Войны Роз: История. Мифология. Историография - Елена Браун

Следует заметить, что термин «наша страна» — “our country”{65} — в эпистолярных комплексах Пастонов, Стоноров и Пламптонов и встречается, как правило, не один раз даже в самом коротком письме. Это обстоятельство лучше других свидетельствует о том, насколько большое значение «страна» играла в жизни джентри XV в.

Географические рамки «страны джентри» совпадали с границами графства. Например, в прокламации герцога Норфолка, адресованной жителям одноименного графства, понятия «наша страна» (в данном случае имеется в виду «страна Норфолк») и «графство» (earldom) употребляются практически как синонимы. Их смысловое отличие состояло в том, что «страной» эта территория называлась при обращении герцога к общественному мнению, а «графством» — при упоминании владельческих прав герцога Норфолка{66}.

Пытаемся выяснить, как джентри воспринимали свой «мир». Прежде всего, «страна» представляла собой единое и относительно замкнутое информационное пространство, в котором на собственном диалекте циркулировала информация, имеющая лишь локальное значение, то есть слухи о рождениях, смертях, помолвках и т.п. Неслучайно, при передаче любой местной информации в письмах Пастонов, Стоноров и Пламптонов встречаются фразы вроде следующей: «В нашей стране говорят, что…»{67}.

Любопытно, что в письмах из Лондона, как правило, упоминается о том, где находится и что делает король и самые влиятельные лорды; в посланиях, составленных в графствах, в свою очередь, рассказывается, в каком имении в данный момент проживает и чем занимается тот или иной знакомый дворянин{68}. Соответственно, местные новости для джентри имели почти такое же значение, как информация о местопребывании и действиях первых лиц государства.

Стоит отметить, что термин “country” представители провинциального дворянства употребляли в одной и той же форме для обозначения и территории графства, и его обитателей. Например, Клемент Пастон писал Джону Пастону старшему: «Страна всегда готова прийти и пешими, и конными, как только за ними пошлют»[8]. На современный русский язык эту несколько корявую фразу можно перевести так — «все, кто живет в стране, явятся по первому зову в пешем и конном строю». Фактически, термин “country” для джентри эпохи Войн Роз включал в себя не только земли графства, но и живущих на них людей.

Попробуем чуть более подробно рассмотреть второй — социальный — компонент понятия «страна». Думается, в данном случае полезно будет проанализировать контекст употребления слова «страна», а также часто встречающегося в эпистолярных комплексах Стоноров, Пастонов и Пламптонов словосочетания «вся страна» в его социальном смысле. Результаты этого анализа таковы. Если в письмах джентри речь идет о «стране» в ее «человеческом» измерении, дальнейшее перечисление, как правило, включает более или менее обширный список имен джентри.

В качестве наглядного примера можно привести письмо Ричарда Бингхама к Уильяму Пламптону. В нем, в частности, сказано: «Если и вы поступите так же, то мы, к облегчению Вашему и всей остальной страны (в данном случае имеется в виду — к облегчению остальных жителей графства), возьмем это дело на себя»[9].

Далее в письме перечислено пять фамилий, чьи обладатели принадлежали именно к той группе, которую современные историки обозначают термином джентри. Если же в письмах, принадлежащих перу представителей провинциального дворянства, говорится о лицах из других социальных страт, то к их имени прибавляются дополнения вроде следующих: «свитский такого-то», «держатель такого-то», или, наконец, «господин такого-то»{69}. Соответственно, употребляя словосочетание «вся страна (все люди страны)» джентри XV столетия имели в виду, прежде всего, других джентри того же графства.

Таким образом, семантические границы термина «страна» для провинциального дворянства эпохи Войн Роз были очерчены достаточно четко. Пространственный компонент термина замыкался рамками графства, а социальный ограничивался сообществом джентри.

Сплоченность джентри была тем сильнее, что все дворяне графства знали друг друга в лицо, а родословная соседа и детали его биографии были известны им почти также хорошо, как собственные.

Внутреннему единству «страны» в немалой степени содействовало то, что обратная связь с центральной властью осуществлялась через двух депутатов в Палате Общин. Эти депутаты с 1430 г. выбирались на общем собрании всех свободных землевладельцев, постоянно проживавших на территории графства и обладавших годовым доходом более чем в 40 шиллингов{70}. Для того, чтобы стать одним из двух «рыцарей графства» с 1445 г. рыцарский титул был необязателен. Вполне достаточно было быть сквайром и джентльменом по рождению и иметь владения на территории своего «избирательного округа»{71}. Помимо вышеприведенной письменной нормы существовало и неписаное правило, гласившее, что депутату необходимо не просто владеть манором в графстве, но и постоянно проживать на его территории. Так, попытка герцогов Йорка и Норфолка провести в депутаты от Норфолка человека, не живущего там постоянно, вызвала следующую реакцию джентри графства: «Это поистине дьявольский прецедент для нашего графства, и то, что мои лорды Йорк и Норфолк поддерживают этого человека, не делает им чести»{72}. Следует заметить, что попытка эта окончилась неудачно — ставленник упомянутых влиятельных господ потерпел поражение на выборах{73}.

Британские исследователи показали, что депутатами от графств, как правило, становились джентри, от них же, в большинстве случаев, зависел и исход выборов{74}. Неслучайно, многие письма в семейном архиве Пастонов содержат недвусмысленные пожелания герцога Норфолка, касающиеся исхода выборов в Палату Общин, обеспечить который предписывалось Пастонам и другим дворянам графства{75}.

По мнению джентри, основная задача депутатов от графства состояла в том, чтобы, не стесняясь в средствах, отстаивать в Лондоне интересы своих соотечественников. Лучшей иллюстрацией может служить следующая фраза из письма Маргарет Пастон Джону Пастону: «у тебя есть множество прошений бедных людей… они живут надеждой, что ты сможешь помочь им найти способ улучшить жизнь в нашей стране»{76}.

Депутаты Палаты Общин были не просто представителями провинциального дворянства. Во время пребывания в Лондоне они фактически отождествлялись со всей «страной». Так, одному из депутатов — Джону Пастону — довелось получить письмо, в котором говорилось: «Люди здесь очень боятся, что им причинят вред… они говорят, что точно знают, что у вас не все хорошо, а если с вами не все в порядке, то, они говорят, что они точно знают, что все, что плохо для вас — плохо и для них, и это почти свело их с ума»{77}.

Сами джентри осознавали интересы «своей страны», в особенности своих непосредственных соседей, как тесно связанные. Так, например, в переписке Пламптонов нередки фразы вроде следующей: «Если в это дело включатся все его соседи, то, мы считаем, «страна» (в данном случае речь идет об общественном мнении, то есть о мнении джентри) будет на его стороне»[10]. Соответственно, одной из основных характеристик сообщества джентри была его внутренняя сплоченность, то есть осознание его членами своей принадлежности к четко определенной социальной группе. Лучшим доказательством этого утверждения является то обстоятельство, что даже длительное пребывание в другом графстве не вносило изменений в самоидентификацию джентри. В частности, Джон Пастон-младший на третьем году вызванного конфликтом с отцом пребывания в другом графстве, говоря о Норфолке, употреблял словосочетание “our country”, а применительно к месту своего нынешнего пребывания — “this country”{78}.

Еще одним моментом, обособлявшим графства друг от друга и, одновременно, укреплявшим их внутренне единство, было то, что их жители говорили на разных диалектах. Это обстоятельство констатировал, в частности, отец английского книгопечатания Кэкстон. В прологе к собственному переводу «Энеиды» Вергилия он писал, что: «тот народный язык, на котором говорят в одном графстве, сильно отличается от языка другого графства»{79}.

Анализ семантического наполнения термина «наша страна» в эпистолярных комплексах Пастонов, Стоноров и Пламптонов позволяет занять определенную позицию в споре о возможности изучения джентри в рамках “country community”. Автор полагает, что такое изучение является одним из наиболее продуктивных способов анализа истории провинциального дворянства XV в., поскольку понятие «страны» было одним из основополагающих компонентов мировосприятия членов данной социальной группы.