Восьмая жизнь Сильвестра - Александр Васильевич Сивинских

защиты. В первую очередь от проникающей радиации и продуктов радиоактивного распада. То есть от того, чем заражён населённый пункт.

– Даже вычислитель у нас установлен не электроламповый, а пневматический! – похвастался главным предметом своей гордости Донских. – Может работать в любых условиях. Хоть в эпицентре ядерного взрыва. Был бы сжатый воздух да перфокарты. Ну, и мои золотые ручки, само собой.

– Пневматический вычислитель? – заинтересовалась Крылова. – Много о них слышала, но поработать не довелось. И как быстродействие?

– Несколько медленней лампового, – отозвался расчётчик без прежнего пыла.

– Зато намного шумней! – весело прибавил Галеев. – Как начнут «лягушки», в смысле глушители хлопать, так хоть беруши вставляй. Салют на Красной площади, да и только!

– Будто ты видел тот салют, – сердито огрызнулся Донских.

– А надёжность?

– Абсолютная, – сказал Лагунов. – Это военная техника, Алевтина Игнатьевна.

– Вижу, что военная. Пушка вон. Пулемёт. Зачем они? С кем собираетесь воевать, товарищ полковник?

– Диверсанты, подорвавшие поезд, могут ещё оставаться на территории района – это во-первых. А во-вторых, если снять вооружение, нарушится герметизация.

– Да брось ты, Аля, – неожиданно вступился за танкистов Суркис. – Ну сама посуди, что за танк без пушки? Кстати, и пушчонка-то крошечная.

– ТВП-56 – танк глубокой разведки. Ему крупный калибр ни к чему. Намного важнее скорость, бесшумность, проходимость. А с этим проблем нет.

– Вот! – обрадовался маленький крепыш. – Глубокая разведка, звучит-то как! А тебе бы только ворчать.

– Мне бы только до зеркала добраться, – парировала Крылова.

– За этим дело не станет. Вертолёт уже здесь, – сказал Лагунов.

С северо-запада, опережая звук собственных двигателей, плыла огромная летучая конструкция. Раскинутые в стороны решетчатые «руки» оканчивались гигантскими туманными дисками вращающихся лопастей. Длинный хвост был лихо задран вверх, полностью стеклянная кабина казалась крошечной, хотя в ней не без комфорта размещался весь экипаж винтокрылого контейнеровоза – шесть пилотов и высокоскоростная прогнозическая машина на новейших лампах абсолютного вакуума. Коленчатые грузовые захваты были поджаты под брюхо – будто когтистые ноги хищной птицы.

– «Жуковский»! – благоговейно проговорил Галеев. – Вот это я понимаю – аппарат! Товарищ полковник, какая у него грузоподъемность?

– Сто сорок тонн.

– А в кабину нас пустят? – задался более прозаическим вопросом старшина Донских. – Или будем, как горох в погремушке, в танке болтаться?

В кабину их пустили.

* * *

«Жуковский» поставил танк ровнёхонько на ту самую бетонку, что шла из Суксуна в Пермь. Облачённые в защитные костюмы, скрывшие лица под противогазными масками, танкисты и учёные съехали вниз на лязгающей и раскачивающейся платформе цепного подъемника – по два человека в партии. Болтливый от волнения больше чем обычно Донских спускался в компании Галеева, Лагунов на пару с Крыловой, и только Суркис – со своим чудовищным баулом.

Двигатели танка запустились с первого импульса. От низкого гула привычно заложило уши. Звуковая маскировка сейчас не требовалась, и Галеев пустил выхлоп напрямую, минуя «тампоны». Камбаловидная машина с лобастым горбом башни величаво всплыла над дорогой, покачнулась, словно на волне и, плавно набирая ход, пошла на юг.

Перчатки и противогазы сняли. Даже если некоторое количество зараженной пыли проникло в танк, избыточное давление вынесло всю дрянь наружу за считанные секунды.

Через километр открытое пространство закончилось, по сторонам от бетонки встали ровные ряды сосен. Под солнцем стволы отливали золотом, пушистые кроны мерно покачивались, и не хотелось верить, что всю эту красоту покрывает тонкий слой смертоносной пыльцы.

Ехать было скучновато. Лагунов следил за обстановкой просто по привычке – опасаться диверсантов, которыми он пугал давеча Крылову, можно было лишь теоретически. Своё злое дело они уже сделали. Правда, Дмитрию так и не удалось сообразить, с какого перепугу им приспичило взрывать состав здесь, практически в тайге.

Старшина Донских развлекался обычным способом – задавал вычислителю математические задачки из журнала «Квант». К полному восторгу пристроившейся рядом Алевтины Игнатьевны, вычислитель щёлкал сложнейшие задания, как орешки. Лысый Суркис флегматично крутил в пальцах пятак. Монета то появлялась, то исчезала, то самостоятельно каталась по волосатому запястью. Понимающий толк в фокусах Лагунов следил за её эволюциями искоса, однако с интересом. В какой-то момент пятак вдруг превратился в трубочку.

Дмитрий рассмеялся.

– Ловко. А где настоящий?

– Это он и есть, – сказал Суркис. – Смотри.

Он зажал трубочку между указательным и большим пальцем и с некоторым усилием распрямил, вновь превратив в монету.

– Ого, – уважительно сказал Лагунов.

– Да нет, Дима, «ого» было раньше. Когда я чемпионом Ленинградской области по тяжёлой атлетике стал. На Спартакиаду собирался…

– Что помешало? Работа?

– Сердечко, – пригорюнившись, ответил Суркис. – Врачи запретили даже близко к штанге подходить. Плаванье, бег трусцой да бадминтон – вот и весь мой спорт.

– Бадминтон – хорошая штука, – провозгласил Донских, отсоединяя вычислитель от пневмосети и накрывая дерматиновым чехлом. – А если с девушкой играть, так вообще песня. Сыграете со мной после возвращенья, Алевтина Игнатьевна?

– Разумеется, – ответила женщина и с непонятным выражением лица покосилась на Суркиса. Тот всецело погрузился в важнейшее занятие: складывал пятак конвертиком.

Зашипела громкая связь.

– Не заснули там? – спросил Галеев. – Подъезжаем.

Городок выглядел так же, как лес – то есть абсолютно мирно и покойно. Трепетали флажки вокруг стадиона, по тротуарам прыгали воробьи, солнце отражалось в чистеньких окнах опрятных двухэтажных домов. Секунд тридцать параллельно танку бежала собака – тоже с виду вполне здоровая. Потом пёс куда-то отвернул, а бетонка упёрлась в металлические ворота. Ажурную, высокую арку над ними украшала надпись из полированной нержавейки: «Министерство среднего машиностроения СССР. СуОМЗ».

– Среднего машиностроения? – простодушно удивился Донских. – А какая связь между стёклами для телескопов и машиностроением?

Ему никто не ответил.

Лагунов натянул противогаз и полез наружу – отпирать ворота. Небо стремительно затягивали тучи. Кажется, вдалеке громыхнул гром. «Дождь, это хорошо, – подумал Дмитрий, шагая к воротам. – Смоет всю гадость, дышать можно будет». Потом спохватился. Смытая гадость обязательно попадет в речку. Как её, Сылва, что ли? А дальше – в Чусовую. Вот зараза!

Из танка выбрался Суркис.

– Без меня не справишься! – прокричал он.

Голос из-под маски звучал глухо и чуточку зловеще. Снова громыхнуло, уже значительно ближе.

– Гроза нам не помешает? – озаботился Лагунов.

– Нет. Зеркало прекрасно упаковано. Сейчас сам увидишь.

Он будто ртутный шарик прокатился мимо полковника, подскочил к воротам, что-то там нажал, что-то повернул. Потом так же шустро подбежал к будке охранника, отпер дверь извлеченным из недр ОЗК ключом и скрылся внутри. Вскоре ворота вздрогнули и начали распахиваться наружу.

Открылся просторный заводской двор, вымощенный шестиугольными чугунными плитами, с виду очень старыми. Может быть, еще дореволюционными. Посреди двора, как памятник поспешной эвакуации, стояла ручная транспортная тележка, доверху загруженная коробками со школьными микроскопами. Несколько коробок свалилось, но ни одна не порвалась. Сразу за двором возвышался открытый ангар. В ангаре виднелась приземистая восьмиосная платформа, на ней стоял огромный квадратный контейнер. На каждой стороне контейнера располагалось по два столба гидравлических подъемников. Судя по толщине труб, крышка имела колоссальный вес.

– Крышка довольно лёгкая, изготовлена из вспененного алюминия, – опроверг