Волчий лог - Валерий Голев

В воскресенье 22 июня 1941 года в 12 часов 13 минут на Вознесенской площади города Раненбурга из репродуктора прозвучала прямая трансляция речи члена правительства, Народного комиссара иностранных дел Молотова Вячеслава Михайловича о нападении фашистской Германии на СССР, и уже потом из всех динамиков страны в течение всего дня её многократно повторял, зачитывая громовым голосом, диктор Юрий Левитан.

Нарядно одетые люди по случаю воскресенья и праздника Всех святых, в земле российской просиявших, внимательно выслушав срочное правительственное сообщение, молча разошлись. К вечеру на площади стали собираться военнообязанные и добровольцы. Здесь-то… пока определяли кого куда, Дохлый с Кривым и сговорились бежать.

Пока шли вдоль лога – молчали, когда впереди стали прорисовываться подсвеченные лунным светом строения колхозной базы, Дохлый прошептал:

– Курить охота.

– Курить, курить, – передразнивая, повторил Кривой. – Мне бабу охота, мочи нет. В баньку б зараз с жинкой, ух… я б её и попарил, да и провоняли мы в энтой норе, как волки, псиной небось за версту несёт.

– Не жрём ни хрена, с чего тебя на баб тянет, – удивился Дохлый. – К жене пойдешь парить, а там тебя НКВД-шники поджидают. Ух… они тебя и пропарят, лучше, чем жена, – продолжил он и захохотал.

– Тихо ты, чего ржёшь как мерин.

– А кто тут услышит? – захлёбываясь от смеха, спросил Дохлый.

– Забыл, надысь двух малых у лога видали.

– Так это днём, ночью они в лог не сунутся, – успокоившись, ответил тот и сунул сверкнувший в лунном свете потёртым воронением кулацкий обрез за ремень брюк. – Потом, одного я точно знаю, это сын Анны, солдатки, та, что рядом с дедом Тишуней живёт. Второй тоже на том конце деревни. Они с Кузьмичом поле у лога перепахивают. Баба твоя точно пожрать принесёт или опять сами будем рыскать?

– Должна принесть, – ответил Кривой.

– Опять в старой бане?

– Да.

– Надо сменить место. Какой раз туда шныряем.

– В воскресенье встречусь со своими, договоримся о новом схроне. Светиться нам нельзя, а то облаву устроят.

– Может, продмаг грабанём? Люди гутарили, туда водку завезли, муку, консервы какие-то, – предложил Дохлый.

– Нет. Вот что, давай к Ларионычу зайдём, с ним и посоветуемся. Он мужик тёртый, отсидел. Может, что и подскажет, как нам дальше быть, – рассудил Кривой.

– Не выдаст?

– Нет. Он с советской властью теперь до смерти на ножах.

Дом Ларионычей был на краю деревни сразу за ямой у дороги от большака. В деревне их так и дразнили – Ларионычи – и самого, и жену, и детей. Большой двор, изба с мазанкой под железной крышей, сараи для скотины и другие строения – крыты шифером. Ларионычи и до гражданской держали много скотины. Всегда у них было по две коровы, пара тёлок, пяток-другой поросят, с три десятка овец, индюшки, куры, гуси, утки, две-три собаки. Старший Ларионыч в 19-ом году, после того как их раскулачили, примкнул к антоновцам, состоял в самой крупной банде в округе. Заправлял тогда этой бандой отец Кривого. Банда занималась грабежами, погромами, уничтожали колхозное добро, угоняли скот, жгли сельсоветы и избы партийных, убивали, вешали активистов. Летом 1921 года силами 17-ой Кавалерийской дивизии под командованием Григория Ивановича Котовского банду взяли, самых отъявленных, у кого руки по локоть в крови, вместе с главарём расстреляли здесь же у лога. Ларионычу тогда дали пятнадцать лет. До лета 1929 года валил лес под Архангельском, затем был переведён в состав Ухтинской экспедиции Управления северных лагерей особого назначения – УСЕВЛОНа ОГПУ.

Утром 8 июля 1929 года к причалу архангельского порта, оцеплённому вооружённой охраной, пришвартовался пароход «Глеб Бокий». Тот самый пароход, на котором 20 июня 1929 года привозили на Соловки писателя Максима Горького и где четырнадцатилетний мальчишка, заключённый детколонии, оставшись с писателем наедине, рассказал Горькому всю правду о Соловках. Из комнаты, где около двух часов писатель слушал заключённого мальчишку, Максим Горький вышел, вытирая слёзы платком. Ягода Генрих Григорьевич, заместитель председателя ОГПУ, сопровождавший писателя в той помпезной поездке, был в бешенстве, багровея от злости и брызгая слюной, полчаса орал в конторе управления на Эйхманса, начальника Соловецкого лагеря, Дегтярёва, начальника охраны, и на Успенского, начальника культурно-воспитательной части. Мальчишку расстреляли на следующий день после того, как ушёл на большую землю пароход «Глеб Бокий».

На борту парохода находилось буровое оборудование, всевозможное снаряжение и сто двадцать семь пассажиров; заключённые – политические, уголовники, «бытовики», раскулаченные, священнослужители, ссыльные и охранники с вольнонаёмными, прибывшие через Белое море из Кеми, что на Соловках. Здесь же, на причале, команду заключённых Соловецкого лагеря особого назначения – СЛОНа – пополнили архангельскими «лесорубами», Ларионыч оказался в их числе, и сразу же началась перегрузка на пароход «Умба». Вечером этого же дня пароход «Умба» с оборудованием, продовольствием, заключёнными, конвоирами и вольнонаёмными, загруженный выше ватерлинии, отчалил и пошёл из Архангельска морем к устью Печоры. Это и была никому не известная Ухтинская экспедиция УСЕВЛОНа ОГПУ – начало грандиозного по тем временам освоения Печорского бассейна Западной Сибири.

Без штормов обогнули мыс Канин Нос, с юга обошли остров Колгуев, прошли с севера сквозь острова Гуляевские Кошки и на четвёртые сутки вошли в Печорскую губу. Ещё полдня пыхтели по Печоре до населённого пункта Белощелье – впоследствии рабочий посёлок Нарьян-Мар. Дальше… опять перегрузка, и уже на двух деревянных баржах, которые буксировал пароход «Советская Республика», шли вверх по Печоре до села Щельяюр. Там три дня отдыхали, искали проводников, лодки. Ловили рыбу, собирали грибы, ягоды, продуктов не хватало, голодали, рекой и тайгой кормились. Некоторые на этом этапе ещё пытались бежать, но куда?.. Кругом тайга. Несколько заключённых застрелили при попытке к бегству, а каких ловили и тех, что после скитаний по тайге возвращались сами, сажали в карцер, устроенный в трюме на барже. Да и местные – зыряне – сразу сдавали беглецов властям. Как при царе сдавали каторжных, так и при советской власти сдавали заключённых, им ведь всё равно какая власть – власть и всё, лишь бы эта власть не мешала им охотиться и ловить рыбу – не мешала им жить.

Затем в селе Ижма перегрузили семьдесят пять тонн оборудования на деревянные лодки, обмененные на топоры, гвозди у местных ижемцев, и на пятнадцати шнягах – узкие, длинные лодки с низкой осадкой – волоком, как бурлаки, на лямках месяц тащились вверх по рекам Ижме и Ухте до небольшого ручья Чибью. 21 августа 1929 года на бывших нефтяных промыслах экспедиция начала строительство посёлка. Посёлок так и назвали – Чибью, впоследствии рабочий посёлок Ухта. Ларионычу повезло, он не попал в команду, которая занималась водным промыслом. Там, на открытом в 1912 году нефтяном месторождении «Северного Нефтяного Товарищества по вере А. Г. Ганзберг, А. П. Корнилов и Ко», после революции 1917 года национализированном советской властью, на скважине №1 «Казённая» и №3 «Ярега» надо было добывать радиевый концентрат из минерализованных вод. Больше двух-трёх лет при работе с конечным продуктом – твёрдыми солями, содержащими миллиграммы радия, – никто не протягивал, мёрли как мухи. Хотя сами заключённые называли промысел курортной зоной, работали там по шесть часов, кормили лучше, давали молоко, как лекарство от лучевой болезни – сырую говяжью печень. Со складов первичных радиохимических заводов большие, всегда тёплые, даже зимой, от выделяющегося излучения дубовые бочки, наполненные радиевой солью, испускающей в темноте склада жуткое бледно-голубоватое свечение, перевозили на ЗПРК – Завод переработки радиевых концентратов, который находился в самом посёлке Водный. Там соль перерабатывалась, обогащалась, полученные кристаллы бромида радия RaBr2 запаивали в стеклянные пронумерованные ампулы и под охраной отправляли в Москву на Завод редких элементов главцветмета. Годовой выпуск радия с водного промысла УСЕВЛОНа ОГПУ составлял 15,5—17,5 граммов радия. В этом 1941 году завод произвёл руками заключённых рекордные 21 грамм 541 миллиграмм радия. Производство радия во время войны не прекращалось ни на один день.

Создавался завод при непосредственном участии и руководстве заключённых ГУЛАГа: заведующего химлабораторией Гинзбурга Ильи Исааковича, осуждённого по статье 58 часть 7 на десять лет, впоследствии освобождённого и оставшегося на вольном поселении в посёлке Водный; главного технолога радиевого промысла Торопова Федора Алексеевича, осуждённого по статье 58 части 8, 10 на десять лет, умер от рака, не отбыв срок; начальника промысла №2 Хомякова Дмитрия Григорьевича, осужденного по статье 58, в 1932 году его освободили и оставили на вольном поселении; химика-технолога Башилова Ивана Яковлевича, создателя всех радиевых производств в советской стране, не имеющих аналогов в мире, арестованного в 1938 году и осуждённого на пять лет, отбывать которые пришлось на созданном им же радиевом производстве в Ухте. Это по его указаниям и чертежам при налаживании водного промысла Ларионыч вместе с другими зэками делал многокилометровые деревянные водотоки трубы – желоба, по которым перекачивалась радиоактивная вода от скважин на первичные заводы.