Цикл оборотня - Стивен Кинг

— Ну нет! — с мрачным видом повторяет Ниари.

— Показаниям мальчика доверять нельзя.

Презрительное отношение констебля к показаниям, взятым у Марти Кослоу в доме его дяди и тети в Стоу, штат Вермонт, способствовало тому, что он пропустил в них один важный пункт: «Четыре петарды разом взорвались прямо у его лица — если это можно назвать лицом — и, возможно, выбили ему глаз. Его левый глаз».

Однако если бы констебль Ниари даже обдумал эту фразу — чего он не сделал, — то его реакция скорее всего была бы еще более пренебрежительной. Дело в том, что жарким августом 1984 года только один человек в городе носил на глазу повязку. И представить себе, что именно он убийца, было совершенно невозможно. Ниари более охотно допустил бы, что убийцей является его собственная мать, чем поверил бы в такое.

— Единственное, что может сдвинуть дело с мертвой точки, — говорит констебль Ниари, указывая пальцем в сторону тех четырех или пяти человек, которые в это субботнее утро ждут своей очереди на стрижку, — это хорошая работа полиции. И я возьмусь за эту работу. Тех важных типов из полиции штата перекосит от зависти, когда я приведу к ним этого парня. — Лицо Ниари принимает мечтательное выражение. — Да, — продолжает он, — это может быть кто угодно. Кассир в банке… работник заправки… просто парень, с которым вы пьете пиво в баре. Но хорошая работа полиции решит эту проблему. Помяните мои слова!

Однако уже этой ночью хорошая полицейская работа констебля Лэндера Ниари подходит к концу, когда освещенная луной волосатая рука проникает в открытое окно его «доджа», стоящего на перекрестке двух пыльных дорог к западу от Таркерз-Миллз. Слышится низкое ворчание, и чувствуется чудовищный запах — как будто рядом клетка льва.

Констебль поворачивает голову и глядит в устремленный на него единственный зеленый глаз. Еще он видит черный нос и покрытую шерстью морду. А когда пасть оскаливается, видит также и зубы. Зверь, словно играя, проводит когтями по лицу полицейского, и его правая щека сразу повисает, словно лоскут, обнажая зубы. Кровь брызжет фонтаном.

Ниари чувствует, как она теплой волной стекает по плечу его рубашки. Он кричит. Над Зверем констебль видит луну, изливающую на землю серебристый свет.

Ниари начисто забыл про пистолеты тридцатого и сорок пятого калибра, висящие у него на поясе. Он не думает о том, насколько все это логично с точки зрения психологии. Он позабыл о хорошей полицейской работе. Вместо этого его сознание сосредотачивается на том, что сегодня утром в парикмахерской сказал Кенни Франклин: Может быть, он так маскируется. Знаете, типа маски и все такое.

Поэтому, когда оборотень хватает Ниари за горло, тот пытается уцепиться за его лицо и тянет за грубую шерсть — в безумной надежде снять со Зверя маску. Констеблю кажется, будто вот-вот раздастся треск лопнувшей пластмассы — и он увидит убийцу.

Но ничего подобного не происходит — Зверь издает вопль боли и ярости. Он ударяет констебля когтистой рукой — да, это действительно рука, хотя и деформированная, мальчик был прав — и разрывает ему горло. Кровь хлещет на лобовое стекло и приборную доску, она капает на бутылку пива, которую Ниари поставил между ног.

Другой рукой оборотень хватает констебля за только что подстриженные волосы и рывком наполовину вытаскивает его из кабины. Зверь издает победный рык и опускает лицо к шее Ниари. Он насыщается кровью, в то время как из опрокинутой бутылки льется пиво и, пенясь, растекается по полу возле педалей.

Открывается широкое поле для психологических изысканий.

Открывается масса возможностей для хорошей работы полиции.

СЕНТЯБРЬ

Месяц подходит к концу, и приближается полнолуние, испуганные обитатели Таркерз-Миллз ждут, когда кончится жара. Но жара все не спадает. Где-то там, в большом мире, одно за другим заканчиваются соревнования по бейсболу, начинается футбольный сезон; как сообщает старый добрый Виллард Скотт, в канадских Скалистых горах 21 сентября выпал снег, толщина его слоя — около фута. Но в Таркерз-Миллз лето никак не закончится. Днем температура не опускается ниже восьмидесяти градусов: дети, вернувшиеся в школу три недели назад, нисколько этому не рады. Им совсем не нравится сидеть в душных классах, изнемогая от жары, когда стрелки часов, кажется, вообще замерли на месте. Без всякой причины мужья злобно ругаются с женами, а на заправочной станции О'Нила, находящейся за городом, у въезда на главную магистраль, даже разгорелся скандал. Заезжий турист произнес что-то дерзкое по поводу цены топлива, вот Паки О'Нил и треснул его форсункой по голове, туристу, оказавшемуся жителем Нью-Джерси, пришлось наложить четыре шва на верхнюю губу. Уезжая, он вполголоса что-то злобно бормотал насчет судебного иска и возмещения ущерба.

— Не знаю, чего он там скулил. — вечером того же дня мрачно говорит Паки, сидя в пабе. — Я же его только вполсилы стукнул! Если бы я стукнул его со всей силы, то вообще из него дух бы выбил. Верно?

— Ну конечно! — поспешно говорит Билли Робертсон, потому что у Паки такой вид, будто он ударит со всей силы его. Билли, если он вздумает не согласиться. — Может, еще пива. Пак?

— Да, самого лучшего! — говорит Паки.

* * *

Милт Штурмфуллер отправил свою жену в больницу из-за кусочка яйца, которое осталось на тарелке после посудомоечной машины. Бросив всего один взгляд на высохшее желтое пятно на тарелке, на которой ему собирались подавать завтрак, Милт отвешивает жене хорошую оплеуху. Как сказал бы Паки О'Нил, Штурмфуллер стукнул ее со всей силы.

— Подлая похотливая сука! — сказал он, стоя над Донной Ли, распростертой на полу кухни. Нос ее оказался сломанным и кровоточил. Затылок женщины тоже был весь в крови. — Моя мать имела привычку мыть тарелки дочиста, хотя у нее не было посудомоечной машины. А ты вот что делаешь?

Позднее Милт скажет врачу отделения «Скорой помощи» в больнице Портленда, что Донна Ли упала с лестницы. Донна Ли, вконец запуганная за годы супружеской жизни, это подтвердит. Около семи часов вечера, перед полнолунием, поднимается ветер — первый холодный ветер за этот затянувшийся летний сезон. Он приносит с севера облака, и некоторое время луна играет с ними в пятнашки, то скрываясь, то выглядывая из-за туч и окрашивая их края в серебристый цвет. Потом облака становятся плотнее и луна исчезает… но она по-прежнему здесь; морские волны в двадцати милях от Таркерз-Миллз чувствуют ее притяжение, так же как и Зверь, который находится гораздо ближе.

Около двух часов ночи в загоне Элмера Циммермана, живущего на Вест-Стэйдж-роуд, что в двенадцати милях от города, раздается пронзительный визг. В одних пижамных брюках и шлепанцах Элмер отправляется за ружьем. Его жена, которая в 1947 году, когда Циммерман на ней женился, была почти красивой, в слезах умоляет его остаться с ней и не выходить во двор. Элмер отстраняет ее и достает ружье. Его свиньи уже не просто визжат — они пронзительно кричат. Должно быть, примерно так кричат очень молодые девушки, на которых ночью набрасывается маньяк. Он пойдет, и ничто его не остановит, говорит Элмер… и, протянув руку к дверному засову, застывает в неподвижности, услышав победный вой. Это воет волк, но его голос так похож на человеческий, что хозяин дома оставляет заднюю дверь закрытой и позволяет Алисе Циммерман увести себя в гостиную. Он обнимает жену за плечи, они садятся на диван и молча сидят там, как испуганные дети.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});