчезнуть, ни стать невидимой. Кроме того, больше у нее не было возможности притворяться и делать вид, что происходящее у нее за спиной не имеет к ней отношения. Да она и не хотела это игнорировать. Испуг давно сменился негодованием — ее вообще не так уж просто напугать, тем более надолго. Ну и кроме того, она просто хотела увидеть обоих.

Так что Анджелина повернулась. Их было всего двое, оба стояли по разным концам стойки. И еще до того, как они успели сказать хоть слово, она уже поняла, кто из них кто. Это было очень просто.

Тот, что с небрежной элегантностью прислонился спиной к стойке, положив на нее руки, — это, конечно, и есть наглец. Каждая линия его высокого атлетического тела, каждый предмет туалета говорили о человеке самоуверенном, высокомерном, бесстрашном и презирающем всех, кто стоит ниже его, — безусловно, сюда включаются все женщины. Его лицо под копной темно-рыжих волос достаточно привлекательно, если отбросить манеру подчеркивать свою пресыщенность, все время прикрывая глаза.

Он относился к тому типу мужчин, который Анджелина опознала мгновенно. Таким был ее отец. И Трешем точно такой же. И Фердинанд, ее второй брат. И все их друзья, с которыми она знакома. Несмотря на свою глупость, они нередко бывают милыми и достаточно безобидными. Анджелина никогда не принимала таких мужчин всерьез, оставалась невосприимчивой к их чарам, и ей никогда бы и в голову не пришло выйти за подобного замуж.

Второй джентльмен был совершенно другим: несмотря на почти такой же высокий рост и крепкое сложение, одет аккуратно и модно, но без напускного своеобразия, без рисовки и даже намека на щегольство. Каштановые волосы коротко пострижены и аккуратно лежат. Лицо его нельзя назвать ни красивым, ни простым. И хотя он поставил локоть на стойку, сам к ней не прислонялся.

Он был… обыкновенным человеком. Что ни в коем случае нельзя считать оскорблением или отказом обратить на него внимание. Уж Анджелина-то его заметила. И она ничуть не сомневалась, что это и есть защитник, а другой — мучитель.

Ее догадка тут же подтвердилась. «Я никогда не испытывал жгучего желания кулаками внушать учтивость или простую вежливость, — сказал он. — Мне кажется, тут имеется некоторое противоречие в терминах».

И никакой он не трус, хотя тот, второй, его в этом и обвиняет. Он бы стал драться, если бы его вынудили. И это подтвердилось тем, что он сделал в конце. Вместо того чтобы принять частичную победу, когда этот рыжеволосый почти красавчик собрался уходить, он встал в дверях, перекрыв тому путь, и спокойно и вежливо потребовал, чтобы тот извинился.

Да, он бы вступил в драку. И хотя здравый смысл подсказывал Анджелине, что его бы очень быстро задавили массой, побили и он бы выдохся, она бы все равно не поставила против него. Совсем наоборот.

«Ну, разве можно в такого не влюбиться?» — спрашивала себя Анджелина, глядя на дверь, когда оба ушли. За какие-то несколько коротких минут он показал себя идеальным мужчиной. Настоящим джентльменом. И похоже, его полностью удовлетворяет и устраивает собственная ординарность. Он не кажется человеком, который то и дело стремится выставлять напоказ и доказывать свою мужественность, преимущественно кулаками, как, судя по очень ограниченному опыту Анджелины, делают большинство мужчин.

Собственно, он не просто ординарный. Он экстраординарный мужчина.

И она по уши в него влюбилась!

И теперь собирается выйти за него замуж — несмотря на то что, скорее всего, никогда больше его не увидит.

Любовь поможет его найти.

Придя к такому запутанному логическому выводу, Анджелина вернулась к реальности и осознала, что, если она пробудет здесь еще немного, ей грозит появление новых путешественников, несомненно, мужчин. Увы, комната оказалась вовсе не такой пустой и уединенной, как она подумала, спустившись сюда. И если Трешем застанет ее тут…

Ну… в общем, лучше не проверять, что из этого выйдет. Она вернется к себе в номер и будет прислушиваться, ожидая его появления. Если он вообще появится.

А глаза у того джентльмена голубые, вспомнила Анджелина, поднимаясь вверх по лестнице. В этом она была уверена, хотя видела их только издалека. И вовсе не того неописуемого серого цвета, который часто сходит за голубой. Они ясные, как летнее небо. Собственно, это самая его выдающаяся черта.