Ожившие легенды - Леонид Горянов

Михаил слушал и впитывал в себя эти слова. И мечтал.

И часами наблюдал за тем, как играют взрослые. А потом старался повторить все во время мальчишеских игр.

Однажды увидел его на лужайке Василий Павлович. Дома подозвал и сказал:

– Азарту много. Но нескладен ты, Миша. Ни силенки нет, ни ловкости. Хочешь стать хорошим футболистом – бегай, занимайся гимнастикой, возьми в руки гантели.

Послушался этого совета. С увлечением стал пробовать свои силы в легкой и тяжелой атлетике, на турнике, прыгал через коня, даже взял несколько уроков фехтования. И еще: подобрал себе четверку верных товарищей и стал этой командой выступать регулярно против мальчишек, вдвое и втрое превышающих по численности его, бутусовскую, дружину. Теперь, чтобы прорваться к импровизированным воротам и забить гол, нужно было обязательно обвести не одного-двух, а минимум пять-шесть юрких, настырных соперников. Ясно, тут уж приходилось действовать и правой, и левой, и выдумывать самые разнообразные финты… Одним словом, именно эти забавы на лесных полянах больше чем что-либо способствовали небывалому росту его мастерства, воспитанию его игровой индивидуальности.

Весной 1914 года Михаилу поручили в «Унитасе» отвезти футболки клуба в город: на стадион, что по Лифляндской улице. Там четвертая команда выступала в официальном матче на первенство города против «Нарвы». Пришло время выходить на поле, а в команде унитасовцев не хватало одного человека.

– Ну-ка, одевайся, мальчуган! – сказал Михаилу капитан. – Будешь хоть под ногами у них путаться.

Самого маленького из Бутусовых поставили на место правого полусреднего, и он забил в этом поединке решающий гол; принесший «Унитасу» победу со счетом 2:1. С этого момента и берет отсчет его футбольная биография. Он переходил из команды в команду и с места на место, побывав защитником, хавом и даже вратарем. Но вот наконец он прочно и навсегда определился как форвард и в 1917 году впервые был введен в состав знаменитой первой команды «Унитаса» и занял свое место в линии атаки рядом с Василием, которого обожал и считал кумиром. Однако через две игры произошло вновь перемещение – Мишу поставили играть центральным полузащитником. Но и с этого места он продолжал неудержимо забивать голы.

– Это же прирожденный форвард, – заговорили о нем в городе.

В 1918 году он уже введен во вторую сборную Петрограда, а на следующий сезон едет в составе первой в Москву, и на поле ЗКС сражается против сборной команды Белокаменной, в которой выступали игроки, от одного упоминания имени которых у него всегда сдавливало дыхание: Канунников, Исаков, Селин… Петроград побеждает, и второй гол в ворота соперников блестящим ударом проводит Михаил Бутусов.

Так пришло к нему признание. Пошли будни, игры за петроградский «Пищевик», за сборную города, в которых мужало и крепло его мастерство, расцветал и шлифовался его колоссальный природный талант. А подлинная, большая и заслуженная слава пришла через четыре года – во время поездки сборной РСФСР в Скандинавию. Об этой поездке Михаил Павлович рассказывал мне с особым чувством, и этот его рассказ, записанный почти со стенографической точностью, я хочу воспроизвести сейчас.

… – 1923 год. Петроград. На перроне Финляндского вокзала толпа: провожают в дальний путь, за границу, сборную Советской России по футболу. Предстоящее путешествие волнует и отъезжающих, и тех, кто остается: ведь ничего подобного еще не было в истории молодого советского спорта.

Вместе с командой, – вспоминал Михаил Павлович, – отправлялся и я. Провожать меня пришла почти вся семья и, конечно, мой учитель и наставник в футболе – брат Василий, которого одиннадцатью годами раньше, в 1912-м, я провожал в столицу Швеции на Олимпийские игры, куда он ехал как капитан сборной России. Теперь мы поменялись ролями.

– Хлебнули мы позора в этом Стокгольме, – говорил на прощанье Василий. – Не дай бог вам такое испытать.

О позоре, выпавшем на долю русской команды летом 1912 года, знала вся Европа.

Во всяком случае, помню хорошо, как на пограничной станции финский офицер, просматривая наши документы, спросил с презрительной улыбкой:

– Неужели у вас есть свои футболисты?

– А почему бы им не быть? – спросил кто-то из наших.

– Да вы и при царе-батюшке играть-то не умели. А уж теперь… – и он махнул рукой, не найдя слов, чтобы достаточно выразительно пояснить, что он думает о нынешней русской команде.

Можно было не вспоминать этого служаку, если бы он был одинок. Увы, так считали многие. И этому, право, не стоит удивляться. Шел всего лишь шестой год Советской власти. Страна была окружена кольцом врагов. Повсюду были страшные следы войны, разрухи, голода. Буржуазные газеты предсказывали крах со дня на день. И вдруг Советы посылают в страны высокоразвитого спорта свою футбольную команду. Запад воспринял это как дерзость. Как нечто совершенно неслыханное.

В шведской столице наряду с проявлением дружбы и симпатии, которые выражал нам трудовой народ, увидели мы истинное лицо хваленой буржуазной демократии. В витринах роскошных магазинов появились портреты, на которых мы были изображены… людоедами. Над портретами пестрели надписи: «Не пускайте их в цивилизованный мир», «Бойкотируйте встречи с большевиками». Многие газеты надрывались, требуя во что бы то ни стало отменить матч со сборной России.

– Не стоит обращать внимания на всю эту свистопляску, – сказал нам один из сотрудников посольства. – Вы должны отлично понимать, что встретите здесь немало врагов. Вы ведь не просто спортсмены. Вы солдаты, приехавшие сюда воевать за Советскую власть. За ее признание. За ее честь, за ее авторитет!

Эти слова врезались в память на всю жизнь. Каждый раз, выходя на международные встречи, я вспоминал их.

Ну, а что касается игры, то она все-таки состоялась. И не где-нибудь, а на Королевском стадионе. На том самом, где так неудачно дебютировали наши старшие товарищи в двенадцатом году.

Видно, желая нас сразу «поставить на место», проучить как следует, отцы города приказали выставить против русских сборную Стокгольма, составленную из лучших игроков. Для того чтобы устрашить нас, газеты печатали материалы, в которых нам предсказывали полный разгром.

И вот настал день состязания. Выбегаем из раздевалки навстречу солнцу, ослепительно голубому небу и яркой зелени поля. Трибуны гудят: пятнадцать тысяч зрителей собрались на стадион. Для того времени это была внушительная цифра.

Мы начали состязание с огромным желанием выиграть, но уже на пятой минуте, после прорыва шведов, мяч влетает в наши ворота. Потом еще и еще: 3:О! В ложах, где сидели буржуа, – откровенная радость. Оттуда доносился издевательский смех. Он просто бесил нас.

Призрак разгрома, похожий на олимпийский, уже витал над нами. Угрюмо, точно после нерадостной, тяжелой работы, возвращались мы к центру. И вдруг один из наших, уже не помню кто, крикнул:

– Да что же мы делаем, братцы?

Это простое, чисто русское «братцы» сразу отрезвило нас. Каждый вдруг подумал: а ведь верно, дальше отступать нельзя. Нужно было добиться перелома в игре.

Наш капитан, неутомимый Павел Батырев, – полузащитник, лучше которого мне лично не доводилось за свою жизнь видеть, – выручил нас в эту труднейшую минуту. Когда мы получили право на штрафной удар, он сильно и точно послал мяч в угол шведских ворот. Гол! Но, увы, соперники до перерыва забили нам четвертый мяч.

Перерыв. Вошли в раздевалку усталые, и в ней сразу воцарилась угнетающая тишина. Тренера тогда у сборной никакого не было, указать на ошибки некому. Мы бросали недоуменные взгляды друг на друга, на московских товарищей, удивляясь, почему играем хуже, чем у себя дома.

Принесли к нам в раздевалку чай с лимоном. Теперь это делается на каждом матче чемпионата страны, а тогда нам показалось это удивительной роскошью. Пить хотелось ужасно. Но я ждал, пока кто-нибудь первым возьмет стакан. Да так и не дождался.

Быстро пролетело время отдыха. Уже у самого выхода обнял меня наш защитник, мой друг и земляк Гостев, и шепнул:

– Миша, попробуй-ка издалека по воротам стрельнуть. Может быть, не выдержит твоих ударов шведский вратарь, а?

Я согласно кивнул. А вскоре опять пошла игра, и вот уже москвич, настоящий виртуоз футбола Павел Канунников, выйдя на удобную позицию, получил мяч и прекрасным ударом забил второй гол. 2:4. Стало чуть полегче.

Прошло еще несколько минут. В какой-то момент, начиная атаку, я вдруг оказался свободным: в непосредственной близости не было ни одного соперника. А до ворот – метров тридцать. Нередко уже за свою жизнь поражал я цели с таких расстояний. Но то было у себя дома, на Родине, а тут – чужой город, чужая страна. И все-таки дай, думаю, попробую. Рванулся, набирая скорость, и ударил. Мяч ворвался в самый верхний угол ворот. Шведский вратарь даже не шелохнулся.