Доктора вызывали?, или Трудовые будни попаданки - Марей Соня

– Хозяева! Есть кто дома?

И осеклась, потому что в углу на полу заметила ребенка, на вид ему было месяцев семь-восемь. Совершенно один, с перемазанным кашей лицом, он сидел и горько рыдал.

Плач был единственным звуком, что нарушал тишину. Где же родители? Родственники?

Присев возле малыша на корточки, я осторожно взяла его на руки.

Несколько секунд ребенок удивленно смотрел на меня круглыми голубыми глазами, а потом зашелся в таком крике, что у меня завибрировали барабанные перепонки. Иногда, осматривая чужих детей, я недоумевала, как такое маленькое тельце может воспроизводить настолько громкие звуки?

Помню, на лекции нам рассказывали, что для взрослого человека детский плач является самым раздражающим звуком. Так задумано природой для выживания с древнейших времен, чтобы привлекать к себе внимание, и малыша можно было найти, даже если он затерялся в густых джунглях. Подозреваю, что маленькие доисторические человечки своими воплями могли распугать и стаю саблезубых тигров.

Я бормотала успокаивающие слова, покачивая ребенка – это оказался мальчик. Но он впал в истерику и успокаиваться не желал. Лик с беспомощным видом топтался рядом, потом не выдержал и выскочил на улицу.

– Ну-ну, тише, мой хороший. Что же ты так кричишь? Может, у тебя что-то болит? Или…

Я почувствовала явственный запашок детской неожиданности. Если лицо, руки и одежда были перемазаны кашей, то штаны – полны сюрпризов. И как такого маленького и беспомощного оставили одного?

Одной рукой прижимая к себе мальчугана, я стала искать воду для подмывания и сменные пеленки, но в зоне досягаемости ничего не было. Домишко оказался бедным и маленьким, дощатый пол – грязным и холодным. Так и заболеть недолго.

Со стороны улицы послышались голоса. Может, это вернулись родители? Но в дом снова зашел Лик, а следом ковыляла, опираясь на клюку, древняя старушка. Взобравшись на крыльцо, она спросила:

– Чего такое? Чего еще случилось? Ты откуда взялась тут?

– Меня зовут Аннис. Я проходила мимо и услышала детский плач, решила проверить. А где же родители малыша?

Бабулька посмотрела на меня, как на дурочку.

– Так Лина в поле ушла еще утром, а отца нет, помер. Кто же с ним сутками нянчиться будет? Всем работать надо.

– У вас принято оставлять детей одних?

– А что с ним станется? – спокойно спросила бабуля. – Я раз в день зайду, проверю, кашки положу, пеленку сменю. Не могу все время приглядывать, у меня трое таких. Соседки присмотреть просят, а мне, старой, куда деваться? Детки постарше родителям помогают, а родня не у всех есть. Что могу, то и делаю, – заключила она и тяжело опустилась на колченогий табурет у печки.

Пока несчастный малыш не оглушил нас своими криками, я взялась за дело: спросила у бабули, где раздобыть теплой воды и пеленки, нагрузила Лика, даже Уголька заставила сидеть рядом с ребенком и отвлекать его. Мальчик тут же забыл о слезах и попытался поймать кота за хвост.

– Ты откуда, сердобольная?

– Я, бабуль, не местная. Держу путь в столицу, как раз через вашу деревню идем. А как у вас, в Подлесной, живется? Что за народ?

Я болтала с бабушкой, пока меняла грязную одежду, Лик в это время сбегал к ней домой и принес котелок с еще теплой водой.

– Народ у нас хороший, только деревня мельчает, – сказала она с тоской. – Молодые кто в город стремится на заработки, кто спивается, кто пашет день и ночь на лесопилке. Сама же видишь – даже за мелкотой некому присмотреть, только старики и остались.

– Ну ничего, главное, чтобы жили дружно.

Малыш был не в восторге от водных процедур, но рыдать перестал. Да и Уголек исполнял поручение на совесть, давал себя погладить, тряс пушистым хвостом. Переодевая мальчугана, я успела осмотреть его и не заметила никаких нарушений в развитии. Он был активен, в меру упитан, кожа чистая, без высыпаний, светлые волосы вились колечками.

– Было бы здорово, если бы кто-то организовал детский сад. Например, общее место, где жители могут оставлять своих малолетних детей, а там бы за ними присматривали.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Бабуля хохотнула. Она, заметно повеселев, наблюдала за мной с любопытством.

– Мы всю жизнь так жили, и ничего. Помню, была совсем маленькой, так на мне висели трое братьев. Я за ними ходила, пока родители работали. И дом прибрать успевала, и обед сварганить. Не то, что сейчас, – она махнула рукой. – Разбаловались. Слабенькие люди стали, это раньше – ух, кремень!

Я улыбнулась. Ох уж эта фразочка: «Мы так делали, и ничего». Вообще, в нашем мире было точно так же, помню рассказы бабушки о детстве. Они жили в деревне, где работы всегда было невпроворот.

– А почему вы всех не соберете у себя в доме? Так же проще, чем бегать туда-сюда.

– Ой, они же мне все разнесут! И крики эти целый день слушать, я бабка уже старая, мне больше лежать охота.

Малыш успокоился окончательно. Чистый и повеселевший, он вцепился мне в волосы, желая проверить, хорошо ли они крепятся к черепу.

– Вы так спокойно ко мне отнеслись, – заметила я. – А если я дурное задумала? Или вообще воровка какая?

– Помилуйте боги! Что у нас воровать-то? – бабушка снова прыснула. – Да и ты на разбойницу не похожа, к тому же с ребенком. Твой сынок?

– Младший брат, – ответила я. Наверное, зрение ее подводит, я никак не могу выглядеть матерью Лика, слишком молода. – Слушайте, бабуль, давайте, раз мы все равно тут, зайдем к остальным детям? Я помогу вам, пока родители не вернулись с работ, мне не трудно.

Эта женщина была кладезем информации, я хотела узнать, как вообще тут обстоят дела с лекарями и травницами. Не планировала задерживаться надолго, но что-то так жалко стало и ее, и этих детей. У нас в университете был очень старый дедушка преподаватель, который рассказывал о своей работе детским врачом в деревнях. Везде царила разруха, шла середина прошлого века, тогда народу тоже не хватало, особенно мужчин. Он чуть ли не со слезами на глазах рассказывал о детях, которых матери были вынуждены оставлять дома одних, уходя на работу. Иногда совсем крошечных, привязывая их за ножку к кровати, чтобы далеко не уползали.

Он слал письма и жалобы в райисполком, требуя открытия яслей и садов, пока не добился своего. И, наконец, начальники партии сдались! Это была победа одинокого врача, потому что начальники не видели в этом проблемы. Интересно, возможно ли такое здесь?

Бабуля была рада моему энтузиазму, шустро ковыляла к следующему дому, где точно так же сидели двое одиноких малышей. Я несла на руках ребенка, его звали Малок. Он сонно моргал и тер глазенки.

– Давайте я помогу вам их накормить? Можно сварить овощное пюре и кашу.

– Ой, милая, было бы хорошо. А то я уже забегалась. Народ у нас благодарный, гостинцев с собой дадим, а может, кто-то сможет вас подвезти до ближайшего городка. Завтра мужики на ярмарку собираются.

Только завтра? Это придется ночь переждать. Но с другой стороны – путешествовать с компанией не так опасно, как вдвоем с Ликом. А если на телеге, то и ноги сбивать не придется. По времени даже экономней выйдет.

В следующем доме мелкие разбойники полутора и двух с половиной лет устроили настоящий погром. Стоящую на полу тарелку каши они вымазали на себя, на стену и на собаку. Высыпали муку, каким-то образом стянули яйца и пытались, наверное, приготовить омлет. Причем деревянные игрушки лежали в уголке аккуратной кучкой, даже не тронутые.

– А почему это я должен мыть попы? – искренне возмутился Лик.

Я передала засыпающего Малока бабушке, а сама принялась ловить шустрых братьев.

– Ты обещал помогать мне, помнишь? И вообще, все мы через это проходили, ты сам когда-то пачкал пеленки.

Парнишка залился краской и буркнул:

– Ладно, только не ругайся.

– Я и не ругалась. Почему ты так говоришь? Тебя часто ругали?

Наверное, так и есть. В этом мире и в этом времени с детьми не церемонятся так, как в нашем. Жизнь и условия совсем другие – намного жестче, безжалостней. Когда на кону стоит выживание, сюси-пуси отходят на второй план.