Тот, кто умер вчера - Еремеев Валерий Викторович

Я коротко, но точно изложил свою проблему.

— Да, я в курсе, — кивнул он. — Мы делаем все, что от нас зависит.

— Хотелось бы знать, что именно?

— Послали запрос в центральную базу данных по розыску пропавших без вести. Вот ждем результата.

— А на местном уровне? Мне знаком этот город. Я уверен, что я не приезжий. Я здесь жил.

— На местном тоже работаем. Дайте срок. Здесь у нас тоже не село. Четыреста тысяч душ.

— Вы даже не опубликовали мою фотографию в СМИ.

— Разве? Вы уверены?

— Уверен.

— Странно. Я думал, что Семен Терентьевич это сделал. Ну, мы разберемся.

— Объявите ему выговор посмертно?

Остапенко обиженно заморгал. Мне показалось, что он сейчас взорвется, но этого не случилось.

— Ну зачем вы так? Видит Бог, мы делаем все, что в наших силах. Напечатаем вашу фотографию, не волнуйтесь. Идите к себе в больницу, лечитесь, а мы будем делать свое дело.

Ненавязчиво и вежливо меня, по сути, послали ко всем чертям. С тяжелым чувством я вышел на крыльцо. Вспомнилось, как Вахтанг сказал пару дней назад: «Если хочешь завалить какое-нибудь дело, поручи его ментам». Наверное, поэтому я ничего не сказал майору о найденной визитке.

На стоянке перед зданием около знака «Только для работников УМВД» я увидел три автомобиля, среди которых выделялся красавец «Ниссан-Мурано» цвета бутылочного стекла. Когда я пришел, этой машины здесь не было. Не иначе как на ней прикатил рыжий трудоголик Остапенко.

Пора было возвращаться. Мой визит окончился ничем. Я сплюнул и ступил на залитый белым солнечным светом асфальт. О том, что самое интересное еще впереди, я и не подозревал.

III

Незнакомец был примерно одного со мной возраста, только ниже на полголовы, слегка сутулый, с чуть коротковатыми для его тела ногами. Таких обычно называют нескладными. Его голова была украшена острыми оттопыренными ушами и большим носом, что делало их обладателя чрезвычайно похожим на персонажей романов Толкиена. Я уже шел по территории больницы, когда этот субъект перегородил мне дорогу и, широко улыбнувшись, чем усилил толкиенистические ассоциации, произнес:

— Здравствуй, братан!

Первое, что мне пришло в голову, а нет ли здесь ошибки? Причиной этому было как раз его обращение ко мне «братан», то есть брат, если перейти на литературный язык. Я же видел свое отражение в зеркале и мог спорить на что угодно и с кем угодно, что, несмотря на мою общую некрасивость, гоблинов с орками в моей родословной точно не водилось. Если же ошибки не было и передо мной действительно стоял мой брат, то либо сводный, либо кому-то из нас двоих делали пластическую операцию.

«Гоблин» же тем временем уже развел руки с намерением заключить меня в братские объятия. Мне стало стыдно. Да что это я в самом-то деле! Столько времени ломал голову над загадкой, кто я такой, таскался полдня по жаре, пытаясь найти хоть кончик нити, ведущей к ответу, и вот теперь, когда появляется человек, который меня знает и говорит мне «братан», я ворочу от него нос только потому, что его рожа кажется мне чуть пострашнее моей собственной!

— Здравствуй, — сказал и я, делая шаг навстречу незнакомцу.

Мы обнялись: я — сдержанно, «гоблин» — радушно. Руки у него были сильные, объятие вышло крепким. Пока он похлопывал меня по спине, я думал о том, что совершенно не знаю, как вести себя в подобной ситуации, о чем нужно говорить. К счастью, незнакомец сам задал вопрос, обычный в разговоре между двумя людьми, один из которых больной, другой здоровый.

— Как себя чувствуешь?

— Лучше, чем две недели назад.

— Когда выписывают?

— Думаю, послезавтра.

— Чудесно! — воскликнул «гоблин», да с таким энтузиазмом, словно для него это была самая радостная новость за последние несколько лет. — А то мы все уже заждались тебя!

Я решился. Все равно шила в мешке не утаить.

— Вот что, брат… Если ты меня нашел, то думаю, тебе уже сказали, что у меня амнезия. Поэтому будет лучше, если ты для начала представишь мне себя и меня мне.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Словосочетание представить «меня мне» показалась забавным, и я не мог не улыбнуться. Гоблин, напротив, утратив радостный вид, стал очень серьезным.

— Значит, это правда, — вздохнул он. — А я до последнего надеялся, что вся твоя забывчивость просто понты, которые ты специально разводишь, чтобы…

— Это правда, увы. Вот ты сейчас стоишь передо мной, а я не знаю, кто ты. И я не знаю, кто я.

— Хреновые тогда наши дела, — признался громила и приуныл еще больше.

— Знаешь, для меня последние три недели стали сплошной загадкой. Так что давай не усугублять. Начнем сначала, хорошо?

— Сначала, говоришь? — переспросил мужчина, рассеянно глядя на кончики своих пальцев.

Его ухоженные ногти, как мне показалось, были покрыты бесцветным лаком. На безымянном пальце левой руки, с претензией на богатство, поблескивала золотая печатка, большая и совершенно нелепая. Судя по всему, что-то заставляло «гоблина» медлить. Если он продолжал не верить мне и думал о розыгрыше, то это было полбеды. Хуже, если он просчитывал, какие именно дивиденды сможет принести ему нынешнее состояние «братана», оказавшегося в психушке.

— Решаешь, какую именно версию правды мне преподнести? — прямо спросил я. — Только особо не старайся. Врачи уверены, что не больше чем через месяц я в любом случае все вспомню.

Да, я блефовал. А что делать? Меньше всего мне хотелось, чтобы этот человек, кем бы он мне ни приходился, держал меня за олуха царя небесного. Брат он мне или не брат, там видно будет.

— Что ты! Какой мне смысл тебя накалывать? — с обидой в голосе воскликнул «гоблин». — Говорю же, то, что ты все забыл, для нас может обернуться большой проблемой. Слишком много на тебе завязано… Если об этом узнают они…

Вот так, ни много, ни мало. Я думал, что теперь, когда меня нашел хоть кто-то знакомый, мои проблемы сойдут на нет. Оказалось, проблемы еще только начинаются.

— Кто «они»?

— Да есть тут… кое-кто… Впрочем, ты прав. Давай все по порядку. С чего начать-то?..

— Например, с моего имени.

— Тебя зовут Макс… Максим Владимирович Красилов.

«Максим, — мысленно повторил я несколько раз, как бы смакуя слово, — Максим». Ассоциаций с именем было только две. Первая, связанная со старым черно-белым фильмом о неунывающем, развеселом люмпен-пролетарии по имени Максим, который боролся с самодержавием в Российской империи. Второй ассоциацией была пошлая детская прибаутка: «Максим, пойдем поссым». Я невольно поморщился.

— Что, не нравится? — поинтересовался «гоблин».

— Бывает и хуже.

Еще я вспомнил про лежащую в кармане испорченную визитную карточку с буквами, образующими первые слоги имени и фамилии «Ма» и «Кра». Анна оказалась права — похоже, визитка была моя собственная, а не подаренная кем-то посторонним, как я решил вначале. Телефонный номер на карточке, выходит, тоже был моим. Впрочем, что мне теперь эта визитка, когда я встретился с человеком, который меня знает. Чисто теоретический интерес, не более.

Сам «гоблин» представился просто Сергеем, добавив, что друзья обычно называют его Сёджем. На английский манер. Фамилию свою он не назвал, но я пока и не настаивал. Дойдет очередь и до этого. Братьями, как я и подозревал, мы были исключительно в фигуральном, а не в кровном смысле слова. Знали друг друга лет пятнадцать. Были друзьями и партнерами. Несколько лет валандались по миру. Какое-то время жили на Западе, а теперь вот вернулись, осели в городе и затеяли бизнес, довольно серьезный. Были и враги, тоже серьезные, потому что, с тех пор как Сёдж и я появились в городе, любое наше действие натыкалось на неизвестно откуда идущее, но очень ощутимое противодействие. До некоторого времени мы справлялись и успешно преодолевали препятствия. И вот тогда…

В этом месте своего рассказа Сёдж неловко осекся и посмотрел на меня. Я насторожился, почувствовав, что на меня может быть вывалено нечто очень плохое.