Колдовская музыка - Лене Каабербол

Гатор побелел, потом покраснел, потом побагровел от ярости. Зрелище вышло довольно занятное.

— Как вы посмели?! Неужели я?… Вы представляете, сколько денег!.. — от бешенства он не успевал заканчивать фразы. Потом нечеловеческим усилием обуздал свой гнев. — А теперь послушай меня, малыш, и вы все тоже слушайте. Кто тебя открыл? Я. Кто дал тебе все, о чем ты просил? Я. Ты хороший парень, неплохой музыкант, не хочу тебя обидеть, но ты не от мира сего…

— Может быть, — ответил Кид. — Но я буду жить где угодно, только не здесь. — И он направился к выходу.

— Остановите его, — рявкнул Гатор своим головорезам. — Отведите в его комнату. Заприте дверь. У него нервный срыв. Дать успокоительного, полная тишина, никого не пускать… Вы знаете, что делать. Скоро он придет в себя.

Двое громил ринулись на Кида. Гатор с третьим погнались за нами.

— С вами, крошки, разговор особый, — угрожающе процедил Гатор. — Я вас научу не совать нос не в свои дела…

— Давай, — откликнулась Вилл. — Девочки, шпаги наголо!

Хай Лин и я метнулись в одну сторону, Вилл и Тарани — в другую. Корнелия взмахнула рукой, и участок деревянных лесов покачнулся и рухнул на охранника, бросившегося за Кидом. Хай Лин тоже подняла руку, и откуда-то налетел ветер, которого не должно было быть в этом пустом, как пещера, сарае. Пластиковые перегородки затрепетали и захлопали, потом сложились и укрыли под собой обоих оставшихся громил и их третьего товарища, который пытался выбраться из-под лесов; из груды пластиковых листов слышались сдавленные ругательства. Я схватила ведро краски, сняла крышку и направила его содержимое на охранника, гнавшегося за Вилл. В краске содержалось достаточно воды, и мой замысел удался — вся она метко полетела ему в лицо. Он с ревом завертелся на месте, поскользнулся в краске и шлепнулся. Его лицо и туловище приобрели нежнейший лавандовый цвет.

Я слишком долго мешкала, любуясь этой картиной. Чьи-то влажные руки схватили меня сзади за плечи и попытались опрокинуть на спину.

— Пусти, — завопила я. — Пусти, мерзкая жаба!

И внезапно меня действительно отпустили.

— Ох, Ирма! — в сердцах воскликнула Вилл. — Ты же обещала больше так не делать!

Я обернулась. На полу, удивленно разевая рот, сидела большая жаба. В миниатюрных темных очках.

— Если хочешь вернуть ему прежнее гнусное обличье, можешь сама поцеловать его, — прошипела я. — Ты же слышала, что он собирался сделать с Кидом!

— Возьми его, и пошли отсюда, — предложила Корнелия. — Только, ради бога, не выпускай. Помнишь, сколько хлопот у нас было в прошлый раз?

— Это вышло случайно, — ответила я, заливаясь краской. Если парень хочет насильно поцеловать тебя, когда ты этого не желаешь… к тому же мы все-таки превратили его обратно. Когда нашли. Но я хорошо помню, сколько времени мы бродили по болотам, выискивая среди сотен квакушек одну, особенную. Я схватила жабу, пока она не ускакала, сунула в пустое ведро и завязала сверху свитером. — Теперь не убежит.

Окрашенный громила снова поднялся на ноги и, шатаясь, неуверенно побрел в нашу сторону. Наверно, он почти ничего не видел, но мне не хотелось оказаться в зоне досягаемости его огромных ручищ — они походили на ковши экскаватора, только больше. Один из его приятелей сумел стряхнуть с себя обрушенные леса и почти выбрался из-под пластика. Пора уносить ноги. Мы все, и в том числе Кид, во весь дух помчались к двери и захлопнули ее за собой.

— Запри покрепче, — сказала Корнели Вилл. — И сделай так, чтобы они ее не открыли.

Корнелия положила ладонь на замок и сосредоточенно сдвинула брови. Из механизма послышались отчетливые громкие щелчки.

— Второпях они ни за что не найдут ключ, — удовлетворенно сказала она. И мы побежали к воротам.

Там тоже оказался замок (детская игрушка для Корнелии), но охраны не было, только переговорное устройство, через которое общался шофер, доставивший продукты и нас. Мы вышли за ворота и направились вверх но склону холма, к загону для овец, в котором оставили велосипеды. — Как вы думаете, они за нами погонятся? — с тревогой спросила Тарани. — Вряд ли, — пропыхтела я, карабкаясь на холм. — Без Гатора, который ими командует, они шагу не ступят.

— Может быть. — Вилл откинула волосы со лба хорошо знакомым мне решительным жестом. — Но все равно лучше не медлить. — Она посмотрела на Кида, который стоял, дрожа на зимнем ветру. В сарае было тепло, и на парне была лишь тонкая белая рубашка. — Хочешь домой?

— Я же сказал, не могу.

— Но если бы смог… если мы тебе поможем… хочешь?

Он ответил не сразу, но когда заговорил, его голос дрожал от сдерживаемого пыла.

— О, да, — прошептал он. — Больше всего на свете. Больше всего во всех мирах!

— Тогда, — сказала Вилл, — думаю, нам нужно поговорить с Оракулом.

Посреди Великого Небытия стоит неприступный Храм Братства — Кондракар. Очень, очень далеко от старого овечьего загона, приткнувшегося на заснеженном склоне холма. И все-таки… Если Вилл достает Сердце Кондракара, мы попадаем туда за одно мгновение. Иногда мы оказываемся там полностью — и душой, и телом. Иногда туда переносится только наш разум. Но в любом случае Кондракар совершенно реален.

Зал с множеством высоких колонн. Тихое присутствие Оракула…

«Вы привели ко мне Изгнанника».

— Да, — сказала я. — Мы надеялись… мы хотим отвести его домой.

«Он нарушил законы своего народа. Нарушил сознательно».

— Но он раскаивается! И очень хочет домой. И… и ему нельзя оставаться в Хитерфилде. Хоть он этого и не хочет, его музыка причиняет людям боль.

«Значит, Стражницы Кондракара, вы хотите ему помочь?»

— Очень хотим! Но не знаем, что можно сделать.

«Милосердное побуждение. Нельзя отвергать поступки, продиктованные милосердием. Только знайте: вы можете отправиться на Бард. Но Страж-зверь, поставленный Старейшинами, действует по закону, и, чтобы пройти мимо него, вы не сможете воспользоваться Сердцем».

— Но… но как же мы справимся с ним? — я хорошо знала: без Сердца наши силы очень малы и часто непредсказуемы.

«Вот это вам и предстоит выяснить. Вы все еще хотите попытаться?»

Я плохо видела остальных, но чувствовала их рядом с собой — мы все соприкасались с Сердцем. И я ощутила их согласие.

— Да, — ответила я.

И миры сместились.

В ушах стоял непрестанный свист ветра. Серый песок у нас под ногами издавал запах пепла. А над головой нависало тусклое серое небо, не озаренное ни луной, ни солнцем.

— И это — Бард? — с недоверием спросила я. Слушая музыку Кида, я представляла себе мир полей и рощ, ручьев и быстрых рек, наполненный звуками пастушьей флейты, льющимися издалека. Но этот мир не оправдал моих ожиданий! Кид покачал головой.

— Нет, — ответил он, повысив голос, чтобы перекричать ветер. — Это… место, где сидит Страж-зверь. Это даже не мир, а так… нечто промежуточное.

Я обрадовалась. Невесело было бы жить здесь!

Пески зашевелились. Если стоишь на месте, то начинаешь медленно тонуть в них, поняла я. Мои ноги уже погрузились в песок по щиколотку. Неужели, если постоять подольше, можно просто… исчезнуть? У меня зародилось страшное подозрение, что дело обстоит именно так.

— Надо идти без остановок, — сказала Вилл.

— Я утопаю! — воскликнула Тарани.

— Мы все утопаем, — ответила я. — Тут нельзя долго стоять на одном месте.

— Здесь нет ничего прочного, — подтвердил Кид. — Ничего, кроме Страж-зверя.

Мы с трудом побрели вперед; ветер свистел вокруг нас, швырял в лицо песок, острый и колючий.

— Где этот зверь? — спросила Тарани, оглядываясь в тревоге. — Далеко до него?

— Не знаю, — ответил Кид. — Я был здесь дважды, пытался пройти… — Он запнулся, будто стыдился своих попыток обойти решение Старейшин. — Оба раза он внезапно появлялся неведомо откуда.

Мы шли не ради того, чтобы куда-то прийти, а просто потому, что надо было двигаться. Песок и небо перед нами были одного цвета, и горизонт был почти неразличим. Я не могла определить, приближаемся ли мы к нему. Небо оставалось все таким же — не темнело и не светлело.

После долгого пути по зыбучим пескам Вилл остановилась перевести дыхание.

— Сколько можно брести неведомо куда? — проворчала она. — Кид, нельзя ли сделать что-нибудь, чтобы зверь появился?

— Как только я хотел вернуться домой, он появлялся сам, — устало ответил юноша.

— Да, но… как?

— Когда Старейшины изгнали меня, они открыли просвет между Струнами Бытия. Что-то вроде паузы в музыке. Наверно, если бы я смог сделать что-то подобное, я бы вернулся домой.

— Поэтому ты играл на своей гитаре?

— Да. Другого инструмента у меня нет.

— Гм. Может быть, ты поиграешь, пока мы идем? Увидим, произойдет ли что-нибудь.

Кид кивнул и снял с плеча гитару. Пару раз согнул и разогнул пальцы, разминая их, и начал играть.