Тот, кто умер вчера - Еремеев Валерий Викторович

— Слышь, Ань. Ты можешь завтра, перед тем как домой идти, выдать мне одежду, в которой меня сюда доставили? — спросил я.

— Куда ты собрался?

— Ну как… Надо шмотки в порядок привести. И вообще, хотелось бы осмотреться на местности. Глядишь, что-нибудь да вспомню.

Смутившись, Анна показала на стоящий в углу комнаты желтый пакет.

— Вот твои вещи. Я брала домой почистить и постирать. Сегодня как раз принесла. Ты все равно бы не смог ничего надеть. Все было такое грязное, мятое…

Услышав, что она брала домой мои вещи, я испытал смешанное чувство. С одной стороны, в моем положении любая помощь была совсем не лишней. С другой, Анна явно возлагала на меня некие надежды, я даже догадывался, какие именно. Ничейный, невостребованный мужчинка — так почему бы не прибрать, пока плохо лежит? Жаль, но вряд ли я был тем самым человеком, с которым ее надежды будут реализованы. Еще раз кончить на лобок или бедро, это запросто, но дать что-то другое я, наверное, не смогу.

— Не сердись, что не предупредила, — заметив перемену в моем настроении, сказала Анна.

Конечно же, я не сердился, напротив, был благодарен ей за проявленную инициативу. Я даже был готов представить реальные доказательства благодарности, но Анна заявила, что на сегодня удовольствий вполне достаточно. Да и мне не худо было бы поберечь силы. Выпив еще полчашки чая, я отправился в палату.

Оказалось, что, кроме нас, не спал еще и Коваль. Он сидел на полу, держась за голову, издавая тихие звуки: «М-м-м». Бедняга, у него опять начались приступы. Возле окна со здоровым молодецким похрапыванием почивал будущий инвалид Вахтанг. Я кликнул Аню, и она сделала Ковалю укол.

Утром я примерил цивильную одежду. Свою собственную одежду, бывшую на мне в тот злополучный и поворотный в моей судьбе день: светло-голубые джинсы «Levi's», белую футболку, светло-бежевый пиджак и такого же цвета летние туфли. Гадать, кто мог так одеваться, не приходилось даже со степенью вероятности один к пятидесяти. Однако кое-что прослеживалось — хорошее качество шмоток, в особенности обуви. «Ливайсы» тоже были настоящими, купленными наверняка в фирменном магазине, а не привезенными челноками из Турции. Ясно, что какие-никакие доходы в прошлой жизни у меня были.

Одевшись, я отправился в холл к знакомому трюмо оценить, как выгляжу без больничной пижамы, а оценив, еще раз прочувствовал, что список людей, которые могли бы так одеваться, довольно большой: от врача-гинеколога из женской консультации до директора магазина по продаже автопокрышек. Кем я точно не был, так это гусаром. Во-первых, не та историческая эпоха, во-вторых, гусары денег с женщин, как известно, не берут.

Я взял.

В довесок к одежде Анна протянула малиновую купюру с портретом гетмана Ивана Мазепы.

— Возьми, у тебя же совсем ничего нет. Это немного, зарплата у медсестер — не позавидуешь. Ну, хотя бы проезд оплатить хватит, — сказала она и добавила, щадя мое самолюбие: — Это в долг. Отдашь, когда найдешь свой дом…

— Если найду, — буркнул я. — Спасибо.

— А вот это было у тебя в карманах.

Проследив за ее жестом, я увидел на тумбочке ключ на брелоке и грязноватую прямоугольную картонку, которая оказалась не чем иным, как визитной карточкой

— Не понимаю, почему капитан, который приходил, ни словом не обмолвился, что при мне были ключ и визитка?

— Они их просто не нашли, — объяснила Анна. — Эти вещи находились в маленьком внутреннем карманчике, почти в самом низу.

Она тронула меня за правую полу пиджака, с обратной стороны, где обнаружился небольшой кармашек. Видимо, обыскивающие меня менты были не очень дотошными. Может, потому что поняли, что я все-таки не до конца труп.

Ключ я сразу же засунул в карман, не став рассматривать, поскольку все равно не знал, где и за каким старым холстом с нарисованным очагом находится та дверь, которую он должен открыть, а вот визитной карточке уделил особо пристальное внимание. От пребывания в воде надписи, отпечатанные на ней, были порядком подпорчены. Отчетливо можно было прочитать первые слоги имени и фамилии. Имя, скорее всего, начиналось на «Ма», фамилия на «Кра». Телефонному номеру, напечатанному под именем, повезло больше. Это был шестизначный номер обычного городского телефона, впереди которого стояли еще несколько цифр в скобках.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Это код города, — предвосхитила Анна следующий вопрос. — Номер местный, по нему можно попробовать позвонить.

Я согласился. Все цифры, кроме одной, третьей, в принципе, прочитывались. Все-таки древние арабы были мудрыми людьми: придумали всего десять, а не больше цифр, от нуля до девятки. Если перепробовать их все, то, в худшем случае, на десятый раз попадешь в нужное место. Первой моей мыслью было именно так и поступить. Я даже собирался кинуться на поиски аппарата, но, подумав, остановился. Допустим, я позвоню. Допустим, мне ответят. И что дальше? Что мне говорить? «Добрый день. Вас беспокоят из сумасшедшего дома. Я потерял память, но у меня в кармане ваша визитная карточка. Скажите, пожалуйста, кто я?» Хуже не придумаешь. Не говоря уже о том, что визитная карточка могла быть из тех, что в рекламных целях щедро суют в руки прохожим на улицах подрабатывающие студенты. Правда, Анна предположила, что данные на визитке вполне могут быть мои собственные, но в такую удачу верилось с трудом.

Подумав, я решил показать карточку капитану Бражко. Что ему стоило проверить все варианты телефонного номера и узнать соответствующие адреса?

— Надеюсь, ты не думаешь, что я специально рылась в твоей одежде, — вдруг забеспокоилась Анна. — Я сделала это машинально. В смысле машинально проверила карманы, потому что сначала хотела и пиджак постирать. Потом подумала, а вдруг совсем испорчу. Вещь дорогая, сразу видно. Я ведь не знала, можно ли его стирать или нет. Ограничилась тем, что почистила. Его бы в химчистку. Разводы от речной воды видны. Правда, если приглядеться.

— Какие бы ни были у тебя причины залезть в мои карманы, эта визитка первая и единственная по-настоящему ценная вещь, которая, возможно, прольет хоть какой-то свет на мою особу. Так что не бери в голову, — заверил я девушку.

Мой первый выход в большой мир совпал с окончанием дежурства медсестры. Мы вместе вышли за ворота больницы.

Передо мной стояли три задачи:

а) на людей посмотреть и себя показать;

б) побывать на месте, где меня обнаружили;

в) повидаться с капитаном Бражко и рассказать ему о найденной визитной карточке, а заодно потребовать отчета, что было предпринято по моему делу.

Проводив девушку до остановки и посадив ее в трамвай, я остался один на один с городом. Анна объяснила, как лучше доехать до старогородского моста, но мне хотелось размяться, поэтому я решил отправиться туда пешком, тем более что это было не так уж и далеко, а времени — хоть отбавляй.

Я шел в толпе спешащих куда-то по своим делам пешеходов. Нельзя сказать, что я чувствовал себя совсем плохо. Приятно было наконец оказаться на воле после насквозь пропитанной фармацевтическими снадобьями и энергетикой расстроенной человеческой психики больничной атмосферы, вдоволь надышаться запахом выхлопных газов ползущих по улицам автомобилей, ибо я, несомненно, относился к числу городских жителей, у которых от избытка озона начинает болеть голова. Так что пока мне было хорошо. Только где-то из подсознания скользкой змейкой уже пыталась выползти предательская мысль, что это мое состояние ненадолго, что все еще очень эфемерно и скоро закончится. В понедельник меня выпишут, и когда я снова окажусь за воротами, то на смену призрачному чувству свободы и опьянения городской суетой придет всепоглощающее чувство одиночества и неприкаянности, а вся эта цветовая гамма — яркие краски рекламных билбордов, улыбающиеся и серьезные лица людей — очень скоро сольется в некую серую, равнодушную к моей судьбе, а точнее, злобную харю, от которой захочется бежать сломя голову. Не последний вопрос: куда?